Маэстро, R, оридж, мини

[silverstyle]

Название: Маэстро
Автор: Maxim
Бета: ~Little Fox~
Жанр: романс, ангст и немного флаффа
Рейтинг: R
Саммари: когда-то, давным-давно Ирис дала мне картинку, по которой хотела что-нибудь. Я честно написал полстраницы и завис. Отвис таки, и вот она:

Посвящение: Замечательный друг, автор, соавтор и бета - все это ты, Ирис (  mart ). Счастья тебе

Маэстро

Я б других не замечал лиц,
Я бы твой боготворил дух,
Всех бы синих подарил птиц,
Жаль, что нет у вас таких двух.
© Ф. Киркоров

Иногда бывает легче простить, чем потерять. Так говорил он. И я ему верил. Держался за каждую нашу встречу, как утопающий за соломинку. Не спал ночами. Бежал к двери, стоило заслышать его шаги на лестнице. Я не ждал никогда, пока он поднимется, а несся вниз, навстречу. Мы встречались почти всегда посередине. Я обнимал его и утыкался носом в шею, вдыхая запах – коктейль из одеколона Whisky white, сигарет и весеннего дождя, под который он с завидной регулярностью попадал без зонтика. Он обнимал меня в ответ, крепко, почти отрывая от пола. И почти всегда под его ногтями была кровь. А свежесть дождя иногда перекрывалась копотью или очень характерным запахом спирта. Не алкоголя, нет, медицинского. Им очень удобно сводить пятна определенного рода.
Да, Маэстро многому научил меня. С ним был мой самый первый поцелуй, и мой самый первый выстрел был тоже для него. Ведь нужно защищать тех, кого любишь, правда? Тогда это казалось таким правильным, кристально-ясным. Тот, другой, был мразь и подонок, не как Маэстро. Он проник в наш дом, пытался нам навредить. И сто раз плевать, полицейским он был или агентом ФБР. Перед смертью все равны, как и перед браунингом Маэстро. Первым стрелял я, и мой выстрел попал в цель, отвлек. И это дало ему время…

- Нет, вы ничего не понимаете, мой Маэстро настоящий артист, виртуоз, гений, называйте, как хотите. И он делает мир чище и лучше, – выплевываю это прямо в лоснящуюся морду самодовольного типа в безликом костюме за триста баксов. Типичный агент Смит, оплот сволочной системы. Он, не торопясь, выдыхает сигаретный дым прямо мне в лицо. Потом, не спеша, размахивается и бьет. Не до крови, тыльной стороной руки. Но я-то знаю, что он мне верит. Только гений мог сбежать из оцепленного плотным кольцом полиции дома, да еще когда сверху подмигивает ярким светом прожектора воздушный патруль.
Я уже почти ослеп от светящей мне в лицо лампы. Достали. Неужели непонятно, что я ничего не знаю? А знал бы, не сказал. И они сейчас ставят на это.
- Ты еще совсем мальчик, сынок. Хочешь провести остаток дней в тюрьме?
Мне стоит огромного труда не рассмеяться. Мальчик? Это они как дети малые. Неужели думают, что у меня есть его новый адрес и номер телефона? А что, вариант, пускай поищут в мобильнике. Он там, где-то среди вещей, которые у меня отобрали. Я молчу. Мой агент Смит курит, тихо матерится и уходит. Потом возвращается, и все начинается заново, по кругу, как в дурном анекдоте.
Не добившись от меня и в этот раз ровным счетом ничего, меня снова пихают в камеру. Там нет света и довольно прохладно. Забираюсь на металлическую койку, подтягиваю колени к груди. Темнота – отдых для усталых глаз, тут они прогадали. В жизни ее не боялся.
Я не врал им. Никогда голос Маэстро не был для меня искажен расстоянием или помехами на линии. Он ни разу мне не звонил. Но иногда присылал открытки, когда отсутствовал долго.
Я не знал его настоящего имени, только то, которое дали ему почитатели. Я не знал про него ровным счетом ничего. Я страдал, да. Я же любил. Но одно знал точно: после ночи, наполненной смертью и азартом погони, он всегда возвращался ко мне. Взбудораженный, шальной, будто пьяный. Как бенгальский тигр, выпущенный на свободу из клетки. Он не тратил времени на слова, на горячий душ или переодевание. Зачем? Ведь когда я близко, одежда не нужна.
Его прикосновения обжигали, как огненные метки на коже. От поцелуев всегда хотелось увернуться, укрыться, как в самый первый раз, когда все казалось полным безумием. Его губы на моей коже. Его слова: «А кому вы несете эти цветы?», - тогда, на улице. Я нес их своей девушке, Мэри. Или Элли. Я не помню уже. Помню только, что на нем был светлый плащ, а белая рубашка была расстегнута на три пуговицы. И взгляд зеленый. А вот, как оказались в комнате мотеля, уже не помню.
Ощущение его губ на коже в первый раз… Прикосновения. Мне казалось, что его губы были повсюду. И боль, заглушенная игрой его умелых пальцев с моим телом. Это было похоже на абсентовый бред. Только тогда я еще не пробовал абсента.
И ярким оттиском отпечаталось в памяти сигаретное утро. Холод и дрожь. Кафельный пол тесной незнакомой мне душевой, чуть теплая вода. И моя первая в жизни сигарета. Я чувствовал себя грязным, но даже тогда не мог его ненавидеть. Черт, да я бы полжизни отдал, чтобы снова увидеть его шальные глаза, потемневшие…

