я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Название: "В Одном отдельно взятом городе"
Авторы: Ирис и Maxim
Бета: Zainka-Gwena
Жанр: экшн, драма, слэш, фем.
Рейтинг: R
Примечание: начало истории и название дал драббл Ирис (mart) "В одном отдельно взятом городе", который представляем вашему вниманию вместо пролога.
От авторов:
Март Ирис: это был яркий сон, никаких общественно-политических аллюзий не было, просто я давно думала, что когда-нибудь ситуация с сексменьшинствами может кардинально перевернуться.
Maxim: как житель Питер-града, констатирую, что вокруг что-то меняется, пусть пока и не кардинально))) Но не хочу о политике. Прошло 2 года с того момента, как мы с Ирис закончили наш первый совместный проект. Признаюсь, я уже сам не верил, что она решится со мной на второй))) Очень рад.
Вместо пролога
В одном отдельно взятом городе, драббл, автор Ирис
читать дальше- Итак, леди-шериф, почему вы не покинули город, когда была объявлена эвакуация всех гетеросексуальных? Ведь вас знает каждая собака на сорок миль в округе.
- Бывшая шериф, - презрительно откликнулась она, даже не повернув голову к собеседнику, рассматривая облупленный лак на ногтях. – Уточняю: в радиусе восьмидесяти миль. Так вы хотите сказать, что меня выдала собака?
Он смутился. Холеный, в хорошо пригнанном костюме, с идеальной прической и неуловимым ароматом любви к мужчинам. Его она чувствовала на расстоянии, как хорошая ищейка.
Но было в нем что-то еще, что заставляло ее отвечать на вопросы. Иначе бы она давно заткнулась. Даже не глядя в зеркало, ощущая себя помятой, без макияжа, с растрепанными волосами. Шарф она потеряла давно. Или кому-то отдала? Не помнит… Зато в теплом кабинете, наконец, начала согреваться после ледяной улицы, где ее и взяли.
Загнанная лошадка, которую пристреливают, не правда ли?
Но свой город она бы не покинула даже перед угрозой его полного ядерного уничтожения.
Она здесь родилась, здесь могилы ее близких, здесь впервые полюбила и была предана, здесь ее корни, здесь она двадцать лет была леди-шерифом. Самой молодой сначала.
- Да, вас выдала собака, - наконец, сказал дознаватель.
Зачем этот глупый допрос? Сейчас ее в лучшем случае отвезут в резервацию для гетов, а в худшем пристрелят, как пособницу прежнего режима. Ведь на ее счету немало арестованных и выдворенных из города сторонников однополой любви. Такова была политика того времени, а она предано служила не только городу, но и государству.
Все было просто: хочет парень любить парня или девушка девушку – вон, на Юге есть штат (или два?), где на такое безобразие не обращают внимания.
Вот и выдворяли, когда выявляли, в чем были, добирайтесь, как хотите, но в нашем городе вы жить не будете.
И дети были послушными, и в церковь на воскресные службы ходили семьями.
Но гейство-лесбиянство плодилось, вопреки пословице: Яблочко от яблоньки.
Она встряхнулась от дремоты, вызванной теплом, поняв, что пропустила нечто важное.
Дознаватель, красивый лощеный гей повторил.
- Вас выдал шарф. Который вы отдали пятнадцатилетней девочке-лесби. Помните ее? Год назад, в такую же снежную зиму.
Он внимательно смотрел на бывшую леди-шерифа суровыми серыми глазами, пах замечательным табаком, и ей ужасно хотелось попросить сигарету, но пересилить себя она не могла. Поэтому просто спросила, как будто это действительно ее интересовало.
- И как девочка? Дошла…До своей девочки?
Их застукал патруль, когда они обжимались и целовались в темном глубоком колодце внутреннего двора кинотеатра, там, где выход. Кинотеатр был популярный, в нем шли все новинки в новом формате, поэтому вход был с улицы, яркой от неонового света, а выход в такую темную подворотню, где подростки, да и мужчины, тайком описывали углы.
Девчонки дождались последнего зрителя – и самозабвенно любили друг друга, засовывая еще не озябшие после теплого зала руки под куртки и свитерки друг другу. Вот и не заметили, как подкрался патруль нравственности. Правда, та, что стояла лицом к выходу из подворотни, пискнула, вырвалась и забилась во дворе в такую дыру, где ее и не стали искать. Может, в мусорный бак.
Патруль побрезговал. А вторую, светленькую девочку в чересчур легкой для зимы одежде (видимо, поблизости жила) привели к леди-шерифу.
