13.09.2009 в 02:13
Пишет Kellacat:Maxim in love, поздравляю))
Я желаю тебе счастья, Максим!
Такого, какое нужно лично тебе, со всеми вытекающими и прилегающими)))
С Новым годом!
И еще... по такому случаю у меня есть для тебя маленький такой подарочек. Только это... не представляй себя лошадиным стоматологом, ладно? Это ни разу не слэш)) И вообще... Зато как будто бы о любви и немножко про то, о чем мы говорили))
подарокПисьмо
Как мы воспринимаем людей? Все по-разному, но сначала по внешним критериям. Кто-то смотрит на руки, вглядывается в черты лица и пропорции тела, ищет душу в глазах и движениях, жестах. А для меня важней всего голос – я слышу людей… или не слышу, это уж как повезет. С тобой повезло – до сих пор иногда я в это не верю…
Первый раз я увидела тебя очень красиво.
Сцена, стул, неровные лучи клубных прожекторов, две микрофонные стойки – одна тянулась к губам, другая к черно-белой гитаре. Темные волосы падали на лицо, не давая тебя рассмотреть, лишь силуэт, четкий контур в пятне неяркого света.
Мне всегда нравилась графика…
Ты оказался приятным сюрпризом в тот вечер – день рождения клуба это всегда ассорти из талантливых и бездарных артистов, от которого я не ждала музыкальных открытий. Собиралась уйти, почти попрощалась со всеми, и тут в микрофоне раздался твой голос.
Четыре слова: «Я очень люблю это место».
Голос – вот что заставило меня обернуться, остаться, дослушать. Невероятный, красивый тембрально и … мягкий, бархатно-терпкий с огромным диапазоном – от густого, чуть хриплого до высоких, пронзительных нот. Мне не нужно было смотреть на тебя, чтобы видеть, когда твои губы искажает усмешка, а когда украшает улыбка.
Я утонула в нем, растворилась.
Ты мне потом говорил, что гитара – не твой инструмент, что твою музыку рождает любовь с пианино… мягкие клавиши тебе значительно ближе, чем нервные струны. Всегда… кроме той единственной песни, которая познакомила нас с тобой.
Сказки кончаются быстро – ты играл, наверное, всего минут десять, но изменил мое ощущение этого вечера. Я осталась, поняла, что хочу еще посидеть, просто послушать музыку, рожденную здесь и сейчас, сохранить ощущение чуда, которое ты мне тогда подарил.
Пробираясь к барной стойке, я старалась разглядеть свое любимое место – занято или пустует, подсознательно ожидая знака судьбы в этом маленьком и незначительном по своей сути моменте. Я иногда становлюсь фаталисткой. Вот и тогда решила сама для себя – останусь, только если так надо…
Высокий стул слева от стойки, не в самом углу, а возле декоративной колонны оказался свободен – я улыбнулась и села.
Бармен Андрей – мой бывший сокурсник – приветственно махнул мне рукой и выразительно кивнул на очередь страждущих, которая не давала ему пока подойти и пообщаться. Я устроилась поудобнее и прислушалась к музыке, сменившей твое выступление. Грамотное сочетание электроники и живых инструментов гипнотически подействовало на мое расплавленное тобою сознание. Реальность напомнила о себе стуком по гладкой поверхности стойки – Андрей поставил передо мной бокал красного сухого вина. Я вздрогнула, он рассмеялся – еще с института за мной замечали способность к кратковременному анабиозу. Я не знала, что ты к тому времени тоже успел занять свое любимое место в углу, не заметила, как ты пришел, не увидела, как поздоровался с Андреем. Он спросил – для меня – в пустоту:
- Привет. Тебе, как обычно, мартини?
Не успела я удивиться, как пустота негромко ответила твоим чарующим голосом:
- Да, конечно. Спасибо.
