"Каждому - по наклонностям!", черный юмор, мини, R

[silverstyle]

Продолжаем вечер воспоминаний. По этому тексту сложно сказать, в каком состоянии усталости я был, когда его писал. Но про мою любовь к миру в тот момент тут сказано все))

Название: Каждому – по наклонностям!
Автор: WTF PtF originals (то бишь Maxim)
Бета: Naked_Truth
Размер: мини (3173 слов)
Пейринг/Персонажи: ОМП/ОМП
Категория: слэш
Жанр: фантастика, юмор
Рейтинг: R
Предупреждения: убийство, мат, неосторожное обращение с холодным оружием и ручным инструментом
Краткое содержание: Резервация Зета-семь – специальный район, в котором изолируют социально опасных элементов. Главному герою очень не повезло.

В резервации Зета-семь уже протрубили отбой. Верн опять опоздал и пробирался теперь к дому крадучись, пряча за пазухой свой верный молоток. Впрочем, с тем же успехом он мог разгуливать вовсе безоружным: молоток был старый, ржавый и как орудие убийства не годился вовсе. Но тут уж выбирать не приходилось: что попалось под руку, тем Верн и убил паскуду. Да, глупо. Стоило хотя бы зарулить в оружейный магазин. Одна радость, что не камнем – тогда вообще соседи бы на смех подняли, над Верном и так все потешались, в квартале молоток стал притчей во языцех.
Даже добродушный пухленький следователь с глазами невинными, как у младенца, допрашивая Верна, не смог сдержать смеха:
– Молодой человек, ну как же вы так совсем ничего не продумали? Ничего более годного для душегубства под рукой не оказалось?
Верн лишь смущенно пожал плечами. Стыдно было даже не за убийство, а за то, что так неловко все вышло: и молоток ржавый, и Верна следователи взяли полураздетого, со спущенными штанами.
– Говоришь, насильником был этот твой милый дедушка-квартиродатель? Так чего же ты не заявил? У нас есть целый квартал для насильников! Ему бы там очень понравилось.
Верн потупил взгляд. Объяснять, что так у него брали квартплату, не хотелось. Еще отправят в бордель, заподозрив в Верне такие наклонности. Хотя, наверное, он зря опасался: щупленький, конопатый, да и ноги кривые. Кто позарится?
«Зато задница что надо», – мог бы прошамкать на это беззубым ртом его бывший насильник, но, к счастью, тот лежал в морге с проломленным черепом и был не в состоянии отпускать пошлых комментариев. Вспоминая о нем, Верн нисколько не жалел о содеянном.
– Может, не надо меня в резервацию? – робко попробовал он надавить на жалость, глядя на следователя незабудково-голубыми глазами. – Прибьют ведь.
– Не могу ничем помочь, дорогой, – пухленький следователь энергично затряс головой, и его тройной подбородок заколыхался в такт. – Знаешь, сколько у меня вот таких? Кто-то ревет, кто-то по полу катается или за линолеум зубами цепляется, когда отсюда тащат. А один так даже свой язык проглотить пробовал. Но ты же не будешь? Ты же хороший мальчик?
Верн затрясся, прижимая к груди еще не отмытый от крови молоток:
– Не надо меня к убийцам. Хотя бы к ворам поселите, – взмолился он безнадежно.
– Да за что же тебя к ворам, миленький? Ты украл разве что-то? – следователь аж всплеснул маленькими ручками от полноты эмоций, и Верну показалось, что тот просто над ним смеется. – У тебя же наклонности, все тесты показали.
– Какие наклонности? – не понял Верн. Да и тестов он не помнил: подошла к нему в коридоре какая-то девушка в короткой юбке, всучила чистый лист бумаги и попросила нарисовать «домик, маму, папу и радугу». Радугу Верн нарисовал, но слишком увлекся – на маму, папу и домик места не хватило. И что ей не понравилось? Может, красного было слишком много?