- Почему вы продержали ребенка три дня в обезьяннике?
Она пожала плечами.
- Ее родители отказались за ней придти, узнав, в чем дело. И если вы помните, что было год назад, и про шарф, то должны вспомнить, что тогда три дня стояли лютые морозы. Девочка была легко одета. Как только стало теплее, я отдала ей, да, я потом так долго вспоминала, куда дела, свой шарф – и отпустила. Так юная лесбияночка дошла?
- Зачем вы это сделали?
Желание закурить стало нестерпимым, да и мужчина повадками не напоминал гея. Откуда такой взялся теперь в их городе? И она решилась попросить сигарету. Он услужливо протянул ей пачку с превосходным виргинским табаком, щелкнул зажигалкой.
Затянувшись вовсю, посмаковав дым во рту, она нагло соврала:
- Девочка была похожа на мою сестру.
- Врете, - спокойно припечатал он. – У вас нет ни одной сестры, даже в троюродных, только братья.
Прекрасный табак вдруг стал горьким. Она с усилием отодрала прилипшую к нижней губе еще и наполовину не докуренную трубочку и с усилием раздавила ее в пепельнице.
- Не морочьте мне голову, - устало сказала она, принимая из его рук стакан воды из кулера. – Так что, девочка не дошла, и я виновата еще и в этой смерти?
- Не дошла. Попала под машину, поскользнувшись на перекрестке. Мгновенная смерть, если вас это успокоит, леди-шериф.
Она взбеленилась вдруг:
- Прекратите надо мной издеваться! Бывшая леди, бывший шериф! Еще начните говорить, что девочка была вашей родственницей!
Он спокойно протянул ей пачку сигарет и пояснил:
- Я врать не буду. Чужая девочка. Но это был первый и единственный случай в городе гомофобов – бывшем городе гомофобов – когда человека нетрадиционной ориентации отпустили без наказания. И это сделали вы, леди-шериф. Поэтому, думаю, мы сработаемся. В городе нужна профессиональная власть. И я подбираю команду. Через три дня я представлю вас на вашей должности Городскому совету.
Он усмехнулся, глядя, как она жадно затягивается ароматным дымом.
- Есть вопросы?
Но она спросила совсем не то, что он ожидал:
- Почему через три дня?
Он даже закрыл лицо ладонью, чтобы широкая улыбка была не так заметна.
- Чтобы вы посидели три дня в обезьяннике.
- В качестве мести? – Уже не равнодушно спросила она.
- Нет, пока не утихнут слухи о вашем аресте. И, кстати, вы не хотите спросить о моей ориентации?
Тут и она усмехнулась. Переиграла-таки. Старый конь борозды не портит.
- А что тут думать. Вы би, как и я.
17.01.2012
Глава 1. Резервация гетов. Осознание
читать дальше16. Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков:
итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.
17. Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать
вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас...
Библия, Новый Завет, «Евангелие от Матфея»
В церкви было настолько холодно, что пальцев своих Зак уже не чувствовал. Они словно превратились в сосульки, вроде тех, что украшали навес над резным крыльцом у главного входа в божий храм.
- И помните, что грехи ваши обернутся вам расплатой во сто крат…
Преподобный Эрик Фоббс был явно сегодня в ударе, но Захари старался не слушать дальше, он и сам прекрасно знал, какая расплата «во сто крат» уготована за его грех.
Грех самый страшный, какой только можно представить, грех, который много хуже, чем убийство или кража. От которого бежали и изолировались, как от опасной эпидемии. И если кто-то узнает, что эпидемия уже в стенах резервации, в самом ее сердце, случится беда. А пока носитель неведомой заразы сидит среди других прихожан, девушек и парней, студентов главного колледжа. И пытается согреть озябшие пальцы, будто это самое главное, но на самом деле, просто чтобы не думать.
Грех Захари звался Терри Фоббсом, сыном преподобного Эрика. И сейчас он был рядом, всего лишь на два человека левее. Если чуть податься вперед и скосить взгляд – можно было увидеть, но Захари старался так не делать. И вообще, он мог бы сдержать свои чувства, но так вышло, что именно Терри оказался первым, кто затронул то страшное, что жило в Захари и не находило ни объяснения, ни выхода. Просто однажды стоило лишь взглянуть - и все сразу стало ясно.
Раздевалка. После продолжительной тренировки небрежно скинутая на грязный пол майка, капельки пота на смуглой безупречной спине. Захари следил, как капелька скользит между лопатками и ниже, до линии трусов-боксеров, и представлял, как проделывает тот же путь, но языком. Это была первая явная фантазия, после которой Захари сложно было отрицать перед самим собой, что захотел мужчину. Парня, с которым проучился вместе четыре года.