В голове завертелась какая-то чушь – ну, знаешь, бывает такое… Когда кто-то нравится, начинает казаться, что вы с ним должны быть похожи, а тут вдруг мартини… Сладкая гадость и ты? Похоже, все эти глупые мысли отразились у меня на лице – не успел Андрей отвернуться, как ты обратился ко мне с предложением:
- Не хотите попробовать? Поверьте, это не так уж противно…
Что заставило меня согласиться? Наверное, тот самый столбняк, который не давал мне шевельнуться, чтобы просто тебя рассмотреть. И, конечно, твой голос. Я как кобра факира была околдована мелодией твоих интонаций. Моя персональная флейта могла наиграть мне на ужин даже жареных скорпионов, я точно так же не отказалась бы и от них.
Вино глотаю залпом, как сок, облизнув пересохшие губы.
Поворачиваюсь к тебе – и снова теряюсь, тону – теперь уже в антрацитовом блеске зрачков, расширенных так, что не видно, какого цвета глаза.
Кто ты? Какие крови смешались в тебе? Высокие скулы, чуть смуглая кожа, тонкий нос с легкой горбинкой – ты похож на индейца, какими их рисовали на обложках романов. Невероятно элегантного, небрежно-изящного, невозмутимого и все-таки чуждого этому пропито-прокуренному миру индейца. Ты красивый. Ты знаешь об этом? Иногда мне кажется, да, знаешь и умело играешь своей красотой, но чаще ты все-таки вне этих рамок, вне визуальных оценок...
Ты понравился мне, сразу и сильно. Со мной это редко бывает…
Андрей принес три бокала с мартини. С интересом взглянул на меня:
- Решайся, такой вариант тебе должен понравиться.
- А чем он отличается? – не то, чтобы я колебалась, но все-таки не спешила попробовать.
- Андрей не раскрывает секретов, - ты вмешиваешься и тянешь руку к бокалу – он профессионал, даже я не знаю, что здесь намешано, но это действительно вкусно.
- Льстишь? – наш бармен рассмеялся и пояснил – в основе тут вермут, сухой и совершенно несладкий. Ты должна оценить, если я хоть чуть-чуть тебя знаю.
Пробую осторожно и понимаю, что этот напиток очень подходит тебе. Терпкий, острый, странный… вкусный. Он на травах – я помню – это тоже неуловимо твое… Второй, третий… последний глоток, смакуя коктейль и наслаждаясь беседой.
- Повторим?
- Да, конечно.
Придвигаешься ближе и предлагаешь мне тост – за судьбу, в которую ты раньше не верил.
Той ночью мы успели обсудить все на свете – легко, с полуслова понимая друг друга. Мы смеялись, как дети, и так же бесстрашно открывали те мысли и чувства, которые раньше считали только своими.
Мы просидели тогда до утра, а потом ты привез меня в студию. Мы слушали диски – два ваших альбома, ты рассказывал, как их писал, как собирал свою группу, как начинал выступать… Ты играл мне эскизы будущих песен, читал отрывки стихов. Тогда ты первый раз назвал меня зеркалом. Я отражала тебя самого, только не созидающего, а … созерцающего? Я впитывала то, чем ты жил и разделяла, воспринимала и отдавала обратно тебе. Это было легко.
Ты примирил меня с моей музыкальной бездарностью. Я не могу ни петь, ни играть – зато могу слушать. Твой дар заполнил мой творческий вакуум, я растворялась в том, что ты делал, ощущала твою музыку кожей, проживала стихи от первого до последнего слова… Ты говоришь, я помогаю тебе… знаешь, я верю.
Ты не спрашивал, останусь ли я у тебя. Впрочем, я не смогла бы тогда ответить на этот вопрос, пришлось бы задуматься – остановиться и разобраться в том, что произошло. Химия наших с тобой отношений возникла спонтанно и автономно, не поддаваясь анализу. Ее нельзя было нарушать сомнениями и вопросами.
Ты это чувствовал также как я, поэтому просто спросил, когда мы заберем мои вещи.
