В итоге мы имеем:
Название: Трип
Автор: [Kaya.]
Рейтинг: NC-17 (авторский - потому что я бы не стала давать читать это детям до 17 лет ^^)
Жанр: а вот... трэш
Вычитка: авторская "на раз"
Предупреждения: тэк-с... 1. мат 2. упоминание наркотиков 3. чернуха
От автора:
в общем-то, я сразу расписываюсь в своей несостоятельности писать юмор и стеб. Поэтому соответствие "жанру" - уже можете ставить прочерк. Да и пвп - как обычно... Поэтому в процессе я забила на условия и просто стала получать удовольствие. За которое спасибо Максиму.
А еще... Люююди... Вот те, кто читал это кусками в аське или просто говорили "да без проблем. сделаешь" - Я Вас Люблю.
Трип
читать дальшеИтог неутешительный. Мы имеем труп, бутылку отравленной минералки и сто евро на двоих. Где мы? А хуй знает. Стоило бы спросить об этом у Бобби. Да только вот он нам не ответит. Потому что наш Бобби… Бобби'з дэд, бэйби. Бобби'з дэд.
Так. Стоп. Безвыходных ситуаций не бывает.
Нужно просто… как это называется? Ретроспектива событий.
Подвожу глаза к потолку, повторяя позу мыслителя с учебных гипсовых фигур, застываю для верности. А опаньки. Жопа с ретроспективой. Нечего ретроспектировать-то.
Подойдем к проблеме с тыла. Мозговой штурм. Раз-два-три. Зажмурились. Выдохнули.
Где.мы?
Бляяяя… головааа…
Кошусь на запотевшую бутылку минералки, по боку которой ползет хрустальная слезинка-капелька… Застонав, падаю на кровать. В ворох подушек. Надо мной вытертые алые шторочки, а ля балдахин… Подождите-подождите… Задумчиво разглядываю кисточки портьер.
Бобби, ты мудак!
Безмятежный такой. Бровки домиком. Мудак ты, Бобби…
Начнем сначала. И начало это,как положено любой полноводной реке, имеет своим истоком маленький похмельный ручеек, текущий тонкой струйкой из опрокинутой бутылки Миллера. На моей кухне. Неделю назад. Где мы с Тимой писали дипло… так. Не будем о грустном. Пока это незначительная деталь нашего великого полотна. Просто писали…
Обреченно толкаю пальцами тяжелую желтую кисть, тычу пальцем в портьеру. Уже не уверен, стоит ли вспоминать дальше. Но труп Бобби, скорбно застывший рядом и безмолвно взывающий ко мне… Весь такой нарядный, пиджачок, рубашечка с кружевами… На миг мне становится горько и грустно. Блядская жизнь. Неделю назад ты приходишь к друзьям с банкой травы и бутылкой абсента, приходишь с предложением повторить подвиг Хантера С. Томпсона… а потом…
Великодушно накидываю на лицо Бобби покрывало. Сажусь, запускаю пятерню во взъерошенные вихры – взгляд снова останавливается на бутылке.
Стоп. Откуда-то я знаю, что пить из нее нельзя. И о Бобби.
- Черт подери…
Ааа… Мой славный Д’Артаньян.
Со злорадным удовольствием предвкушаю миг, когда сонное чучело закончит оглядываться по сторонам, и задаст сакральный вопрос.
- Где мы?
Воот…
Тима до обидного классно выглядит с похмелья. Всегда. Он похож на героев америкосовских вестернов – слегка небрит и чересчур высокомерен. Или из этих… «Стреляться, господа. Дуэль, и ниипет».
Вот и сейчас - садится, первым делом сует сигарету в угол рта и щелкает зажигалкой. Прищуривается, словно производит в уме какие-то расчеты, и, наконец, весомо выдает:
- Мюнхен.
- С какого хуя? – я, на самом деле, спрашиваю это только для того, чтобы он мне дал железное обоснование. Ну и чтобы не чувствовать себя совсем лохом. Потому что последнее, что я помню – Варшава. И мы ловим тачку до…
- Мюнхен, - обреченно подтверждаю я.