В тот день Захари совершил еще один грех – занимался самоудовлетворением, представляя, как ласкает Терри. Он заперся в туалете и все равно боялся, что будет пойман на месте преступления. От этого разрядка наступила лишь быстрее. Тогда Захари не мог понять, что на него нашло. Но потом фантазии не прошли, стали лишь более откровенными. И вместо Терри в них иногда теперь появлялись белобрысый Нед Брайс, нападающий из их команды, или мистер Ксантер, учитель французского языка.
Как такое с ним могло происходить, Захари хотел бы знать, но спросить было не у кого. Говорили, что вся грязь осталась за Стеной, что пороку и распущенности здесь, в пределах резервации, никак не заразить юные сердца – так говорил преподобный Фоббс, говорил горячо и уверенно, а Захари слушал и хотел его сына день ото дня все больше. Выхода из щекотливой ситуации не наблюдалось, терпение тоже подходило к концу. Заку мучительно хотелось кому-нибудь признаться, потому что не было сил держать тайну в себе, но он боялся. Как вышло, что он стал ненормальным? Если он сознается, его, конечно, сразу изолируют. Потом будет разбирательство и, возможно – суд. Но что будет со всеми, кто регулярно общался с Захари? С семьей и друзьями? Это пугало больше всего. Ведь считалось, что грех заразен, как страшный вирус ВИЧ, который уже давно считали страшилкой прошлого, как оспу и туберкулез.
Захари безумно хотелось трогать Терри, разговаривать с Терри, быть рядом с Терри. Они подружились, но само существование этой дружбы казалось подозрительным. Захари даже мерещилось, что преподобный Эрик Фоббс не одобряет и внимательно следит за ними. Хотя это могло быть просто паранойей Захари. Что мог подозревать Эрик Фоббс, если последний случай гомосексуализма был зафиксирован в резервации двадцать лет назад, и то считалось, что зараза пришла из-за стены. Из того большого и порочного мира, сведения о котором содержались лишь в ярких журналах и кинолентах, тщательно отобранных Советом. А ведь половину его составляли священнослужители. И, конечно же, членом Совета был Эрик Фоббс.
И Захари боялся. Боялся оступиться, боялся быть раскрытым, боялся, что никогда не сможет ни с кем быть по-настоящему. Он хотел попробовать с девушкой, но страх того, что возможная неудача в его возрасте будет выглядеть очень подозрительной, и поползут слухи, останавливал.
Зак вздрогнул, когда его толкнули локтем.
- Не спи, - не разжимая губ, свистящим шепотом процедил Нед, передавая ему записку. Разворачивая, Зак уже знал, что она от Терри.
«Прогуляем сегодня богословие? Т.Ф.»
Захари вздохнул. Прогулять богословие не осмелился бы ни один студент, кроме Терри Фоббса, которому это прощалось ввиду того, что ему хватает этого богословия дома. Захари же прощалось, видимо, ввиду того, что он в этом доме часто обедал, а значит – оценку «хорошо» заслуживал, пусть и с натяжкой.
Мысли лихорадочно метались в голове Зака, он искал причину для отказа, хоть какой-нибудь повод, но не находил – лишь в ушах поднимался звон, стоило только представить, что они с Терри опять проберутся на чердак, будут сидеть рядом, не нарочно касаясь друг друга, и пить запрещенное для лиц младше тридцати лет, пиво. Кровь бешено стучала в висках от осознания, что может натворить алкоголь: в прошлый раз Захари почти решился поцеловать Терри, отступил лишь в последний момент, встретив его взгляд.
И как теперь быть?
«Приду. З.», - накарябал он с краю записки и скомкал ее, передавая обратно. Как быть, как быть… Известно только, что как-то быть все же надо. Мысль о суициде уже посещала Зака пару раз, но он ее гнал. По-настоящему ему было не настолько плохо, если не считать постоянного, хронического страха, уже привычного, липко-холодного. Нужен был выход, но не абы какой, а настоящий. Чтоб либо вылечиться, либо… как-то жить дальше с этим? Нереально, но факт. Сомнения в его душе посеял учитель, мистер Ксантер, который тоже иногда являлся Заку в снах. Потому, когда тот предложил остаться ему после уроков, было мучительно неловко.
