История Марка, кота-демона, глава 5

[silverstyle]

Все предыдущие главы тут: silverstyle.diary.ru/?tag=2403549
И да, если увидите блох - пните. Вычитка по-прежнему авторская.
Посвящение Shakret))))
Картинки, по которым писалось, постить уже надоело, они по ссылке ранее ^_______^

Part 5

Слава труду!

Какой чудесный день,
Какой чудесный пень,
Какой хороший я
И песенка моя!
© Песенка Мышонка из м/ф «Какой чудесный день»

Первый день на новом рабочем месте это всегда очень ответственно и волнительно, даже для демона. И особенно, если он подался в преподаватели почти церковной школы имени какого-то перемученного святого. Эти нехитрые истины я осознал, пока крался по школьному вестибюлю, честно шугаясь собственной тени. Право, сразиться с парой-тройкой недовольных высших демонов и умереть куда более почетно, чем быть затоптанным толпой малолетних крикливых бесенят. А ведь до звонка остались считанные минуты… Может, стоит напоследок покаяться и помолиться их вымышленному богу? Говорят, некоторых людей это успокаивает похлеще джакузи, секса и валерьянки.
Вот уж никогда бы не подумал, что я, кот-демон Марк, окажусь в такой незавидной роли. Я возмущался своим прикидом типичного хаслера? Теперь на мне тускло-синий костюм из дешевой материи, белая рубашка, щедро начищенные гуталином черные туфли и портфель подмышкой, а на носу очки с затемненными серыми стеклами, чтобы скрыть разноцветие глаз. Ах, да, забыл еще аккуратно прибитые к макушке произволом геля и расчески волосы, результат: креативное огородное пугало, выдержанное в офисном стиле, или – типичный бедный учитель общеобразовательной школы. Был еще галстук, но я его, мурча все мне известные матюги этого мира, отправил в урну еще за два квартала до цели.
С радостным злорадством думаю о том, что мой рыжехвостый Джек тоже первый день на новой работе и такой роскоши, как избавиться от ненавистной удавки, себе позволить не может – у него солидная контора. Сидит сейчас, небось, и с круглыми глазами изучает стопку макулатуры, принесенную ему доблестной кадровичкой, которая заставит подписать все, а еще выучить миссию, гимн, должностную инструкцию, технику пожарной безопасности и, когда несчастная жертва уже совсем взвоет – вручит список корпоративных мероприятий со словами: «О, нам как раз не хватает Пасхального кролика на утренник для детишек сотрудников, который будет через пару месяцев. Вот роль, начинайте учить сейчас». После этой фразы ей надо быстро убегать, пока ошалевший от избытка информации Джек не очухался, не догнал ее и не вернул злополучный сценарий со словами: «Ой, знаете, я в детстве не переболел свинкой, а вдруг..?» или «На сцене я всегда падаю в обморок. Нет, я раньше никогда на ней не был… То есть был, но уже без сознания. Я играл труп». Боюсь, у моего Джека недостаточно хорошо подвешен язык для таких уловок, и вечером мне предстоит слушать новый, совершенно обоснованный, поток жалоб на жизнь. Я уже говорил, что это демоны придумали бюрократию? Так вот, корпоративную культуру придумали тоже мы. И до сих пор я считаю ее одним из самых остроумных издевательств современности. Если бы шалунишка Данте Алигьери жил в эти дни, он обязательно добавил бы к своему аду еще один круг – бумажный. Я так и вижу Джека, который с открытым от испуга и удивления ртом исчезает в воронке из служебных записок, приказов и докладных, дрыгая в прощальном жесте руками и ногами…
Школьный звонок прозвучал для моих ушей церковным набатом. Началось.
Мне стоит огромного труда побороть в себе желание, поджав временно несуществующий хвост, совершить мужественный прорыв к шкафчикам в раздевалке, чтобы сокрыться в уютной темноте одного из них. И плевать, что там могут оказаться чьи-то бутсы и постеры со страшными силиконовыми женщинами - мне, как коту, очень важно затаиться, когда все кошачьи чувства бьют тревогу. Много людей, то есть, толпа – это страшно, много маленький людей – иногда… это комично.