– Вы что к маньякам меня распределить хотите? – упавшим голосом спросил он следователя. Нет, быть такого не могло. Маленький кругленький человечек просто шутил, видя, что дурень и так трясется от страха.
– Тесты показали, – толстяк, добродушно улыбаясь, развел руками. – Наклонности у тебя, дружочек. Даже талант! Не каждый такой вот ржавой железякой убить может за две минуты. По рапорту к тебе даже через полторы минуты подъехали. И как ты умудрился только?
Да, система реагирования в Новом Городе была отлажена на славу. Приезжали быстро, потому что случаев было слишком много. Портилась статистика, которая обязана была отражать общественный покой и умиротворение. В Новом Городе жило слишком много «бракованных», тех, чей генофонд был испорчен либо вирусом, либо радиацией, либо алкашами-родителями. У Верна так и вовсе было все вместе. Он знал, что является бракованным, у него даже пометка в паспорте была. Но квартал Стервятников – он же квартал для лиц с маниакальными наклонностями – этого Верн и представить себе не мог. Он ожидал, что его поселят на окраине, с теми несчастными, которые удавили либо пьянчугу-мужа, либо изменившую жену или вредную тещу, и за это получили на всю жизнь черный штампик в паспорте.
– Это ошибка. Вы ведь шутите, да? – спросил Верн. И тогда толстяк рассмеялся, все три его подбородка заколыхались, как желе. Противное зрелище.
– Нет у меня никаких наклонностей, – закричал, срываясь на истерику, Верн. – А вы план выполняете, да? По маньякам?
Толстяк тут же веселиться перестал. Маленькие, глубоко посаженные глазки впились в Верна.
– Ты бы закрыл свой ротик, дорогуша. Я ж и к криминальным отправить могу. Тебе твой «дедушка-насильник» отцом родным после этого покажется.
– Нет у меня никаких наклонностей, – упрямо повторил Верн, отбрасывая в сторону молоток и кидаясь на толстяка: от тупой железяки не так много толку, да и душить голыми руками гадину было куда удобней и приятней, особенно, видя, как искажается гримасой дряблое лицо.
Увы, в самом департаменте общественного благоденствия следователи успевали к месту происшествия секунды за три. Верна оттащили от толстяка, скрутили и поволокли к выходу. Верн орал, кусался, цепляясь пальцами за исцарапанные ногтями сотен предшественников квадратики линолеума.
Когда Верна запихали в машину, закинув следом принадлежащий ему окровавленный молоток, он вдруг резко успокоился. Ничего поправить или изменить уже было нельзя. Машину нещадно подбрасывало на ухабах, стоило только выехать за город, и вскоре в зарешеченное окошечко Верн увидел большой плакат: «Каждому – по наклонностям!». Рядом располагался большой стенд со схемой кварталов – Верна везли в самый центр.
Маньяки считались в преступном мире почти элитой: люди часто очень одаренные, с фантазией, они были своеобразной интеллектуальной прослойкой в резервации Зета-семь. Верн же был простым парнем, он прижимал к себе свой молоток и пытался представить, как будет выживать среди них. Квартал Стервятников населяли действительно легендарные люди: чего стоил один Ганс Лонгер, который мог и скальпелем расчленить жертву до приезда следователей. Да, на это уходили часы, но Лонгер очень хорошо умел скрываться от всех датчиков и камер. Он даже дважды сбегал из резервации, чтобы развлечься, правда, оба раза его возвращали. Или он возвращался сам.
Машина какое-то время петляла по узким, загаженным помоями улицам, потом вдруг резко затормозила. Верна вытолкали наружу, в чем был: футболка, треники и ржавый молоток в руках. Потом поставили черный штампик в паспорт и уехали.
Таковы были правила: при помещении в резервацию гражданину разрешалось иметь с собой лишь то, в чем он был в момент совершения преступных действий, и орудие этих самых действий.