Мистер Ксантер присел на подоконник, демонстрируя, что разговор неформальный и смотрел на Зака добродушными васильково-голубыми глазами, спрятанными под стеклами круглых очков. Но особенно Заку нравились волосы мистера Ксантера, светлые и тонкие, завивающиеся мелким бесом – прическа-одуванчик, создающая вокруг головы подобие ореола. Из-за них мистер Ксантер напоминал Леля, юношу из старых европейских сказок, только с морщинами на лбу и в уголках светлых глаз. Мистер Ксантер был действительно красив в понимании Зака, привлекательнее всех людей, которых он знал, даже Терри, но это было большим секретом. Красота мистера Ксантера была такова, что не притягивала сразу восхищенных взглядов, она открывалась постепенно, если за ним наблюдать. И Зака к нему тянуло непреодолимо, потому что было в нем что-то… какая-то чрезмерная утонченность, которую можно принять - за ранимость? Возможно. На самом деле мистер Ксантер был очень волевым человеком.
Пожалуй, Зак с печалью мог бы констатировать, что влюблен, но учитель снился ему редко, хотя видеть его в снах хотелось сильнее всех. И в этих снах не происходило ничего непристойного, самое серьезное, что делал в них Зак – это брал мистера Ксантера за руку или обнимал, зарывшись носом в пушистый одуванчик преподавательской шевелюры.
И был еще Терри. Терри Фоббс, который внушал желания не столь возвышенные. Зак понимал, что запутался окончательно.
- Я слушаю вас, учитель, - сказал он мистер Ксантеру, стараясь игнорировать все намеки на неформальность. Это было лишним.
- Знаешь, у древних мыслителей была теория, - начал мистер Ксантер, как всегда, без вступлений. – Что иногда южным ветром на север заносит семена цветов, которые для прорастания в таком климате не годны. Как думаешь, что с ними происходит?
- Они умирают? – предположил Зак, рассматривая клеточки линолеума на полу.
- Или приспосабливаются. Ярко-красные цветы становятся блекло-розовыми, широкие листья – острыми. И ощетиниваются колючками. Конечно, бороться – это хорошее дело. Но жить лучше в мире с собой. И на благодатной почве.
Зак слушал, боясь даже думать о том, что бы это могло значить. Он думал о побеге из резервации, но как о чем-то фантастическом. Так никто никогда не делал. И Стену возвели не просто так. Мир поделился, пусть на неравные доли, но окончательно. Праведность и порок, белое и черное, разве нет? Только как мог догадаться мистер Ксантер? Заметил, какие Зак взгляды на него бросает? Или наблюдал за ним и Терри. Оба варианта казались ужасными. Заку пришлось приложить усилие, чтобы прочистить горло, но он все же заставил себя ответить, и чтобы голос не дрожал:
- Хорошая история, мистер Ксантер. Это к теме моего эссе?
Мистер Ксантер улыбнулся, но безмятежная голубизна глаз под тонкими стеклами очков затягивала. Он пожал плечами.
- Ты способный, Зак. И сильный. Думаю, у тебя все получится.
И сейчас Зак вспоминал его слова, дослушивая на добрых сорок минут затянувшуюся проповедь в ожидании свидания с сыном проповедника. Обманывать себя было бесполезно. Зак волновался, как перед свиданием, и шел, как на свидание.
Наконец, толпа, набившая церковь почти до отказа, зашевелилась, покидая свои места, огласив напоследок своды церкви нестройным «Аминь!».
Терри поджидал Зака на улице. В отличие от Зака руки у него были теплые, что он и продемонстрировал тут же, схватив приятеля за руку.
- Ну ты и задубел, друг. Мой папаша – монстр, - весело и довольно громко озвучил Терри, размашистым шагом покидая божий храм и таща не упирающегося Зака к выходу.
- Не без того, - вяло отозвался Зак, оглянувшись через плечо, чтобы удостовериться, что их никто не слышал. Что дозволялось Терри, не дозволялось ему – таков уж расклад. Зака могли за такие слова отчислить из колледжа.
Захари даже подозревал, что Терри простилась бы и содомия, настолько влиятелен был его отец. Хотя вряд ли… он бы первым его проклял и отказался. Или даже еще хуже… Зак представил тело Терри с петлей на шее, похороненное на дне покрытого тонкой коркой льда канала. Так он однажды видел в кошмаре – белая, истонченная фигура с уродливо свернутой шеей и живые темные глаза, глядящие через толщу воды и льда на Зака. Конечно же, с немым укором. Зак тогда проснулся в холодном поту и поклялся себе больше никогда не домогаться друга, не желать его и вообще постепенно отдалиться. Но Терри будто нарочно искал двусмысленные ситуации и слова, которые заставляли чувствовать смущение и порождали новые фантазии.