Прижавшись спиной к стене и вытянувшись, словно образцовый солдат на плацу, я наблюдаю, как мимо меня шествуют стройными рядами дети. Никто не бежит и не пытается меня затоптать – видимо, школа имени святого недомученика все-таки отличается от обычных общеобразовательных. Правда, помимо дисциплины, я подмечаю еще раз то, что углядел в этих детях, когда сидел на школьном крыльце и в первый раз поджидал Эва – уныние. И выглядят все они как-то очень по-взрослому: девочки одеты в темные платья до колен и белые блузки, волосы обязательно убраны назад; мальчики, в жилетках и галстуках смотрятся чуть лучше, впрочем, я питаю слабость к жилетам, любил эту моду когда-то, но не суть. Дело даже не в одежде, а в приглушенных голосах и недоулыбках, смущенных, будто изначально признающих себя неуместными. Даже взрослых не красит эта привычка следить за каждым своим жестом и контролировать выражение лица, а уж видеть подобное у детей… Мне странно. Я мало что посмотрел пока в этой эпохе. Неужели все дети такие? Тогда маленький Эв особенно уникален. Впрочем, как и его то ли друг, то ли любимый недруг, маленький драчун Сэмми.
- Не сутультесь! – слышу я вдруг окрик настолько резкий и властный, что считаю своим долгом сгорбиться, втянув голову в плечи, исключительно в знак протеста против такого надругательства над моим слухом, ибо навряд ли этот приказ мог ко мне относиться.
Судя по тому, как все, кто был в коридоре, дружно выпрямились, изображая нетленное «пузо втянуть, грудь колесом» - такая агрессия тут не в новинку. Я верчу головой в поисках источника звука, но источник находит меня сам.
- Вы – новый учитель по истории искусства? – спрашивают меня требовательно и дергают за рукав, чтобы привлечь внимание, с весьма завидным напором. Первое, что я замечаю, посмотрев вниз, это большие карие глаза, запрятанные под круглые стекла очков, что придает их обладательнице сходство с совой; упрямо выставленный подбородок довершает картину. Хм, кажется, задиристость – отличительная черта всех низкорослых обитателей школы имени святого великомученика Остапа, не только Сэма.
- А вы Миранда, заместитель директора? – улыбаюсь ей уголками губ, очень вежливо, но чертовски обаятельно.
Ноль эмоций в ответ, как, впрочем, и ожидалось.
- Пойдемте со мной. До начала урока пять минут, а вы еще не заполнили все документы. – Она резко разворачивается на своих почти несуществующих, низких каблуках, готовясь пробежать стометровку по коридору до кабинета директора, лишь бы я не успел, поспевая за ней, сочинить на бегу отмазок и возражений. Потому я остаюсь на месте, подавляя в себе желание замурчать от смеха, все-таки зря я потешался только что над беднягой Джеком, сам могу оказаться на его месте.
- Миранда! – окликаю я ее негромко. – Все давно заполнено и лежит у секретаря. – «А если нет, одной кошкой Стэфой станет меньше», - добавляю про себя.
Миранда останавливается, озабоченно морща лоб, будто придумать для меня какое-то дело за пять минут до начала моего первого урока в этой школе, является ее священным долгом. Ну, конечно, мр, не готовиться же к нему, право слово! Кстати, что именно буду вести, я услышал впервые несколько минут назад от нее же. Как-то не задумывался даже. Но история искусств мне вполне подойдет, Стэфа хорошо придумала: это та область, в которой у меня почти нет пробелов.
- Вы когда-нибудь преподавали в школе? Практика, которую вы проходили в колледже, не в счет, - кажется, Миранда не намерена сдаваться.
- А более пяти лет практики – в счет? – вру я, быстренько припоминая свое резюме. Улыбаюсь ей приветливо, но всем своим видом даю понять, что она на моей первом уроке присутствовать не будет. И вообще не будет, без особого распоряжения директора. Почему-то от одного присутствия этой женщины я ощущаю напряжение, сравнимое разве что с покалыванием электрического тока, как если во время ночной прогулки по крышам зацепить провода. Внешне ее сложно назвать привлекательной или даже просто броской: низкорослая, с слишком широкими плечами и узкими бедрами – совсем неженственный образ, особенно если его дополнить мешковатым серым брючным костюмом. Если быть честным, я вообще не назвал бы это костюмом, а именно мешком, больше пригодным для хранения картошки и морковки, а не молодой женщины, которой не дашь и тридцати.
Ее прямые темные волосы собраны в длинный хвост и имеют такой тусклый вид, будто она этим хвостом протирала пыль с парт. А блестящие темные глаза обладают слишком пытливым взглядом, что выдает в ней ярую активистку, от которой нормальным людям лучше держаться подальше. Котам-демонам тоже. Понимаю, что мне, скорее, не нравится Миранда, хотя мое демоническое зрение говорит о том, что человек она хороший.
- Ладно, Марк, как хотите. Если что, я в директорской, - раздраженно произносит она, так и не придумав, чем меня занять, разворачивается и уходит. Туда ей и дорога, но машинально все-таки провожаю Миранду взглядом. М-да, это нам не на Стэфу пялиться: ноги заместителя директора обуты в какой-то гибрид тапок с ботинками, и шаг получается воистину солдатский. Но в зубы за то, что пялишься, может дать не хуже Стэфы наверняка, потому переключаю свое внимание на дверь кабинета, в котором будет проходить мой первый урок, возле нее уже толпятся ученики. Ну, э-э-э… и что дальше?! Мр. Я немного растерян, потому нацепляю на лицо самую свою самонадеянную и дружелюбную из улыбок. Возникает желание спрятаться за челку, но она старательно прилизана гелем для волос, чтоб его прокляли низшие демоны.
