"Карта мира", слэш, мини, R, подарок для Кайи

[silverstyle]

 [Kaya.], это тебе. Думаю, ты прекрасно сама знаешь, что для меня значишь. Из пожеланий…Пусть тебе повезет, неожиданно, резко и по-крупному. Учитывая мою пунктуальность, с подарком я почти не опоздал.
Название: Карта мира
Автор: Maxim
Бета: Martisha Adams
Жанр: романс, ангст
Рейтинг: R
От автора: Этот текст писался так: 2 бутылки Реддса + песня Агаты Кристи "Моряк" = мой бред.

Вино и гашиш, Истанбул и Париж,
Моряк, моряк, почему ты грустишь?
Возьми папиросу, хлопни винца,
И песенку спой про сундук мертвеца.
«Моряк» Агата Кристи

Запотевшие окна. Кольца сигаретного дыма и облезлая стойка бара, в которую я утыкаюсь лбом, опрокинув в рот последний стакан местной бурды. Дерево холодное, чуть влажное, здорово освежает голову. Еще одна бутылка – и я не доползу наверх до своей комнаты, засну прямо здесь.
- Вот сучьи дети… - бормочу себе под нос. Взгляд останавливается на круглом разводе, который появляется в том месте, где раньше стоял мой стакан. Начинаю чертить пальцем от него линии. – Будет солнышко… - шевелю без звука губами. Бля, как же мне плохо. Когда, наконец, отрываюсь от рисования и поднимаю глаза, ловлю на себе спокойный взгляд гарсона. Пожилой и слишком респектабельный для этого заведения мужчина с седыми бакенбардами. С того момента, как я сюда пришел, он занят тем, что протирает абсолютно грязные на вид стаканы. Но делает это с таким с молчаливым достоинством, которому позавидовала бы сама английская королева.
- Матери всех кабатчиков – грязные шлюхи, - сообщаю ему, чтоб не зазнавался. Получается не особо членораздельно, но, думаю, он меня понял.
- Вы бы шли спать, месье. Вас проводить? – услышав его безупречно правильную речь, снова роняю голову на стойку бара и принимаюсь истерично хохотать. Нет, ну вот надо же, а?
Тем временем, так и не дождавшись от меня вразумительного ответа, хозяин вышел из-за стойки и громко позвал в приоткрытую дверь:
- Матео! – от имени становится еще веселее. Я представляю себе коренастого детину, который обязательно попал сюда прямо с какой-нибудь южно-американской плантации. Как именно попал - непонятно. Мой смех переходит в тихое хихиканье вперемешку со всхлипами. Как попал, как попал… Приплыл, вот как.
Понимаю, что хочу еще бутылку.
- Месье… - меня осторожно, почти неуловимо теребят за рукав. Давно, кажется, уже теребят, просто я не заметил. Совсем не похоже на придуманный мной образ мужлана, который просто обязан был спихнуть меня своими большими ручищами с табурета и оттащить наверх, предварительно пересчитав моей рожей все ступеньки.
С большим усилием отрываю голову от стойки, пытаясь сфокусировать взгляд. Первое, что выхватываю – два больших черных пятна на белом. Узкое бледное молодое лицо с большими темными глазами. Парнишке лет шестнадцать-семнадцать, смотрит на меня с явной опаской, но все-таки без ужаса.
Представляю, как выгляжу со стороны. Порванный ворот грязно-белой рубашки, съехавший на бок галстук, безумный взгляд и кривящийся в не самой веселой усмешке рот. Отбрасываю со лба спутанные пряди, пытаясь причесать волосы пальцами. Где-то на полу еще должен валяться мой мятый цилиндр, на который раз пять уже наступили, не меньше. Попросить, что ли, парнишку поискать его? От этого снова становится смешно.
- Веди меня в мои покои, Матео, - поднимаюсь с табурета, покачиваясь, но поправляю галстук с самым независимым видом, отчего, пожалуй, мой внешний облик особо не меняется.
- Да, месье, - парень смотрит на меня выжидательно. Делаю всего один чертов шаг и начинаю заваливаться. Парнишка тут же подставляет плечо, и я опираюсь на него всей своей тяжестью. Так мы и идем, пошатываясь, до лестницы.
Пока поднимаемся наверх, бьемся, то о правую стенку, то о левую. Конечно, это лучше, чем считать лицом ступеньки, но ноша для мальчишки явно слишком тяжела, вот-вот навернемся вниз. Когда минуем последнюю, верхнюю, я расслабляюсь, и мы со всего маху въезжаем в косяк двери, ведущей с лестницы в коридор. Я наваливаюсь всей тяжестью на Матео, силясь удержать равновесие, и в итоге буквально впечатываю его спиной в стену.