Забавно, а ведь у нас с тобой всегда возникает «Когда?» вместо «Если?»…
Череда вечеров и ночей, проведенных в разъездах, концертах… мне приходится делить тебя с группой, попутчиками и публикой в клубах. Но я готова делить… я сама себе удивляюсь, когда понимаю, что готова смотреть на тебя из глубины полутемного зала, ждать первых аккордов твоих до последней ноты знакомых мне песен… И ощущать себя безнадежно счастливой, когда ты поешь мне и для меня… Твой голос стирает людей и раздвигает тесные стены, он кистью рисует нам воздух и небо под потолком душных площадок. Ты становишься все популярнее… Народа приходит все больше и больше, но это не мешает тебе отыскать меня взглядом в любой, даже самой плотной толпе. Как тебе удается? Знаешь, как мне становится страшно от одной только мысли о том, что когда-нибудь этого не случится?
Кто мы друг для друга? Не знаю.
Любовники? Больше.
Не хочу выстраивать лексические пирамиды, чтобы описать твою роль в моей жизни. Ты и так знаешь, что мне не нужен больше никто. Тебя хватает, чтобы занять мое тело, разум, сердце и даже душу. Я не ревную тебя, ты слишком честен со мной. Сколько песен ты мне написал? Я перестала считать. Я знаю, что все, что в них есть – это правда.
Корабельный канат, который привязал нас друг к другу, многие называют любовью.
Для тебя это важно – играть для кого-то, а я… Я рада, что стала для тебя этим кем-то. И знаешь, мне это нужно не меньше.
Я пишу тебе это письмо, потому что даже сейчас я с тобой. Мы не рядом – впервые за эти три года – на десять дней и ночей нас разделили километры дорог, городов, обстоятельств. Семь дней позади. Уже? Нет, скорее, еще…
Я пишу тебе это письмо… Может быть, ты его прочитаешь…
картинка
URL записиЯ желаю тебе счастья, Максим!
Такого, какое нужно лично тебе, со всеми вытекающими и прилегающими)))
С Новым годом!
И еще... по такому случаю у меня есть для тебя маленький такой подарочек. Только это... не представляй себя лошадиным стоматологом, ладно? Это ни разу не слэш)) И вообще... Зато как будто бы о любви и немножко про то, о чем мы говорили))
подарокПисьмо
Целым был и был разбитым
Был живым и был убитым
Чистой был водой, был ядом
Был зеленым виноградом
(с) Приходи. А.Васильев, Сплин.
Был живым и был убитым
Чистой был водой, был ядом
Был зеленым виноградом
(с) Приходи. А.Васильев, Сплин.
Как мы воспринимаем людей? Все по-разному, но сначала по внешним критериям. Кто-то смотрит на руки, вглядывается в черты лица и пропорции тела, ищет душу в глазах и движениях, жестах. А для меня важней всего голос – я слышу людей… или не слышу, это уж как повезет. С тобой повезло – до сих пор иногда я в это не верю…
Первый раз я увидела тебя очень красиво.
Сцена, стул, неровные лучи клубных прожекторов, две микрофонные стойки – одна тянулась к губам, другая к черно-белой гитаре. Темные волосы падали на лицо, не давая тебя рассмотреть, лишь силуэт, четкий контур в пятне неяркого света.
Мне всегда нравилась графика…
Ты оказался приятным сюрпризом в тот вечер – день рождения клуба это всегда ассорти из талантливых и бездарных артистов, от которого я не ждала музыкальных открытий. Собиралась уйти, почти попрощалась со всеми, и тут в микрофоне раздался твой голос.
Четыре слова: «Я очень люблю это место».
Голос – вот что заставило меня обернуться, остаться, дослушать. Невероятный, красивый тембрально и … мягкий, бархатно-терпкий с огромным диапазоном – от густого, чуть хриплого до высоких, пронзительных нот. Мне не нужно было смотреть на тебя, чтобы видеть, когда твои губы искажает усмешка, а когда украшает улыбка.