Он никогда не называл свои ночные эскапады работой. Всегда выбирал в качестве мишени отъявленных мерзавцев. Обязательным условием являлась недоступность и сверхохраняемость объекта. Такое вот хобби, таблетка от скуки. Безбедную жизнь Маэстро обеспечил себе давно. Хотя…глядя на его аристократические замашки, тяжело поверить, что он когда-либо был беден.
- Не делай из меня Зорро, Джи. – Щелчок зажигалки, улыбка. Мне. Особенная, не для всех, почти по-мальчишески хрупкая. У Маэстро все волосы седые, но на лице ни единой морщинки, только шрам на щеке, который он прячет под завесой белоснежных прядей. Несчастная любовь – так он объяснил его в тот единственный раз, когда я решился спросить. Смешно, но я ревновал к человеку, который оставил ему шрам. Теперь, когда появилось время подумать, понимаю, что не зря. Лицо – это ведь очень личное. Такое может сделать только кто-то близкий. Тем более, с Маэстро, который не подпускает никого ближе, чем на выстрел из оптической винтовки. Он призрак, миф. Я очень долго не знал, что встречался с живой легендой. Но ведь не бывает вечных заблуждений. А жалко.
На следующий допрос меня вызывают только через два дня. Мой агент Смит меряет шагами комнату, лампу включать не торопится. И вообще как-то бледен. Бессонница? Или много выпил вчера? Я слежу за ним взглядом, получается как гимнастика для глаз: туда – сюда, туда – сюда. Он как маятник. Убеждаюсь, что что-то случилось. У меня холодеют руки, к горлу подступает комок. Догадка, как панический приступ страха, ослепляет на секунды. Нет, быть не может. Неправда.
- Его взяли на рассвете. Живым не вышло.
Я смеюсь ему в лицо, истерично. Он дает мне пощечину, потом наливает воды.
- Неправда. Вы врете.
- Может быть. Ты нужен нам, чтобы опознать.
Я мотаю головой. Неправда. Я повторяю это. Я кричу. Агент Смит пытается меня успокоить. Я разбиваю стакан. Осколки на столе, кровь на пальцах.
- Маэстро… - Я смеюсь. Мы танцевали на кухне и разбили бутылку шампанского. Вернее, я разбил, задел задницей, как медведь в посудной лавке. И порезал палец. Осколки на полу, хруст стекла под ногами. Но ему плевать, мы ведь танцуем, разве это повод останавливаться? Его губы, снимающие поцелуем рубиновые капли. И взгляд, темный, таящий в себе много чего. Маэстро любит кровь. И любит меня. Я это знаю.
- У парня нервный срыв. Вы не добьетесь от него ничего. – Белая палата, мягкая койка, добрый дядя-врач и недовольно-обеспокоенный агент Смит. Господи, как банально. Мне хочется смеяться, почему-то все время хочется смеяться. Интересно, чем они меня пичкают?
Проходят недели. Я ни на что не реагирую, демонстративно не иду на поправку. Мне осточертел этот фарс. Вся наша жизнь…