- Здравствуйте, ребята, я ваш новый учитель, - быстро прохожу в класс. Дети, по возрасту подростки лет пятнадцати, гуськом идут за мной; их дисциплинированность странным образом меня нервирует, потому я выдыхаю с облегчением, когда между нами оказывается преграда в виде учительского стола, а они, тем временем, довольно шустро и – молча! – рассаживаются по местам и начинают на меня пялиться. Вернее, я сижу, закинув ногу на ногу, за учительским столом и пялюсь на них в оба глаза, а они отвечают мне взаимностью.
- И какая была тема у прошлого урока? – интересуюсь, смутно припоминая, что спрашивали учителя лет триста назад, когда я посещал с инспекцией одну духовную семинарию, где мой любовник, некий барон, был покровителем.
- Искусство эпохи Возрождения, сэр, - в гробовой тишине чей-то звонкий голос кажется особенно звонким. Я узнаю его обладательницу - это Марта, девушка с мерзким отчимом и слабохарактерной матерью. Кажется, ее я уже видел, когда приходил впервые навестить Эва. Сегодня вид у нее крайне обеспокоенный, явно приемный папаша что-то сказал с утра или даже попытался сделать. Хочется нашептать ей, что пора бы убить этого козла, с трудом себе сдерживаю. То, что я сильно не в духе, не повод провалить всю миссию из-за мелочей.
- Эпоха Возрождения? – морщусь. - Как скучно.
- Скучно?! – возмущенно восклицает кто-то с задней парты.
Улыбаюсь. Все-таки с этими детьми можно работать. И что такого, если новый учитель истории искусства сделает их чуть более грешными, зато более счастливыми? Я и такое могу, если знать меру, мр. Грех ведь сладок, как мед, если его только чуть пригубить, не допивая бокал. Беда людей в том, что они не умеют пробовать, и, очень быстро войдя во вкус, просят еще и еще...
- Идеи Леонардо да Винчи были нелепы. А великой работой Микеланджело в Сикстинской капелле двигало безумие. Любой гений – это безумие, - говорю я, выделяя в аудитории отдельные лица. Мне скучно, и я пересчитываю, кто из ребят в классе хоть раз занимался сексом – один, два, три… Мало, короче. И их аура не намного более чувственна, чем у остальных. Интересно, придаваясь удовольствию, они забывали хоть на миг о том, что это грех? С трудом вспоминаю, что нахожусь на уроке, кашляю в кулак, пытаясь скрыть, что мне смешно. - Итак. Взять хотя бы Джаконду. Кто дерзнет сейчас назвать эту женщину красивой?
- Я, - отвечает мне одинокий, но весьма уверенный в своей правоте голос.
Маленький Эв стоит на пороге и смотрит на меня почти с вызовом, гордо вскинув изящную светловолосую голову, будто позабыл наши общие сны и вечернее слушанье старых пластинок – мне почти обидно становится.
- Простите, мистер Андерс, меня прислала мисс Миранда Вэствуд. Я пропустил семестр по болезни и должен нагнать с младшим классом.
Маленький Эв озвучивает все так спокойно, словно такое решение не было на самом деле наказанием. Что, такой прилежный мальчик, как он, книг дома почитать не мог? Дополнительные часы были ему не нужны вовсе.
Впрочем, я прекрасно знаю, что дело тут не столько в деспотизме мисс Вэствуд, сколько в умелой работе Стэфы. А может, последней и не пришлось особо стараться. Эти дамы друг друга стоят.
- Не беда, проходи, Эв... ан - говорю я, слегка споткнувшись, произнося полное имя.
Ну конечно же, Эв-ан. Так правильно, ведь мы же не одни. Мне не нравятся все эти условности, но приходится терпеть. - И чем же тебе кажется привлекательной Мона Лиза?
Понимаю, что если он начнет говорить про улыбку, то я разочаруюсь. Но он смотрит на меня своими фиолетово-туманными и задумчиво качает головой.
- Руки. У нее очень красивые руки. И поза. То, как она себя держит. Еще мне кажется, что она знает какой-то секрет, и потому счастлива. А счастливые люди все красивы, разве нет?