Тима методично оглядывает место действия – это несуразное творение укуренного дизайнера - с бархатным пологом, на котором, как на супружеском ложе, устроились мы с Бобби, пробегает взглядом, выгибает бровь, словно прикидывая что-то, потом дальше – по зарешеченным окнам, голым стенам и запертой двери.
- Бордель, - весомо сообщает он, почему-то глядя на меня, то ли определяя место нашего заключения, то ли обрисовывая ситуацию в целом. – Нужно тикать.
Давит сигарету в переполненной пепельнице.
Никто и не поспорит. Но чтобы «тикать», нам нужно решить простую задачу - выстроить логическую цепочку, которая и станет канатом, по которому можно будет спуститься из этого приюта разврата на волю.
- Почему мы в борделе, Тима? - слишком жалобно звучит мой голос. – Нас продали?
Смотрит так, словно вот-вот произнесет: «Это элементарно, Ватсон». Но на последнем вопросе его брови удивленно ползут вверх. И я безотчетно пытаюсь поймать отголоски некомфортных ощущений в районе задницы. Но либо вчера меня купил очень умелый любовник, либо я все-таки не был оттрахан, но кроме яркого похмельного синдрома, другие неприятности меня не мучают. Ах да. Жрать. А еще больше – пить. Взгляд снова цепляет вожделенную бутылку.
- Кто-то хотел стать мужиком, - меланхолично замечает Тима, облизывая сухие губы.
Вот как. Это точно не о Тиме. Значит… Растеряно озираюсь – взгляд останавливается на тактично прикрытом покрывалом Бобби.
Блядская жизнь… Скорбно смотрю на Тима. Он, как-то нехорошо фыркнув, прикусывает ноготь и качает головой.
И чудится мне… Ад. И дым, обвивающий багряные бархатные портьеры, и свет, играющий в хрустале, и сплетенные в порыве страсти фигуры. Я даже привычно тянусь за альбомом со скетчами, чтобы это дело запечатлеть… И… замираю. Главное. Ебут не меня! Аха!
Подозрительно смотрю на Тиму. Этот бы не дался. На морде написано. Снова перевожу полный сочувствия взгляд на Бобби.
Мы его… выебали?
Руки дрожат…
Тима похабно скалится.
…«Не смей прикасаться!» Гнев и скорбь на лице еще абсолютно живого друга…
Он не дался, и мы его убили?
Податливое тело… Пальцы, царапающие чьи-то бедра…
Холодок пробегает по позвоночнику.
Убили и выебали?
- Ти-мааа?
Поперхнувшись стоном, затыкаюсь.
Не пе…
Поздно. Зачарованно смотрю, как он запрокидывает лохматую голову, как капельки воды текут по подбородку и загорелой шее.
В голове испорченными лампами вспыхивают образы из недавно просмотренного «Адреналина» и воспоминаний о детских шалостях со слабительным. Полбутылки. Мать твою…
Сердце екает. Теперь… что? Но Тима не падает как подкошенный на вытертый ковер. Тима бросает на меня хищный и, главное, полный жизни взгляд и сует в рот очередную сигарету.
Что если я ошибся? И сейчас вот сообщу другу, с которым мы в детсад ходили, про подставу? Он мне математику всю жизнь давал сдувать, а я ему вот прямо так – не жилец ты, Тима. Только потому, что привиделась мне где-то посреди вчерашнего Ада кривляющаяся, перекошенная рожа, орущая: «Вы – трупы, суки!», брошенная бутылка и хлопок этой самой закрывающейся двери?!
Я забираюсь на кровать, пристраиваюсь рядом с Бобби, обнимаю коленями руки.
- Не реви! – мрачно кидает мне Тима. – Мы выберемся.
Я больше не буду пить. Ни-ко-гда.
Я приму яд вслед за тобой…
У нас так мало времени. А я столького тебе не сказал…
Минуты. Я раскачиваюсь из стороны в сторону и жалобно подвываю своим невеселым мыслям.