Верн постоял, переминаясь с ноги на ногу: он слышал, что первым делом здесь сначала надо искать «хату» – укрытие, в котором можно отсидеться, пока старожилы не признают за своего. Как правило, новичков высаживали около домов, где были пустые квартиры. Все бы ничего, да замков на дверях не полагалось, хоть шкафом подпирай.
Верн так бы и стоял, озираясь, но тут к нему подошел щупленький, интеллигентного вида субъект в клетчатом пальто.
– Вы – наше молодое пополнение? – мягко и вежливо улыбаясь, осведомился тот, глядя на Верна большими умными глазами. Он не выглядел припадочным или опасным, потому Верн решился пойти на контакт.
– Ага, – промямлил он неуверенно, потом, поняв, что этого мало, добавил: – Здрасте. Мне бы квартирку.
– Квартирку? – субъект в пальто чему-то очень обрадовался. – Юноша, я буду рад помочь. Вон в том синем доме с надписью «Мочи… э-э, убивай дам легкого поведения» как раз есть свободная квартира. Там даже не слишком грязно. Я провожу.
Верн почему-то чувствовал, что не стоило с ним идти, но тип в клетчатом пальто уже ловко подцепил его под локоть и повел к подъезду. Пахло там, как и ожидалось, отвратительно, но не так страшно, как ожидал Верн. Вопреки опасениям, новый знакомый не пытался на него напасть, а прошел вперед и начал подниматься по лестнице, поразительно быстро для своего возраста преодолевая лестничные пролеты. Верн шел за ним следом, крепко сжимая в руках молоток, но уже чуть расслабившись: кажется, на этот раз действительно повезло.
Квартира располагалась на четвертом этаже. К большому сожалению Верна, обитая посеревшим материалом дверь сиротливо болталась на одной петле – не особо забаррикадируешься. Но внутри оказалось почти сносно: старая плита, кровать с металлическими пружинами, выщербленный стол с колченогим табуретом. В квартире даже была неслыханная роскошь – настоящая ванная комната. Правда, ванна была коричневой от ржавчины и с большой трещиной поперек. И воды наверняка в доме не было. Но все равно – это было круто. Верн зазевался, рассматривая этот нежданный предмет роскоши, даже молоток опустил, и не заметил, как новый знакомец как-то очень резко оказался за спиной. Верн обернулся, собираясь что-то спросить, но слова застряли на языке: в руках у типа в клетчатом пальто как-то очень быстро оказался внушительных размеров тесак – хороший, с зазубринами, из прочной стали. И все это великолепие через пару мгновений должно было снести Верну полголовы.
Бывает, что вся жизнь проносится перед глазами – Верн про такое слышал, но испытал на себе впервые. Его словно парализовало: ни двинуться не мог, ни закричать. Только зажмуриться успел, чтобы не видеть. И в тот же момент грянул выстрел. С потолка посыпалась штукатурка, несостоявшийся убийца Верна сжался, втянул голову в плечи. Тесак исчез так же быстро, как появился.
– Я же сказал тебе, ублюдок, будешь еще сюда шляться – застрелю на хер, – послышался с порога донельзя пропитый, но все равно звучащий внушительно голос.
– А я что, я ничего, я вот мальчику квартирку показываю, – быстро затараторил тип в клетчатом пальто, разом ссутулившись и превратившись в милого и безобидного старичка.
– Знаю я твои «показы», мудила. Воняет потом неделями, а мне за тобой дерьмо убирать.
Верн, который с трудом ориентировался в происходящем, никак не мог понять: спасли его взаправду, или это два стервятника территорию не поделили. Но посмотреть на новое действующее лицо все же решился: на пороге стоял обросший щетиной мужик с обрезом наперевес, и чесал торчащее из-под майки голое пузо. Вид он имел не слишком угрожающий, если не принимать во внимание обреза. Но Верн уже учился на своих ошибках и понимал, что внешность очень обманчива.
– Шел бы ты отсюда, пень старый, – наконец, почти добродушно просипел мужик. – Хата сдана, и чтобы я тебя больше не видел.
Субъекта в клетчатом пальто как ветром сдуло.