Понимаю, что мне совсем не хочется с ним спорить, особенно когда он так смотрит, не с интересом даже, а будто завороженный. Так он смотрел на меня в нашу первую встречу, когда видел большого невероятного кота, так смотрел во сне, когда мы сидели рядом, бок-о-бок, на крыше. Такой взгляд я вижу и сейчас, заставив думать его о чем-то увлекательном. Кажется, я разбудил в маленьком Эве то, что люди называют словом «вдохновение» - совершенно особое состояние духа.
Забавно. Помнится, когда-то я думал, что, несмотря на его красивый голос и большой талант, к вершине Эва ничто не подтолкнет. А вот как выходит: нарисовался, не пойми откуда, скромный школьный учитель Марк Андерс. И ведь именно такие скромные наставники дарят миру знаменитых музыкантов, мыслителей, политиков... Те пешки, что прикрывают другую пешку, пока она прорывается в ферзи.
Я могу сделать маленького Эва великим и, может, даже дам ему некий заряд, но суть моих трудов в том, что все это должно оказаться для него слишком. Искушение, против которого не устоять - так пал первый падший ангел, и с тех пор ничего нового мы не изобрели.
Искушение богатством и властью. Славой и обожанием. А на десерт — любовью. Против такого тяжело что-то противопоставить, даже если все предложенное на поверку оказывается обманом.
- Думаешь, она счастлива? - спрашиваю чуть хрипло, возвращаясь в мыслях к женщине на картине.
Впрочем, я знаю точно, что он прав. Я ведь был знаком с позировавшей моделью.
- Она абсолютно точно счастлива, - отвечает маленький Эв. Не даром говорят, что взгляд ребенка видит все. Почти как мое демоническое зрение, только еще точнее. Но все-таки есть вещи, которых он знать не может.
- Кое-кто считает, что на самом деле Леонардо изобразил на этой картине мужчину. Возможно, своего любовника. - Я довольно улыбаюсь, как объевшийся сливок кот. Эффект, который производят мои слова - праздник для любого демона, кругом столько эмоций: удивление, возбуждение и тот легкий, так приятно щекочущий изнутри страх, который возникает, когда впервые касаешься чего-то запретного. Вспоминается вдруг, какое впечатление произвело на меня полотно, когда увидел его в первый раз. Я был в восторге от такой дерзости и всей своей сутью чувствовал, что передо мной великое произведение. Я смотрел и думал о том, что Мона-Лиза некрасива, если рассматривать ее по меркам женской красоты. Но при этом все-таки красивой она была, совершенно по-особенному....

Маленький Эв глядит на меня широко распахнутыми удивленными глазами, терпеливо ожидая продолжения, притихший класс внимательно слушает наш разговор. Лениво соображаю, что надо бы еще что-то сказать, но не хочу. Хочется подхватить маленького Эва и взлететь с ним на крышу, чтобы, фырча на бестолковое полуденное солнце, обсудить, чем же была так счастлива Мона Лиза. А может, он мне подскажет, что значит счастье для демона? За все столетия своего существования я этого так и не познал до конца, хотя многократно был счастлив. Или думал, что был.
Со вздохом возвращаюсь на грешную землю и пытаюсь продолжить урок.
- Ты можешь садиться, Эван. Итак, существует еще много версий, кто же все-таки позировал художнику...
Я стараюсь не смотреть на Эва. Он послушно идет на свое место, хотя видно, что разочарован. Ему явно тоже хотелось со мной поговорить, но ничего не поделаешь.
- По другой версии это реально существовавшая женщина, которая была женой флорентийского торговца... - продолжаю я.
Но, кажется, нормально провести урок мне действительно не судьба: дверь распахивается, и я вижу на пороге мисс Миранду Вэствуд. Если эта настырная особа пришла, чтобы проверить, как я веду урок, то она совершенно спокойно может разворачиваться и идти обратно — никаких проверок я не потерплю. Делаю подчеркнуто удивленное лицо, жалея, что из-за затемненных стекол очков не видно, как испепеляю ее взглядом, и жду объяснений.
- Этот ученик стоял под дверью и подслушивал, - говорит мисс Вэствуд, подталкивая вперед Сэма, причем, умудряется сделать это настолько энергично, что тот едва не прощается со своими нелепыми большими наушниками — в последний момент ловит их в полете. Я отчетливо слышу звук доносящегося оттуда тяжелого металла. Сэм любит хорошую музыку, на мой взгляд. Не старые джазовые пластинки Эвана, конечно, но адский грохот, который я слышу из его наушников, вполне себе музыка. Новая, удивительная и парадоксальная в своей немузыкальности — как раз для этого нового мира.
Понимаю, что под дверь его, скорее всего, привела демоническая песня, которую беззвучно пропела Стэфа, но дело не только в ней. Его интерес к Эву более чем очевиден. Пусть, ввиду юного возраста Сэмми, мне пока не до конца ясна природа этого интереса: я не чувствую между ними ничего такого, что можно было бы приравнять к взрослому и очень явно различаемому понятию «похоть». Но, пусть Стэфа и заставила Сэмми пройти мимо мужского туалета и свернуть по коридору не в ту сторону, остался он подслушивать под дверью по своей воле.