Я утонула в нем, растворилась.
Ты мне потом говорил, что гитара – не твой инструмент, что твою музыку рождает любовь с пианино… мягкие клавиши тебе значительно ближе, чем нервные струны. Всегда… кроме той единственной песни, которая познакомила нас с тобой.
Сказки кончаются быстро – ты играл, наверное, всего минут десять, но изменил мое ощущение этого вечера. Я осталась, поняла, что хочу еще посидеть, просто послушать музыку, рожденную здесь и сейчас, сохранить ощущение чуда, которое ты мне тогда подарил.
Пробираясь к барной стойке, я старалась разглядеть свое любимое место – занято или пустует, подсознательно ожидая знака судьбы в этом маленьком и незначительном по своей сути моменте. Я иногда становлюсь фаталисткой. Вот и тогда решила сама для себя – останусь, только если так надо…
Высокий стул слева от стойки, не в самом углу, а возле декоративной колонны оказался свободен – я улыбнулась и села.
Бармен Андрей – мой бывший сокурсник – приветственно махнул мне рукой и выразительно кивнул на очередь страждущих, которая не давала ему пока подойти и пообщаться. Я устроилась поудобнее и прислушалась к музыке, сменившей твое выступление. Грамотное сочетание электроники и живых инструментов гипнотически подействовало на мое расплавленное тобою сознание. Реальность напомнила о себе стуком по гладкой поверхности стойки – Андрей поставил передо мной бокал красного сухого вина. Я вздрогнула, он рассмеялся – еще с института за мной замечали способность к кратковременному анабиозу. Я не знала, что ты к тому времени тоже успел занять свое любимое место в углу, не заметила, как ты пришел, не увидела, как поздоровался с Андреем. Он спросил – для меня – в пустоту:
- Привет. Тебе, как обычно, мартини?
Не успела я удивиться, как пустота негромко ответила твоим чарующим голосом:
- Да, конечно. Спасибо.
В голове завертелась какая-то чушь – ну, знаешь, бывает такое… Когда кто-то нравится, начинает казаться, что вы с ним должны быть похожи, а тут вдруг мартини… Сладкая гадость и ты? Похоже, все эти глупые мысли отразились у меня на лице – не успел Андрей отвернуться, как ты обратился ко мне с предложением:
- Не хотите попробовать? Поверьте, это не так уж противно…
Что заставило меня согласиться? Наверное, тот самый столбняк, который не давал мне шевельнуться, чтобы просто тебя рассмотреть. И, конечно, твой голос. Я как кобра факира была околдована мелодией твоих интонаций. Моя персональная флейта могла наиграть мне на ужин даже жареных скорпионов, я точно так же не отказалась бы и от них.
Вино глотаю залпом, как сок, облизнув пересохшие губы.
Поворачиваюсь к тебе – и снова теряюсь, тону – теперь уже в антрацитовом блеске зрачков, расширенных так, что не видно, какого цвета глаза.
Кто ты? Какие крови смешались в тебе? Высокие скулы, чуть смуглая кожа, тонкий нос с легкой горбинкой – ты похож на индейца, какими их рисовали на обложках романов. Невероятно элегантного, небрежно-изящного, невозмутимого и все-таки чуждого этому пропито-прокуренному миру индейца. Ты красивый. Ты знаешь об этом? Иногда мне кажется, да, знаешь и умело играешь своей красотой, но чаще ты все-таки вне этих рамок, вне визуальных оценок...
Ты понравился мне, сразу и сильно. Со мной это редко бывает…
Андрей принес три бокала с мартини. С интересом взглянул на меня:
- Решайся, такой вариант тебе должен понравиться.
- А чем он отличается? – не то, чтобы я колебалась, но все-таки не спешила попробовать.
- Андрей не раскрывает секретов, - ты вмешиваешься и тянешь руку к бокалу – он профессионал, даже я не знаю, что здесь намешано, но это действительно вкусно.