- Прости, - мой голос, охрипший от воплей и смеха, которыми был богат этот вечер, звучит не очень приятно. Отстраняюсь, совсем чуть-чуть, чтобы парень смог дышать. В ушах стоит звон, и в том, что смогу сейчас идти, я сильно сомневаюсь. Парень почему-то не делает попытки освободиться. Может, ждет, когда очухаюсь, и меня можно будет тащить дальше.
В тусклом свете лампочки его белая кожа чуть мерцает, брови и глаза кажутся будто нарисованными на лице черным грифелем. А волосы – тушью, решаю я. Почему, черт знает. Может, потому что наощупь они напоминают бархат, а не шелк, как было заведено в обожаемых моей покойной матушкой любовных романах.
Я не заметил, как начал его трогать. Дурной признак. Отдергиваю руку от его волос.
- Ты красивый, - говорю ему я в оправдание свого поступка, хотя и не уверен в том, что это правда. Даже сейчас, стоя совсем близко, я выхватываю только отдельные черты, цельный образ от меня ускользает.
Мальчишка молча подается мне навстречу. Теперь я вижу его губы, слишком бледные для таких темных волос и глаз. Чуть припухлая нижняя и тонкая верхняя. Несомненно, красивые очертания. До прикосновения остается совсем чуть-чуть.. В последний миг перед поцелуем я рассматриваю ресницы парнишки, темные и длинные, целомудренно скрывающие то, что могли бы выдать глаза. Когда мой язык скользит внутрь его рта, я чувствую легкий привкус кофе, от чего ассоциация с далекими плантациями возвращается с прежней ясностью. Вкусный поцелуй. Мои руки шарят под его рубашкой, изучая слишком худое даже для шестнадцати лет тело. Но ему явно не меньше.
Почему-то именно теперь вспоминаю, что от меня за версту разит перегаром, и мальчишке это может быть неприятно, но гоню непрошенную мысль прочь, сильнее вжимая его в стену. Желания быть нежным нет, да и сил тоже. Растратил я свою нежность, дорогой, как и свои силы, а платить за это тебе. Чувствую, что парень, наконец, начинает вяло трепыхаться, выражая какое-то подобие протеста.
- Ты сам этого захотел, - мой голос срывается на шепот, я покрываю поцелуями его шею, периодически прихватывая зубами кожу. Он послушно запрокидывает голову, как покорная жертва мифического кровососа. Почти хочется пустить кровь. Я жалею, что у меня нет красивых и тонких клыков, чтобы можно было потом полюбоваться на две красные ранки-точки, свои отметины.
- Пойдемте в вашу комнату, месье… - шепчет он, наконец, чуть слышно. – Если хозяин узнает, мне попадет.
Дельное предложение. Забавно, но поцелуи меня чуть отрезвили. Или может все дело в привкусе кофе? Снова тихо смеюсь, пугая этим парня. Сказать ему, что ли, что я просто веселый? Бесполезно, не поверит. И правильно сделает, черт возьми.
Я чуть отодвигаюсь, давая ему возможность протиснуться мимо. Он смотрит на меня с легким недоверием, потом все-таки отодвигается от стены, прижавшись для этого ко мне сильнее, и осторожно выбирается на свободу из плена. Двигается он чуть скованно, затрудненно. Видимо, последствия моего не слишком галантного обращения. Появляется сильное желание поймать его за руку и вернуть все, как было. Заполучить прямо здесь и сейчас. Но я еще не в том состоянии, чтоб выбирать, потому опираюсь на подставленное парнем плечо, и мы ковыляем дальше по плохо освещенному коридору. Насколько я помню, наша цель - последняя дверь слева. По пути нам никто не встречается, все-таки уже слишком поздно и для пьяных завываний, и для скрипа ветхих коек вперемешку с почти жалобными стонами местных шлюх. Последние предрассветные часы. Ненавижу их. Из-за одной из дверей до нас доносится детский плач. Интересно, почему даже в таких местах находятся плачущие по ночам дети? Я ерошу волосы Матео и озвучиваю ему этот вопрос.
- Это ребенок одной хорошей мадемуазель, месье, - я хмыкаю в ответ. Кто бы сомневался.
Наконец, мы у цели. Он прислоняет меня к стене и какое-то время возится с замком. Дверь подается не сразу, потому что рассохлась. Я в это время изучаю профиль парня, собственно, ничем непримечательный, но чем-то же надо мне себя занять.
Мы заходим внутрь. Как говорится, добро пожаловать в мои апартаменты. Не дойдя до кровати, начинаю стягивать со своего гостя одежду. Мы тут же спотыкаемся о битые бутылки и летим кубарем.