- Я просто шел мимо, - комментирует реплику мисс Вжствуд Сэм, глядя куда-то на кончики своих гриндерсов. Смущенным или раскаявшимся он не кажется.
«Ну и правильно», - решаю я. Впрочем, мне не нравится мисс Вэствуд, а будь в радиусе сотни миль хоть один действующий ангел, он бы тут же растолковал, насколько губителен может быть в последствии для мальчика даже такой мелкий проступок. В чем-то он, конечно, оказался бы прав, я не спорю, но посудите сами: разве могут адекватные существа заставлять поклоняющихся им людей распевать гнусавыми голосами жутко заунывные мелодии, именуя их «псалмами», и тащиться от такого надругательства над собственным слухом?
Будь тут хоть один уважающий себя ангел, он тут же помянул бы мне, что демоны зато придумали бюрократию. У светлых сил бюрократии нет. Там полная анархия: кто за что отвечает, непонятно. Или это только, нам, демонам, так кажется. Я в своей жизни видел только одного ангела, и то, он был будущим ангелом в ту пору — еще пока человеком.
Эв тоже мог бы стать ангелом. Но я ловлю его взгляд и вижу, что его взволновало появление Сэмми. Это хорошо. Ведь из любого влечения, даже невинного, можно при желании высечь огонь. Стэфа молодец. При упоминании знакомой демоницы почему-то тут же вспоминаю про мисс Вэствуд. На самом деле она в моем внимании не нуждалась: очень уж увлеченно отчитывала Сэма и за гриндерсы в школе, вопреки форме, и за его наглую реплику. Могу от себя добавить: Сэму все так же ничуть не стыдно. Он думает о субботнем матче по бейсболу и как бы подсесть к Эву, чтобы тот не зазнался... Опа! Мне весьма нравятся его мысли. Я даже согласен помочь им воплотиться.
- Я думаю, мисс Вэствуд,что тяга к знаниям угодна Богу, вы не находите? - улыбаюсь, аккуратненько вклиниваясь между ней и Сэмми, тот просекает ситуацию сразу и шустро ныряет мне за спину. Глаза Миранды напоминают льдинки. Интересное сочетание при темно-карей радужке, но холод от ее взгляда почти осязаем.
- К чему вы клоните, мистер Андерс?
Я доброжелательно гляжу на нее в ответ, давая понять, что прекрасно осознаю всю прелесть своего положения: она не станет спорить с избалованным сыночком директора и наверняка считает, что я претендую на ее место. Тут даже демонического зрения не надо, чтобы понять.
- Пусть Сэм останется и послушает урок, - заканчиваю миролюбиво, старательно игнорируя ее почти очевидную злость. У неприязни сладковатый привкус, как у одного известного, смертельного для человека яда. В чем-то они похожи.
- Рядом с Эваном есть свободное место, - шепчу я Сэмми, подталкивая его вперед, он со старательно демонстрируемой неохотой, но ликуя при этом в душе, направляется туда; Миранда смотрит на меня, как на врага.
- Это под вашу ответственность, - говорит она и уходит. Дверью не хлопает, закрывает нарочито тщательно и осторожно. Я задумчиво смотрю на то место, где она только что стояла. Что-то с ней не так. Конечно, ее неприязнь ко мне можно списать на соперничество, но ощущение такое, будто она не переносит меня на уровне организма. Как если бы нормальная собака увидела кошку, мр. Это странно.
- Итак, о Микеланджело.
- Мы говорили о Да Винчи...- напоминает мне кто-то робко с первой парты центрального ряда.
- Ерунда. Разницы немного, - отмахиваюсь я, продолжая урок. В конце концов, какая мне разница, про кого рассказывать, если был знаком с обоими?
Дальше все проходит без эксцессов, если не считать, конечно, эксцессом поведение Сэмми. Он ведет себя как классический хулиган: пытается положить ноги на сиденье впереди сидящего, прилепляет на столешницу жвачку и умудряется отвесить заслушавшемуся Эву подзатыльник. Тот лишь смотрит на него мельком удивленно, но без тени раздражения.
Сэму это не нравится, мне тоже. Будь маленький Эв чуть более вспыльчивым, дело пошло бы быстрее. Впрочем, Сэм сдаваться не собирается. Он какое-то время задумчиво взирает на Эвана, как на врага, которого хочется придушить... Ну, или просто, которого хочется — тут уж взыграла моя фантазия демона, каюсь. Потом сосредоточенно копается в карманах и достает мятый нотный лист бумаги, явно из тетради Эва, пихает того в бок: типа, посмотри.