- Льстишь? – наш бармен рассмеялся и пояснил – в основе тут вермут, сухой и совершенно несладкий. Ты должна оценить, если я хоть чуть-чуть тебя знаю.
Пробую осторожно и понимаю, что этот напиток очень подходит тебе. Терпкий, острый, странный… вкусный. Он на травах – я помню – это тоже неуловимо твое… Второй, третий… последний глоток, смакуя коктейль и наслаждаясь беседой.
- Повторим?
- Да, конечно.
Придвигаешься ближе и предлагаешь мне тост – за судьбу, в которую ты раньше не верил.
Той ночью мы успели обсудить все на свете – легко, с полуслова понимая друг друга. Мы смеялись, как дети, и так же бесстрашно открывали те мысли и чувства, которые раньше считали только своими.
Мы просидели тогда до утра, а потом ты привез меня в студию. Мы слушали диски – два ваших альбома, ты рассказывал, как их писал, как собирал свою группу, как начинал выступать… Ты играл мне эскизы будущих песен, читал отрывки стихов. Тогда ты первый раз назвал меня зеркалом. Я отражала тебя самого, только не созидающего, а … созерцающего? Я впитывала то, чем ты жил и разделяла, воспринимала и отдавала обратно тебе. Это было легко.
Ты примирил меня с моей музыкальной бездарностью. Я не могу ни петь, ни играть – зато могу слушать. Твой дар заполнил мой творческий вакуум, я растворялась в том, что ты делал, ощущала твою музыку кожей, проживала стихи от первого до последнего слова… Ты говоришь, я помогаю тебе… знаешь, я верю.
Ты не спрашивал, останусь ли я у тебя. Впрочем, я не смогла бы тогда ответить на этот вопрос, пришлось бы задуматься – остановиться и разобраться в том, что произошло. Химия наших с тобой отношений возникла спонтанно и автономно, не поддаваясь анализу. Ее нельзя было нарушать сомнениями и вопросами.
Ты это чувствовал также как я, поэтому просто спросил, когда мы заберем мои вещи.
Забавно, а ведь у нас с тобой всегда возникает «Когда?» вместо «Если?»…
Череда вечеров и ночей, проведенных в разъездах, концертах… мне приходится делить тебя с группой, попутчиками и публикой в клубах. Но я готова делить… я сама себе удивляюсь, когда понимаю, что готова смотреть на тебя из глубины полутемного зала, ждать первых аккордов твоих до последней ноты знакомых мне песен… И ощущать себя безнадежно счастливой, когда ты поешь мне и для меня… Твой голос стирает людей и раздвигает тесные стены, он кистью рисует нам воздух и небо под потолком душных площадок. Ты становишься все популярнее… Народа приходит все больше и больше, но это не мешает тебе отыскать меня взглядом в любой, даже самой плотной толпе. Как тебе удается? Знаешь, как мне становится страшно от одной только мысли о том, что когда-нибудь этого не случится?
Кто мы друг для друга? Не знаю.
Любовники? Больше.
Не хочу выстраивать лексические пирамиды, чтобы описать твою роль в моей жизни. Ты и так знаешь, что мне не нужен больше никто. Тебя хватает, чтобы занять мое тело, разум, сердце и даже душу. Я не ревную тебя, ты слишком честен со мной. Сколько песен ты мне написал? Я перестала считать. Я знаю, что все, что в них есть – это правда.
Корабельный канат, который привязал нас друг к другу, многие называют любовью.
Для тебя это важно – играть для кого-то, а я… Я рада, что стала для тебя этим кем-то. И знаешь, мне это нужно не меньше.
Я пишу тебе это письмо, потому что даже сейчас я с тобой. Мы не рядом – впервые за эти три года – на десять дней и ночей нас разделили километры дорог, городов, обстоятельств. Семь дней позади. Уже? Нет, скорее, еще…
Я пишу тебе это письмо… Может быть, ты его прочитаешь…
картинка