– Риэлтор херов, – с отвращением пробурчал детина ему вслед и сплюнул на пол, затем мрачно уставился на Верна.
– Здрасте, – сдавленно пробормотал Верн. Мужик приветствие проигнорировал, продолжая изучать Верна: футболку с логотипом затрапезного паба, треники, молоток… Потом, закончив осмотр, в друг заржал в голос.
– Что, серьезно?! Да в сливном департаменте охуели.
– В сливном? – переспросил Верн, краснея и пряча за спиной молоток.
– Местный сленг. Скажешь, тебя сюда не слили?
Верн промолчал, не зная, что и сказать. Он слышал, что в квартал Стервятников частенько поставляли «мясо», чтобы психам было кого кромсать. Но о себе в таком ключе он как-то не задумывался.
– Ничего, авось приживешься, – словно читая его мысли, добродушно прохрипел мужик. – Только клювом не щелкай. И дверь чем-то подопри, хоть матрасом.
– Спасибо, – неуверенно произнес Верн, почувствовав, что, кажется, на сей раз его кончать не собираются.
– Соседями будем, – хмыкнул мужик. – Но ты поосторожней: придет к тебе хлыщеватый хмырь с седьмого этажа, патлатый такой и в кожанке, будет хересу предлагать за знакомство – ты ему не открывай. У него сезон как раз.
– А ты тут за что? – решился таки спросить Верн.
Мужик осклабился:
– Да не ссы. Я по бабам. А вот патлатый – нет. Извращенец редкий. Ладно, пошел я. Осваивайся.
Верн еще раз искренне поблагодарил за помощь и принялся баррикадировать свое новое жилище.
Вообще, с соседями ему повезло: мужика, как он позже узнал, звали Виктором, и был он тут кем-то вроде управдома. Хмырь с седьмого этажа тоже оказался вполне нормальным парнем. Нормальным – если не сталкиваться с ним в темном сквере. В подъезде Уилл Стаут – так его звали – не нападал никогда. И вообще зачастую Уилл был мировым чуваком.
Только Верн все равно чуть-чуть ссыковал, пробираясь через тот самый темный сквер к себе домой после отбоя. Отбой означал, что на улицах выключались системы слежения. И пусть вреда от них было больше, чем пользы – ибо они большей частью отслеживали неположенное оружие, к примеру – разживись Верн пистолетом, что было против правил. А приезда следователей тут можно было ждать не три минуты, а три часа. Они приезжали забирать уже трупы.
И все равно при свете дня и с включенными камерами было спокойнее. Ночью даже негласные законы резервации Зета-семь действовать переставали, и каждый чудил во что горазд.
Верн вздрогнул, когда из темноты перед ним выросла фигура Уилла – легок на помине.
– Эй, сосед, это я, – успел произнести Верн до того, как лезвие ножа уперлось ему в живот. Уилл тихо выругался.
– И что тебя по ночам носит?
– На барахолку ходил, что на окраине, – быстро ответил Верн, заметив, что убирать нож от его живота Уилл не торопится.
– И что ты пугаешь ребенка? – следом из темноты показался другой силуэт, и Верн вздохнул с облегчением, признав Мартина. При нем Уилл резать точно не станет, они была вроде как парой, и Мартин всего этого не одобрял. Как и Верн, тот был направлен в квартал Стервятников «на мясо».
Мартин не был никаким маньяком, он был обычным эксгибиционистом , который довел до инфаркта несколько особо впечатлительных старушек. Верн сильно подозревал, что ему в свое время попался тот же самый следователь.
В квартале Стервятников Мартин остался верен своим привычкам и продолжал разгуливать в пальто на голое тело. Так он встретил Уилла, и, кажется, Уилл его порезал. Обоим понравилось.
– Прикройся, – процедил сквозь зубы Уилл, пряча нож. Мартин опять щеголял, выставляя свое хозяйство напоказ.