Вздрагиваю, когда Тима вдруг срывается с места. Испуганно слежу за тем, как он подходит к кровати, наклоняется над Бобби…
- Тебе плохо, Тима?
- Заткнись.
Переворачивает его на живот, тычет башкой в подушку, ощупывает…
Холодею. Хочет урвать перед смертью?
- Тима! Не надо! Лучше… - голос предательски дрожит. – Лучше… меня.
Выпрямляется. Смотрит недоуменно из-под челки.
Набираю в легкие воздуха, сползаю вниз, встаю на четвереньки. Башка кружится… Блядская жизнь. Бросаю взгляд на невозмутимого Тиму и оттопыриваю задницу.
Как там?.. Хмурюсь сосредоточенно, потом тонко пищу:
- Возьми меня…
Брови Тимы взлетают вверх, он моргает, переталкивает сигарету в другой уголок рта.
- Эээ…
Мои непослушные пальцы выдергивают ремень, приспускают джинсы на бедра. Прости, Бобби… Кошусь на укоризненно застывшего друга. Прости…
Сжимаю кулаки и утыкаюсь лицом в подушку. Вздрагиваю от легких прикосновений к бедрам. Жду боли. Зажмуриваюсь.
Ааах, мать твою, Тима… Как же это…
Прощай, девственность.
- Посмотри… - хриплый шепот.
Чего он хочет от меня? Всхлипываю и покорно поднимаю голову. Зеркало. В нем моя зареванная моська и Тима. Сигарету бы вытащил, сука…
Хорош… Он. Как обычно. А я выгляжу как заправская шлюха. Может, когда все сдохнут, и я останусь один, меня возьмут сюда на работу?
Мне хорошо… Я ору и бьюсь лбом о перекладину кровати.
Но Тима не собирается подыхать, когда все заканчивается. А я вдруг остро понимаю, что вообще готов на все только бы он жил.
Он застегивает джинсы, хмурится, приглаживает пятерней встопорщенные пряди.
- Ну чего опять? – интересуется хрипло, когда я, свернувшись клубочком, устраиваюсь под боком Бобби.
- Это был мой первый раз, идиот…
- Твой первый раз был вчера, пьянь. Успокойся.
Холодею… Вытаращив глаза, смотрю на ухмыляющегося Тима. Мать твою…
Закрываю руками лицо, вою, уткнувшись носом в колени. Я нехочуэтовспоминать…
Мои истеричные пьяные вопли… «Уберите от меня эту шлюху! Я не хочу ее». Бег по этой самой комнате. Как я намертво вцепился в Тима и орал, не отпускай меня, я здесь не останусь. Как он достал бумажник, не переставая успокаивающе гладить меня по волосам, и не считая, сунул деньги девицам… И… как я сказал ему…
- Бляяяя…
Хмыкает, гад… Не прощу!
Выдергиваю из-под головы Бобби подушку, замахиваюсь…
Дверь. И веселый голос:
- Ну что, натрахались, уебки?
Бобби?..
Стоп. Тогда?..
Перевожу взгляд на «труп».
Название: Помнишь?
Автор: Maxim
Рейтинг: R
Жанр: слэш, мистика
Бета: Ирис
Предупреждения:"Приготовьтесь, сейчас будет грустно" (с)
От автора: Это экспромт, очень быстрый.
Помнишь?
читать дальшеНа город опускаются сумерки. Терпеливо дожидаюсь, когда скроются последние лучи солнца, и повеет прохладой. Слишком жаркая погода для сентября, я знаю. Но не ощущаю. Мне нравится представлять, как было бы со мной. Я рисую в своем воображении: разлетаются под моими ногами первые опавшие листья, лавируют, чтоб избежать столкновения, спешащие домой прохожие.
Ну вот, пора. Я еле уловимо ступаю по брусчатке мостовой, направляясь к реке. Вода меня всегда притягивала, еще с детства. Помнишь? Мне важно знать, и я обязательно спрошу тебя при встрече.