Так, я присутствую при создании новой группы Битлз? Если да, то очень рад. Во-первых, люблю хорошую музыку, а во-вторых... Музыка, фанатки, секс, наркотики, депрессия, поперчить запоздалым раскаянием и попыткой суицида — равно грехопадение.
Одобрительно смотрю, как маленькие Эв, забыв разом и про урок, и про эпоху Ренессанса, сосредоточенно шевелит губами, будто бормоча какое-то мудреное заклятие или напевая мелодию. Потом задумчиво качает головой и отворачивается.
И это все? Сэмми в ярости, я, впитывая его эмоции, тоже почти в ярости. В конце концов, почему я должен стоять тут и распинаться перед кучкой малолетних святош и одним недоделанным ангелом, если я мог бы спокойно быть с Джеком и заниматься... Ну, пусть активным чаепитием. Еще вспоминается почему-то следом Альбрехт — видимо, потому что он специалист по активным чаепитиям — и настроение падает ниже плинтуса.
- Сэр...
Я яростно смотрю на мелкого, тщательного причесанного и напомаженного лаком парнишку с первой парты.
- Что, мистер Джонс? У вас есть дополнение?
- Звонок прозвонил пять минут как, сэр... Мы можем опоздать на следующий урок.
Точно! Я так и думал, что что-то забыл. Уроки заканчивают по звонку. Как и начинают, собственно. У меня звонок больше ассоциируется в голове с подачей обеда или ужина. Кнопочка вызова официанта, музыкантов, танцовщиков — и так далее.
- Все свободны! - радостно сообщаю я.
Ученики гуськом тянутся к выходу, то один, то другой, в нерешительности останавливает на мне взгляд, уходя — будто смотреть так прямо нельзя.
- Спасибо, сэр, этот урок, он очень... Спасибо.
Кто это сказал, я не замечаю, но дети тут же становятся веселее, и теперь каждый говорит «спасибо», выходя из класса.
- Спасибо, - тихо произносит маленький Эв, глядит своими фиолетово-туманными, будто хочет добавить что-то еще, и уходит.
- Спасибо, - говорит Сэмми и останавливается. Я неторопливо укладываю книги и прочую ерунду в свой учительский неудобный портфель, он терпеливо ждет. Мне даже становится любопытно, чего ему надо. Закончив свои копания, смотрю на него вопросительно.
- Вы не сын директора Андерса, - заявляет он мне. Ба! Открыл Америку, ничего не скажешь.
- С чего ты это взял? - интересуюсь, лениво потягиваясь.
- Вы совсем на него не похожи.
- Моя мать была испанкой.
- Вы росли вне всей этой религиозной пурги..Это сразу понятно. Мудак Андерс такого бы не допустил.
В голосе Сэмми осуждение пополам с завистью. Ему тоже хочется вот так вот. Чтобы на свободе и самому решать, кто твой бог. Опасный соблазн.
- А если я был зачат во грехе, и мы только недавно познакомились? - улыбаюсь.
Он сверлит меня своим зеленым взглядом, с примесью серого. Под толстыми стеклами очков оттенок радужки разобрать сложно, но мне приходит в голову сравнение с деревом, что растет у дороги. Молодая листва, безжалостно заметенная пылью из-под колес проезжающих машин...
Пыльно-зеленый. Я точно сегодня не романтик, раз на уме такие сравнения.
- Я вам не верю, - говорит Сэмми. Он пристраивает на законное место свои гигантские наушники, тут же сделавшись похожим на маленького мышонка, и с королевским достоинством удаляется, исполненный недоверия и желания докопаться до правды.
Готов прозакладывать что угодно — маленький Эв ждет его на крыльце. Вернее, он просто замешкался, откапывая что-то в портфеле. Или нашел другой повод задержаться. Причину я уже знаю. Когда людей связывают невидимые нити — это заметно. Остается понять, из чего они сделаны. Я предпочел бы похоть, но ее обычно видно сразу. Может, дружба, интерес, общее увлечение... или все же первая влюбленность? В юном возрасте, когда играют гормоны, спутать легко. И я постараюсь все запутать, как можно больше.
- Мистер Андерс, вы идете обедать?
Голос Миранды Вэствуд раздается рядом неожиданно. Не то чтобы она подобралась незаметно, просто я не посчитал нужным обращать на нее внимание.
А она, кажется, отступив на время, решила не сдаваться в стремлении взять надо мной шефство.
- Спасибо, мисс Вэствуд, я не голоден...
Рассеянно улыбаясь, смотрю на нее и снова поражаюсь, какие у нее блестящие глаза — в этой женщине жизненной энергии хватит на троих. Пожалуй, было бы интересно узнать ее историю, но меня не прельщает перспектива обедать в комнате, стены которой расписаны сценками из Нового Завета. Дело даже не в том, что мне претит тематика, само качество рисунка, как я понял из воспоминаний Миранды, просто отвратительно.