– Не будь занудой, милый, – почти пропел тот в ответ. Потом очаровательно улыбнулся Верну:
– Верни, зайка, про тебя опять спрашивал Ганс.
От этих слов Верна прошиб холодный пот. На днях, к своему несчастью, он умудрился попасться на глаза Гансу Лонгеру, тому самому умельцу со скальпелем, который был в квартале Стервятников кем-то вроде если не местной звезды, то непререкаемого авторитета. Кажется, Верн показался ему заманчиво виктимным, иначе его интерес было объяснить нельзя.
– И чего ты упрямишься? Ляжешь под него, и не придется больше жаться по углам, – Мартину безумно нравилась роль Амура.
Только вот лечь под Ганса означало – лечь под его скальпель. А после такого мало кто выживал, чтобы щеголять крутым бойфрендом.
От необходимости отвечать Верна спас Уилл, который недовольно поморщился и сказал:
– У тебя вата вместо мозгов, Марти. Ганс обычный дилетант.
Мартин лишь смерил его хитрым взглядом. Все знали, что Уилл не стремится признавать мастерство Лонгера, это было похоже на вечный спор двух соперничающих художников. Злые языки говорили, что Лонгер терпит Уилла и не режет пока на тряпочки лишь из-за Мартина, к которому по непонятным причинам сильно благоволит. И данный факт было вечным источником конфликтов у этой странной пары.
Верн уже собирался пройти мимо, оставив их выяснять отношения между собой, как Уилл его окликнул:
– Знаешь, Лонгер приходил сегодня к тебе. Виктор его с лестницы спустил.
«Да, Виктор может», – с какой-то теплотой подумал Верн, торопясь захлопнуть за спиной дверь родного подъезда, и только после этого позволил себе перевести дух.
Следовало быть осторожнее и перестать таскаться куда-то через всю резервацию. Только как? Там ведь все дешевые лавки. Так с голоду помереть недолго. Верн и без того не мог похвастаться обильным рационом: за те месяцы, что прожил в квартале Стервятников, он похудел еще сильнее.
Дверь квартиры Верна все так же сиротливо болталась на одной петле, он стремительно шмыгнул внутрь и тут же забаррикадировал вход всей мебелью, что была в комнате: только кровать двигать не стал. Было темно, но привыкший ориентироваться в своем жилище Верн управился за полминуты.
– Впечатляет, – послышался за спиной веселый голос. – А осматриваться прежде тебя не учили?
Верн замер, первым его порывом было – бежать. Он сейчас мог поставить чемпионский рекорд по разбору своей баррикады, настолько ему хотелось быть как можно дальше отсюда. Но Верн знал, что не успеет, потому медленно обернулся, сжимая крепче совершенно бесполезным против ночного гостя молоток.
Ганс Лонгер лежал на кровати Верна, закинув руки за голову, его светлая шевелюра в первый миг показалась единственным белым пятном в темноте. Ганс любил черное, и еще, как оказалось, был не сильно старше Верна, что вначале повергло того в шок. Ганс выглядел даже моложе своего возраста и, в отличие от Верна, его можно было даже назвать красивым – мелкие черты лица, тонкие кисти рук с длинными пальцами… Но было в нем что-то неприятное, вызывающее отдаленные ассоциации с мелким зверьком: острые, маленькие зубы, бегающий взгляд блестящих серых глаз, чересчур резкие движения. Сейчас Ганс казался спокойным и даже умиротворенным – Верн напрягал зрение, пытаясь разглядеть в темноте его лицо.
– Я не ждал гостей.
– Сюрприз, – кажется, Ганс улыбнулся.
Верн, стараясь не делать резких движений, осторожно двигался к столу, чтобы зажечь керосиновую лампу: электричества не было уже месяц, а свет хотелось зажечь безумно, чтобы не было так страшно. Но он боялся, что это может разозлить Ганса, и безуспешно старался двигаться непринужденно, прекрасно осознавая, что ни черта не получается.
– Я зажгу свет? – решился он наконец спросить.
– Зажги.