Ускоряю шаг. Мне надо торопиться. Но плеск воды завораживает. Все-таки спускаюсь к ней, к реке. Касаюсь ее, внутренне сжимаясь от страха, почти чувствую, как сквозь мои пальцы проходят миллионы прозрачных капелек. Помнишь, я обещал тебе показать настоящее море?
Усаживаюсь на траву и любуюсь темным силуэтом Кремля. Говорят, он сильно изменился за двадцать лет, обновился. Стараюсь не смотреть вверх, где в темноте теряется шпиль Спасской башни.
Так я еще сильнее ощущаю собственную неправильность, то, что я противен самой природе. Что не должен быть здесь. И не должен сейчас дрожать в ожидании нашей встречи.
Столько лет прошло. Я почти забыл свое лицо, но твое я помню, как будто видел вчера.
Чистая, быстро бегущая речка. Не здесь, а за городом. Кучка весело галдящих мальчишек. Среди них ты – смеющийся, кареглазый. И я…
Каким был я? Не помню. Но тебе нравилось схватить меня за руку и с разбегу побежать с горы - чтобы сразу в воду.
Помню твой веселый смех. И мои слова: «Хочешь, я когда-нибудь покажу тебе море?». Ты тогда только пожал плечами. Тебе было не нужно море, когда рядом я. Мы оба это знали, но самые важные слова еще не были сказаны. Только в забытьи твои пальцы гладили мою руку.
Словно в калейдоскопе, в моей памяти всплывает шум столичного вокзала. Мы, снова взявшись за руки, выходили из вагона. Помнишь, ты сказал мне: «Хочешь, я подарю тебе весь мир?». Я промолчал тогда в ответ. Зачем мне нужен был весь мир, когда рядом ты?
Наша первая квартира. Коммуналка с пожилыми соседями. Вечно холодная вода в кране, истрескавшиеся стены на кухне. Кипящий на газовой плите чугунный чайник – даже тогда он смотрелся, как мамонт из прошлого. Наверное, видел еще сталинские репрессии. По крайней мере, наши соседи их точно видели. Они почти не выходили из своей комнаты. А мы любили по утрам греться на кухне, которая быстро прогревалась, если включить газ.
Утренний холод простыней без твоего тепла – это знак, что ты уже варишь для нас кофе. Настоящий, зерновой. Ты молол его в кофемолке, а потом колдовал над чайником, за неимением кофейника. Ты делал это для меня. И потому я не мог начать утро без драгоценной черной жидкости.
Приготовленное руками любимого человека, слишком крепкое, чересчур горькое – бесценно.
По вечерам мы сидели с книгами, голова к голове, в свете нашей единственной лампы. Ты изучал физику, а я – литературу. Ты грезил о великих открытиях, а я пытался пихнуть свои статьи в какую-нибудь мелкую газетенку. Иногда мы так и засыпали, не раздевшись. Утром ты бесшумно уходил в свой институт, оставляя передо мной дымящуюся чашку. Я моментально просыпался, догонял у двери. Отчаянный поцелуй напоследок и твой горячий шепот: «Увидят». Да, я часто забывал про соседей. Но, кажется, они были неплохими людьми и на многое закрывали глаза.
Нам было жаль съезжать с той квартиры. Жаль оставлять стариков-соседей одних, ведь они к нам привыкли. Но я так решил.
Теперь у нас были деньги, я мог подарить нам ту жизнь, о которой мы раньше и не мечтали. Ты не возражал, хоть и не любил мои статьи. Ты говорил, что я пишу по заказу, и что в них нет души. А я возражал: «А какая душа в твоей физике?».
Мы перестали понимать друг друга. Ты пропадал в лабораториях, летом уезжал на картошку с преподавателями вашего института. Я скучал. И ревновал безумно к этим людям, которые стали ближе тебе и понимают лучше, чем я.
Помнишь нашу последнюю ссору? Конечно, помнишь, как такое можно забыть. Ты час мок на автобусной остановке, а я курил, стоя у окна и выводя твое имя на стекле. Я думал, что прав, отпуская тебя насовсем. Но ты вернулся, промокший до нитки, и серьезно заболел. Я потратил кучу денег на врачей, а летом, в отпуск, повез тебя на море. На настоящее, южное, которое видел в далеком детстве и мечтал тебе показать.