- Ты знаешь, мы давно не были в театре. – Как-то утром небрежно обронил Маэстро, кидая в мусорку очередную испорченную рубашку. Я уже успел привыкнуть к его манерам: красное сухое вино по утрам, крепкие сигареты. И всегда идеально-белая рубашка - немыслимое пижонство при его роде занятий.
- Пойдем, – просто ответил я, умолчав, что вместе мы в театре не были никогда.
И мы пошли на Шекспира. Отелло. Интересно, он нарочно сделал такой выбор? Тогда я не подумал об этом. Какие могли быть мысли, когда я находился в зоне действия одеколона Whisky white, когда его пальцы слегка касались моей руки, царапая кольцом-печаткой? Монограмма «М». Мой подарок в благодарность за то, что он остался, когда я все узнал. Или за то, что в живых после этого остался я, не знаю. Был ли он способен убить меня? Манящий своей запретностью вопрос, на который в душе совсем не хочется знать ответа. Не забуду взгляда Маэстро, когда он застал меня склонившимся над монитором его компьютера…
- Любопытство сгубило много кошек, Джи, ты знаешь? – Его руки тогда вовсе не были нежными. И было страшно. Не за жизнь, а потому что я боялся, что он исчезнет снова и уже больше никогда не придет.
Я любил гладить холодный металл, обводить букву «М». Маэстро. Шагая рядом с ним в нарядной толпе театралов, я знал, за что мой бог носит свое имя. И мне было весело. Кругом все такие нарядные, благопристойные, чинные. Скучные со своими бриллиантами и Gucci. Мы вроде и были, как они, но выделялись на их фоне. Я – в спешном темпе замаскированный под лебедя утенок, и он – истинный аристократ в толпе приодевшихся плебеев. Его нельзя было не заметить, он как магнитом притягивал восхищенные взгляды. Восхищенные, но слегка опасливые. Овцы издалека чувствуют приближение хищника. Эту фразу я тоже услышал от него.
Спектакль мне не понравился, хотя актеры были божественны в своей игре. Вернее, я понял, что не люблю Шекспира.
- Убийство из-за слепой ревности – это так глупо и жалко.
- Ты думаешь? – мы шли по темной улице, Маэстро, уже не таясь, держал меня за руку.
- Да. А ты так не считаешь? – я даже остановился, чтобы заглянуть ему в глаза. И почему-то он удержал мою руку, не позволяя дотронуться до щеки со шрамом.
- Я думаю, что любовь жестока. – Прикосновение губ к моей ладони. Мимолетная ласка, от которой я поплыл. А ведь должен был спросить, может, он рассказал бы мне…
Это был наш последний вечер вместе. Последний раз, когда я видел его живым. Где-то там, в шуме вечного праздника театральных подмостков, был наш враг. Полицейский или агент ФБР, я не помню. Да и какая разница, перед смертью все равны, я говорил?

- Перед смертью все равны, - задумчиво произносит агент Смит. Я даже забываю удивиться, хотя это так странно, когда другой человек вдруг озвучивает твои мысли. Мы стоим под ярким светом длинных белых ламп - кажется, свет стал моим пунктиком - и смотрим на тело.
- Это он? – вопрошает меня агент Смит. Я молчу, не в силах оторвать взгляда. Потом киваю. И, кажется, оседаю на пол. Меня ловят чьи-то руки. С наслаждением вдыхаю запах нашатыря.
Потом, когда мы снова сидим в их офисе, и я пью кофе из бумажного стаканчика, агент Смит задает мне вопрос:
- Хочешь знать, как взяли твоего гения? – Киваю машинально, как кукла, и он продолжает: - Парень просто шел по улице за руку с каким-то смазливым мальчишкой, даже по сторонам не смотрел. Впрочем, неудивительно, что не смотрел…
Я выливаю кофе ему в лицо. Меня бьют уже по-настоящему, больно, но я терплю, ни звука. Я ведь знаю, что на самом деле они проиграли. Только им этого не дано понять…
На суде я молчу. И проходит он как-то слишком быстро, путано и серо. Я только понимаю, что на меня повесили убийство того человека, которого в моем присутствии застрелил Маэстро. И еще сопротивление при аресте. Мне не кажется это несправедливым, наоборот, я горд, что ранил тогда полицейского. И да, я сопротивлялся, я был как обезумевшее животное, окруженное толпой охотников.
Мне дали пятнадцать лет. Забавно. Понимаю, что дело было не в каких-то таблетках, просто я вдруг стал очень веселым. И свободным, как это не смешно. Выходя из зала суда, я встречаюсь взглядом с агентом Смитом. Его лицо ничего не выражает. А я когда-нибудь, спустя годы скажу на исповеди священнику: «Знаете, когда-то я любил мужчину. Его звали Маэстро. И еще… я никогда не видел его мертвым».
Тюремный фургон трогается, я смотрю через зарешеченное окно на голубое небо. Это мое решение, моя судьба. Моя свобода. Точно так же, как свободой Маэстро было подставиться ради меня.
Агент Смит мне не поверил, я бы мог догадаться. Но он не рассчитал, что Маэстро понравится летать на вертолетах. И что в этот раз он будет с друзьями.