Верн чиркнул спичкой, поджигая фитиль. Обернувшись, он уже знал, что Ганса на кровати больше нет: тот подкрался сзади, оказавшись внезапно слишком близко.
– Ты бегаешь от меня, Верн? Мартин ведь передавал тебе, что я хочу встречи, – Ганс говорил тихо и даже мягко, его длинные пальцы массировали плечи Верна, но Верн знал: он злится. Виктор совсем недавно спустил его с лестницы, вынудив тем самым лезть через окно. И пусть Лонгер был проворнее любого альпиниста, напрягаться по пустякам тот очень не любил. А Верн как раз и был таким пустяком.
Пауза затягивалась. Верн не знал, что отвечать: Ганс очень хорошо распознавал ложь. Но молчать было еще хуже. И точно:
– Отсутствие ответа – знак согласия… Значит избегаешь, – прошептал Ганс, приближая свое лицо к лицу Верна, словно для поцелуя, но Верн знал, пусть и не видел, что в пальцах Ганс уже сжимает блестящее лезвие скальпеля.
Верн стиснул молоток так, что побелели костяшки, и совершенно невпопад подумал о том, что у Ганса очень красивые руки. Руки хирурга…
Лонгер все-таки ему нравился. Тем неприятней было… Верн понимал, что второго шанса уже не представится: Ганс немного расслабился, решив, что жертва впала в ступор.
И перед мысленным взором Верна вдруг возник дрожащий тройной подбородок пухленького дознавателя, и вновь послышались слова: «Полторы минуты. Да у вас, юноша, талант!».
Верну всегда очень не хватало веры в себя. Он считал себя уродливым, глупым, бестолковым. Он четыре года терпел издевательства старого слюнявого урода, который заставлял его трахаться, чтобы сохранить крышу над головой. В какой-то момент тогда Верн не выдержал. И сейчас…
Он словно со стороны наблюдал резкий взмах собственной руки и удар – сильный, выверенный. Потом еще и еще. Ганс рухнул, но быстро откатился в сторону, он был очень проворен.
Верна била дрожь, молоток выпал из ослабевших пальцев. Потом, опомнившись, Верн бросился к двери. Он успел уже разобрать всю баррикаду, когда Ганс навалился сзади, зажимая ему рот рукой.
Верн бился, стараясь пролезть в зазор между покосившейся дверью и косяком, он мычал, кусая пальцы Ганса. Он знал, что достаточно лишь закричать и придет Виктор с обрезом наперевес. Спасение было так близко. И было так обидно, что слезы наворачивались на глаза.
Тонкое лезвие скальпеля легко полоснуло по шее, делая надрез, пока неглубокий, потом впилось в открытую рану.
– Тише, мой хороший, тише, – шептал Ганс, а по лицу Верна текли слезы. Ему очень не хотелось умирать.
Рука Ганса скользнула вниз, скальпель легко вспорол потертые штаны Верна – и Верн послушно замер, окончательно сдавшись.
Он не думал, что Ганса может интересовать секс, он не хотел этого – но все же был рад получить отсрочку. Движения Ганса были резкими, неровными. Вколачиваясь, он каждым толчком причинял боль – Верн кусал губы, мечтая, чтобы в руках оказался молоток. И все же Ганс был молод, от него вкусно пахло, светлая прядь волос приятно щекотала щеку... А к Верну так давно никто не прикасался. Он сам не заметил, как начал подмахивать, подстраиваясь под темп.
– Мудаки, дверь бы хотя бы прикрыли, – прокомментировал внезапно появившийся на лестничной площадке Уилл, который шел мимо квартиры Верна, чтобы подняться на свой этаж.
– Да ладно, ты будто нас в первый месяц не помнишь…
«Мартин!», – хотел проорать Верн, осознав вдруг, что Ганс больше не зажимает ему рот, но голос не слушался.
– Я же говорил, он тебе понравится, – бросил Мартин, поднимаясь вслед за Уиллом. – Горячая штучка.