- Очень жаль, мистер Андерс, - говорит она мне, явно не веря и подозревая, что я просто не хочу сидеть за столом именно с ней.
Что-то ни у кого я сегодня не вызываю доверия. «Обидно, мр», — думаю я, и тороплюсь на крыльцо, где Сэм и Эв наверняка уже почти готовы подраться. Ну, или если опять быть точным: Сэм готов побить Эва за то, что тот такой правильный, невозмутимый, но непонятно чем привлекательный для школьного хулигана тихоня.
«Начало концерта» из-за своей вынужденной задержки я пропускаю и выхожу во двор, когда раскрасневшийся Сэмми только-только от души толкнул Эва. События разворачиваются в центре двора, и маленький Эв спотыкается, налетев на свой любимый школьный фонтан, едва не оказавшись барахтающимся в воде. В последний момент он все-таки чудом удерживает равновесие, а у меня будто только сейчас пелена с глаз падает. Даже странно, что не замечал раньше: мраморный фонтан со львами, явно старинный и обладающий некоторым благородным изяществом, крайне неуместно смотрится посреди безликого квадрата двора, опоясанного типовым уродливым зданием из бетона. Здание тоже довольно старое, но явно нынешней эпохи, и его не назовешь домом даже с натяжкой, оно может быть чем угодно: школой, тюрьмой, детским садом. И старинным фонтанам в такой компании не место.
Но я даже не успеваю четко сформулировать, что именно мне кажется тут неправильным. На меня вдруг снова обрушивается ощущение чьего-то присутствия, мои демонические органы чувств орут о такой опасности, будто посреди школьного двора разорвалась бомба. Причем, не собирается разорваться, а именно уже разорвалась, и осколки летят в разные стороны.
Это длится не более двух секунд, но когда заканчивается, я жадно глотаю ртом воздух, как после глубинного погружения. Перед глазами пляшут темные круги. Я как из-под толщи воды слышу голос Сэмми:
- ...жалкий трус, - бросает он Эвану напоследок и уходит. Я еще не вполне хорошо вижу, но удаляющиеся шаги слышу отчетливо, а еще ощущаю бьющую через край досаду Сэма и жажду разрушения — он с превеликим удовольствием что-нибудь бы разбил. Он сейчас для меня, как на ладони: такой маленький, теплый и сердитый, как всклокоченный воробушек. Крошечный красный огонечек на радаре любого демона. Такой яркий и заметный. Я никогда внимательно не вглядывался в Сэмми, пытаясь прочитать его судьбу, но даже расфокусированным от неожиданной атаки демоническим зрением вижу, что в его судьбе буквально сегодня что-то изменилось, вернее, было изменено чужим вмешательством — фатально.
Сэмми торопится покинуть школьный двор с явным намерением прогулять оставшиеся уроки, и я пытаюсь сосредоточиться, чтобы приказать ему задержаться, но у меня ничего не выходит ...
Дети редко смотрят по сторонам, выбегая из школы. Тут стоит предупреждающий знак, тут пролегает полосатая зебра пешеходного перехода — машины сбавляют скорость до предела, проезжая. Кажется, тут лет тридцать не было ни одного ДТП.
И Сэмми тоже не глядит по сторонам, ступая на пешеходный переход. Он же хулиган, ему вовсе не положено. Впрочем, навряд ли бы он заметил опасность: зеленый фургон торговца фруктами взялся словно из ниоткуда. Машину заносит на повороте, шофер едва справляется с управлением, но не выезжает на тротуар, его бросает на середину дороги. Дальше я уже не слежу: несусь к месту, что есть сил. Для людей во дворе я промелькнувшее яркое пятно. Или сильный порыв ветра для менее наблюдательных.
Сэмми оборачивается за мгновение до удара. Его лицо почти не меняется, только приоткрытый рот чуть кривится, будто он силится закричать и не может. У людей гримасы ужаса порой порой выглядят очень забавно.
Я не успеваю до контакта, машина задевает его, Сэмми падает, и я вытаскиваю его уже практически из-под колес. Но все-таки вытаскиваю. Это понимание приходит, когда я уже лежу с ним в обнимку на асфальте.
Фургон пролетает еще метров пятьдесят и останавливается, повстречав на своем пути фонарный столб. Водитель наверняка погиб, тут даже проверять не надо: раз маленький человечек в моих руках дышит, значит мужчина в машине мертв. В этой аварии обязательно должен кто-то погибнуть, так уж было подстроено. Очень сложная комбинация, высшего порядка. Сложнее только, когда у задачи всего один вариант решения: например, пустой фургон срывается с ручника. Тогда спасти Сэма было бы почти нереально. Только если бросить вместо него под колеса кого-то еще.