- Гляди, Джи, а вот это – здание суда. С высоты оно не такое страшное, а? – гладит меня по волосам, ощупывает всего, будто не веря. И голос хрипит. Пусть на лице и застыло веселье непроницаемой маской. Маэстро.
- Тебя не было год. – Сам поражаюсь, как тускло звучит мой голос.
- Я был очень занят и не мог приехать за тобой раньше. Прости. – Его слова так жестоки в своей правде. И куда подевалась нежность рук? Теперь кажется, что меня гладят, как котенка. Мы молчим, долго. В итоге от усталости и нервов я засыпаю, несмотря на адский шум вокруг.
- Мы почти приехали, Джи. – Поднимаю голову с его колен. Сонно щурюсь на закатное солнце. Под нами блестящая гладь воды. На горизонте – какой-то берег.
- Ты так и будешь молчать?
Я пожимаю плечами. Потом решаюсь, наконец, заглянуть ему в глаза. Столько боли. И морщинки в уголках, которых не было. Касаюсь их, будто пытаясь разгладить.
- У меня есть к тебе три вопроса, – дожидаюсь неуверенного кивка и продолжаю, - как твое имя? Настоящее.
Маэстро ловит мои руки, отводит от лица.
- Ответь, – шепчу одними губами. Меня бьет дрожь, уже знаю, что он промолчит. Все было кончено еще тогда, в прошлой жизни, когда он меня оставил…
- Джек. Джек Уокер.
- Кто оставил тебе этот шрам?
Сердце будто решает спуститься к желудку – вертолет идет на снижение. Очень вовремя. Я вцепляюсь мертвой хваткой в руку Маэстро. Он говорит мне что-то, но я уже не слышу. Окончательно прихожу в себя уже на твердой земле.
Чашка кофе и сигарета как спасение. Дом у самого моря. Такое же пижонство, как вечные белые рубашки. Меня, наконец, стало что-то в нем раздражать?
Маэстро сидит напротив, почти не шевелясь. Небрежно-вальяжный. Вечно расстегнутые три пуговицы. Не могу смотреть.
- Все еще хочешь знать ответ на свой вопрос?
Киваю, внимательно изучая свои руки. Сигарета гаснет, я совсем про нее забыл. Маэстро подносит мне зажигалку, улыбается невесело:
- Знаешь, прошлого человека, которому я это рассказал, мне пришлось убить. Серьезно.
- Меня ты тоже убьешь? – я не понимаю, откуда взялись эти бесенята в его зеленых глазах, и почему он вдруг смеется, закрыв лицо руками.
- Господи, Джи… это была бутылка.
- Бутылка? – переспрашиваю я, не понимая.
- Да, бутылка, битая с одного края. Обычная пьяная драка. Нелепица.
Я смотрю на него, на полном серьезе обдумывая, не вылить ли ему кофе в лицо за наглую ложь. И вдруг понимаю, что сейчас он не врет.
- Нелепица, - машинально повторяю следом за ним. Делаю глоток из чашки, - полный бред.
Он сидит и смотрит на меня, как нашкодивший школьник. На меня накатывает неодолимое желание взъерошить ему волосы, отодрать нафиг в драке все пуговицы на его чертовой рубашке. Собственно, почему бы и нет?
Мерзавец отбивается очень ловко.
- Джи… - замираю на секунду, чтобы послушать, что он скажет. – А какой был твой третий вопрос?
- Никакой. Ты уже успел на него ответить.
Встречаю полный недоверия взгляд. Правильно, пусть боится. Пусть сомневается. Меня уже достало быть одному с этим страхом – потерять. Мой вопрос был прост. Я хотел знать, любит ли он меня. Только вот какой смысл теперь это спрашивать? Мне снова не сдержать смеха. Битая бутылка, господи. Нелепица.
Иногда бывает легче простить, чем потерять. Так говорил он. И я ему верю.