У меня идет кровь из пореза на руке. Я слышу, как парень, ругаясь на незнакомом языке, поднимается с пола и, оставив меня лежать, шарит в полумраке в поисках таза с водой и тряпки, называемой тут полотенцем. Я расслабляюсь, вытянувшись в полный рост, подо мной хрустит битое стекло. Ни хрена не больно. Изучаю географию пятен на сером потолке, пытаясь понять, как мои предшественники умудрились их поставить. Затем перевожу взгляд на суетящегося мальчишку. Периодически забываю, как его имя. Помню, что какое-то забавное. Точно, Матео. Он склоняется надо мной с мокрым полотенцем. Я смотрю безучастно, как он пытается остановить кровь, хлещущую из пореза. Выходит у него не особо удачно. Перевожу взгляд на его лицо. В комнате освещение лучше, чем в коридоре, благодаря имеющемуся здесь окну, и я понимаю, что парень сильно старше шестнадцати, просто он невероятно, болезненно худ. Его выдают морщинки вокруг глаз и совершенно измученное выражение лица, а так – возраст вполне можно было перепутать. Я не горю желанием списывать свою ошибку на пьянство, обычно я внимателен, потому что в противном случае можно оказаться в канаве с перерезанным горлом.
Продолжая рассматривать парня, ловлю себя на том, что мне становится неуютно. В полумраке его темные, глубоко посаженные глаза кажутся пустыми ямами, а бледные губы - посиневшими, как у утопленника. Я уже почти готов закричать, когда он заканчивает возиться с моей рукой и спрашивает:
- Вам холодно, месье? Вы дрожите, - звук голоса разгоняет наваждение, и я снова вижу совершенно обычного человека с усталым лицом, которого, к тому же, собираюсь поиметь, и пусть все летит к чертовой матери.
Позволяю ему помочь мне доковылять до кровати. Когда голова касается подушки, чуть было не отрубаюсь, но все равно настойчиво тяну его на себя, призывая лечь рядом.
- Вам надо поспать… - он пытается вырвать руку из моей хватки, опять не очень убедительно, и, поартачившись, устраивается на мне сверху. Закрываю ему рот поцелуем, чтоб не болтал больше. Но, увы, мой запал проходит быстро, сил у меня практически нет. Парень все понимает и берет инициативу в свои руки. У него нежные губы и умелые. Возможно, он даже зарабатывает этим на жизнь. Я запускаю пальцы в его волосы, которые недавно сравнивал с бархатом в романтическом порыве, и притягиваю ближе. Он чуть задыхается, но это не мои проблемы. Прикрываю глаза, наслаждаясь и стараясь забыть, где я, с кем я, и кто я вообще такой. У меня выходит, пусть и не сразу. Я засыпаю моментально, как только получаю разрядку.
Мне снится, что я тону в Сене. Темная и почему-то густая, как подсолнечное масло, вода смыкается надо мной. Забивается в нос и уши, грудь сжимается, и я не могу дышать. Беззвучно кричу, но меня неумолимо тянет вниз, на самое дно.
Просыпаюсь оттого, что меня кто-то трясет и говорит нежные слова на непонятном языке. Не знаю, почему, но я почти сразу вспоминаю Матео и хватаюсь за него, как за спасительную соломинку. Он теплый, живой и со вкусом кофе.
Проснувшись утром в его объятиях, я принимаюсь первым делом выражать свою благодарность. Покрываю поцелуями его тощее тело, стараюсь так, как ни для кого давно этого не делал. Да и толку было распинаться перед шлюхами?
Мне неожиданно приятно то, как он тихо стонет, изгибаясь в моих руках. Я долго готовлю его к вторжению. Я слизываю капельки пота с его спины, целую в затылок, когда он прикусывает подушку от боли. Что тут сделаешь, я постарался быть очень осторожным.
И вот, мои первые еще скованные движения, и его – мне навстречу. Что-то ломается в картине мироздания. Мне уже не хочется забывать, с кем я. И я уже твердо помню его имя, хотя с моих губ оно не слетает даже в последний момент. Я стискиваю Матео в объятиях и застываю внутри, чувствуя себя мухой, пронзенной булавкой, а не булавкой, пронзающей муху. Так хорошо не бывает. Это неправильно.
Мы лежим рядом на узкой кровати, крепко прижавшись друг к другу, потому что иначе вдвоем тут не лечь. Я глажу его плечи, руки, уже с опаской думая про его болезненную худобу.

Скорее всего, Матео умрет в этом притоне через полгода - год. Не от болезни даже, а просто от истощения и наркотиков. Или все закончится в какой-нибудь больнице для неимущих, не суть. Что ждет меня? Мое дно, мне до него недолго.
- Я заберу тебя с собой.
В ответ он только кивает.
Мы лежим и смотрим в потолок, изучая географию пятен на нем. Это наша карта мира. Почему-то мне вдруг становится очень легко и спокойно. Может, дело в том, что на моей руке линия жизни, прервавшись, продолжается снова.