Ты был тогда таким тихим, таким благодарным, что я умирал со стыда за свою глупость. Но ты так и не полюбил море, оно тебя пугало.
Дальше мне тяжело вспоминать, хотя, наверное, должен.
Ты ведь спросишь при встрече, как это было, верно? Конечно, спросишь. Я ощущал, как много дней подряд ты задыхался во сне, когда тебя накрывало волной. Ты просыпался и звал меня. А я был рядом. И умолял отпустить, но ты не слышал. Ты ведь не верил в Бога, ты видел только пустоту. Прах вместо любимого человека. Иногда мне кажется, что я здесь из духа противоречия. Но на самом деле я хочу подарить тебе покой.
Я поднимаюсь с травы, чтобы, наконец, взглянув на небо, увидеть темноту. Дождь. Я не заметил, как он пошел, тихий, почти незаметный. Типично осенний.
На секунду мне становится беспокойно, я опасаюсь, что он вызван моим приходом. Но это не заставит меня уступить. Я взмываю в ночное небо, почти растворяюсь в темноте, чтобы опуститься рядом с твоим домом. Теперь я иду к нему через парк, старый, но еще живой оплот ушедшей эпохи, мимо разваливающегося фонтана, символизирующего дружбу советских республик.
Ты чувствуешь меня? Я уже близко. Десять этажей за одно мгновение. И окна нашей последней квартиры, вернее, твоей. Долго не решаюсь проникнуть внутрь. Но дождь становится сильнее, я не могу больше оставаться один.
В доме, где когда-то жили мы вместе, мало что изменилось. Будто еще витает запах нашего кофе. И я вернулся усталый с работы. Сладкая иллюзия. Иду в нашу комнату. Я чувствую дрожь внутри, хотя не должен ощущать ничего. Шаг, другой. И вот, я заглядываю в твое лицо. Замираю на долгие минуты, наблюдая, как ты спишь. Осмелюсь ли потревожить?
Еле уловимый поцелуй в губы – просто дуновение сквозняка, мои прикосновения – только ветер, прорвавшийся в приоткрытую балконную дверь.
Касаюсь твоего лба. Вижу забытую речку из детства, снова. Твои губы на моих, осязаемые и слишком горячие. Ладони потеют от страха перед тем, что мы делаем. Неумелые поцелуи вниз по груди. Первые ласки. Твой стон, когда я решаюсь спуститься ниже. Зайти дальше, когда уже не повернуть назад. Ты плакал и говорил, что тебе совсем не больно. Ты умолял меня повторить…
Но в твоем сне все не так. Мы сплетаемся в объятиях, ты подаешься навстречу, раскованный, готовый принять меня всего без остатка. Мы словно парим. С каждым толчком я будто растворяюсь в тебе. Хочется быть ближе, хочется остаться навсегда, чтоб не разъединить. Ловлю губами твой крик. Ты целуешь мои слезы. Настоящие. Мне они сейчас в радость. Время замирает для нас на долгие мгновения. Мы оттягиваем развязку, пока можем. Вслед за экстазом приходит опустошение. Две фигуры на песке, как разбитые, без сил. В твоей руке моя рука. Мы оба знаем, что совершили ошибку. Мне не нужен был весь мир, а тебе не нужно было мое море.
Я целую тебя в последний раз и ухожу, не глядя. Насовсем.
Тебе незачем знать, что я приходил не попрощаться, а забрать, но не смог. В соседней комнате спит твой ребенок. Мальчик с веселыми карими глазами, я уверен.
Утром ты проснешься и будешь варить мой любимый кофе, чтоб выпить, давясь его горечью и безуспешно стараясь не вспоминать обо мне. Будешь торопиться, обжигаясь. Ты не можешь себе позволить задержки, ведь тебя ждут студенты.
А что ждет меня? Не знаю.
На этот раз ты должен меня отпустить. Только об одном прошу: не называй меня больше по имени.