К счастью, убийца не стал заморачиваться настолько. Только кому понадобилась смерть Сэмми?! Нашим конкурентам в борьбе за душу Эвана? Но это же глупо. Сэм чуть ли не единственный ключ к его возможному падению. Единственный человек, помимо родителей, с которым маленький Эв связан. И эта связь, не имея никакого отношения к родственной, может стать какой угодно. Упустить такую возможность — это уже половина провала.
Я заботливо ощупываю голову мальчика, проверяя, нет ли травм, которых не видно сразу. На тротуаре пятна крови — он сильно разбил колено и ободрал локоть. От касания с машиной сломано два ребра. Своим демоническим зрением я так же вижу, что кусок зуба откололся и раскровил десну. Это больно. Но не опасно. Сэм находится в шоке, потому и боли пока еще не ощущает.
Мне кажется, что мы лежим так маленькую вечность, но это лишь видимость, последствие моего невероятного рывка, противоречащего законам физики этого мира. На самом деле, толпа собралась буквально за две минуты. Кто-то уже вызвал полицию и скорую. Причем — полицию в начале. Я все-таки поражаюсь людям.
- Пропустите меня!
Я морщусь, как от зубной боли, услышав пронзительный громкий голос Миранды Вэствуд. С явной неохотой делаю попытку подняться, ибо лежать мне вполне уютно, да и выпускать из рук вожделенную, с таким трудом отвоеванную у смерти добычу не хочется. Но приходится. Эта женщина реально похожа на ураган.
Ей почти удается завалить меня обратно на асфальт с воплем: «Лежите и не двигайтесь, карета скорой помощи уже едет!». Меня, кота-демона, наделенного нечеловеческой силой, мр! Впрочем, спишем это досадное недоразумение на элемент неожиданности и шок от сильной атаки неизвестного врага.
Сэма в ее цепкие руки я отдаю безропотно, пусть и без особого энтузиазма. Она причитает что-то про бога, невинных агнцев и чудесное спасение, но взгляд, обращенный ко мне, полон недоверия. Она прекрасно помнит, сколько времени назад мы общались в классе — за такой промежуток я мог разве что на пушечном ядре перелететь с крыльца к школьным воротам. Надо попросить Стэфу поработать с ее памятью: подозрительные святоши вокруг мне точно не нужны.
Старательно изображая хромоту и то, как тяжело мне дается каждый шаг, ковыляю прочь с проезжей части. Мне кидаются помогать сразу пятеро, и будь я реально не в форме — они бы мне изрядно навредили своими неуклюжими попытками.
В толпе я вижу маленького Эва, он настолько бледен, что почти прозрачный. А обычно фиолетово-туманные, светлые глаза, кажутся почти черными от страха. Это вносит что-то новое в его образ. Он уже не похож на ангелочка или бедную овечку, факт.
Заметив, что я на него смотрю, Эван начинает продираться ко мне сквозь толпу. Я помогаю ему в этом, парочку раз правильно сменив направление и одновременно избегнув встречи с множеством сочувствующих.
Когда маленький Эв оказывается рядом, я хватаю его за руку и ловко увлекаю за собой. На школьном крыльце нас уже никто остановить не пытается: там еще никто не разобрался, что произошло. Люди просто вышли на шум.
Когда я останавливаюсь, чтобы перевести дух и оглядеться, Эв шепчет мне, словно заговорщик заговорщику:
- Я все видел.
Мне даже не хочется уточнять, что он имеет ввиду, и так ясно. Маленький Эв нереально прозорлив для человека.
-Тебе показалось... - отвечаю, пытаясь сообразить, где найти укромное местечко, чтобы покопаться у него в голове и снять все лишние вопросы.
- Нет, не показалось, - упорствует он, не обращая внимания, куда я его веду. - Я сохраню ваш секрет, Марк.
Последние слова гладят меня изнутри, как мягкой лапой. Я останавливаюсь и пристально смотрю ему в глаза, уже снова правильного фиолетово-туманного оттенка.
- Точно не расскажешь?
- Обещаю, - отвечает маленький Эв.
Я благодарно улыбаюсь в ответ.
Давать обещания демонам очень неблагоразумно, это никогда ни к чему хорошему не приводит. И кто бы сегодня не пытался убить Сэма — он сыграл мне на руку. Теперь у нас с Эвом одна тайна на двоих. И я чувствую, как между нами протягивается незримая нить. Совершенно самостоятельная, достаточно прочная связь, которая может перерасти, во что угодно. Теперь уже все зависит от того, как я ею распоряжусь.
По идее, я должен испытывать сейчас торжество, но, отправляясь после своего первого рабочего дня домой, я чувствую себя просто отвратительно.