И сейчас Зак тащился вслед за ним, как ягненок на заклание. Он чувствовал себя простуженным, уставшим и совершенно неспособным сопротивляться ни Терри, ни своим желаниям…
Дома у Терри никого не оказалось. Мистер Фоббс раньше одиннадцати вечера никогда не появлялся, слишком занятый делами паствы, а про миссис Фоббс никто не вспоминал, а если вспоминал, то тихим шепотом. Как будто матери у Терри не было вовсе.
Терри не стал задерживаться, сразу повел Зака наверх - на чердак, где хранились его бесценные запасы.
- Знаешь, я думал, что не доживу до вечера. Эта проповедь отца была ужасней всех предыдущих. Наверное, он профессионально растет.
Зак кивнул, сгоняя с губ невольную улыбку. Вот за это он его и любил. Терри был как глоток свежего воздуха. Пусть ему и дозволялось больше других, но он все равно рисковал, критикуя отца или выражая недовольство самой системой. Бунтарство было давно не в моде и не в чести. За это грозились выслать за Стену, и Зак, порой выпив банку-другую пива, подумывал выдать себя за главаря молодежной политической группировки и заслужить эту самую высылку. Он смеялся над своей пьяной идеей, но в шутке была доля правды: его останавливала лишь забота о семье и то, что он может показаться недостаточно опасным, и тогда его просто изолируют.
Ступеньки лестницы привычно скрипели, рассохшаяся дверь на чердак поддалась не сразу. Зак воспринимал все это как отсрочку.
Терри наклонился, вытаскивая из-под старого дивана на божий свет картонную коробку, в которой прятал от отца банки с запрещенным пивом, футболка задралась, мелькнула полоска кожи. Зак постарался, но не смог отвести взгляд и пропустил момент, когда из холода его бросило в жар.
- Лови, - хмыкнул Терри, кидая ему вожделенную жестяную банку.
Ловко поймав ее, Зак с наслаждением рухнул в покосившееся кресло-качалку, быстро открыл пиво и сделал жадный глоток.
Терри улыбался, наблюдая за ним, затем отошел в окну, привычным жестом распахнул облезлые ставни, с которыми в первый раз провозился почти час, перебросил ноги через подоконник, устраиваясь удобнее в оконном проеме. Ему нравилось сидеть так: не в помещении, но и не на улице. И чтобы обязательно ненароком задевать ногами красную черепицу крыши. В попирании крыши родного дома Терри Фоббс находил какое-то свое, лишь ему одному понятное наслаждение. А Захари всего лишь нравилось сидеть рядом. Ну, и смотреть на небо. Правда, унылая зимняя серость наверху сейчас вовсе не радовала, а настойчиво вгоняла в депрессию.
- Зак, ты так и будешь сидеть в темном углу? – окликнул его Терри, наконец, устав сворачивать в его сторону шею при разговоре и потеряв терпение. Вздохнув, Зак покинул скрипучее кресло и поплелся к окну, снова мысленно сравнив себя с жертвенным агнцем.
- Ты слышал, мистер Ксантер пытается протолкнуть какую-то новинку в комитете образования, - сказал он, неуклюже устраиваясь рядом с Терри и стараясь одновременно оказаться подальше, но не вывалиться при этом вовсе из окна.
- Фигня, - беспечно отозвался на это Фоббс-младший. – Если он только не планирует разрешить девчонкам снова ходить в колледж в мини-юбках.
- Ну ты даешь! – одобрительно фыркнул Зак, ударяя своей банкой о банку Терри. Так полагалось реагировать, что идея, типа, крута. Как и многие такие же. Но Захари по большому счету было все равно, кто в чем ходит. Хотя, пожалуй, он бы сделал закрытые раздевалки для каждого участника их футбольной команды и запретил бы выходить оттуда с голым торсом под страхом анафемы. Но Зак подозревал, что другу его идеи далеки, потому приходилось держать их при себе.
Постепенно, когда банка пива уже почти опустела, Зак чуть успокоился и расслабился, благодаря небеса за то, что все же допустили создание алкоголя в этом мире. Терри уже допил свою и полез обратно в комнату за добавкой.
- Нам не хватит уже? – с сомнением в голосе спросил Зак, заметив, что он возвращается с двумя банками.
- Сегодня особый день.
- Какой?
- Увидишь.
Зак пожал плечами. Он никогда в жизни не напивался, но, кажется, был сейчас очень к этому близок, и ему было абсолютно все равно.
- Знаешь, Захари, ты мой самый близкий друг. – Неожиданно, совершенно непонятно к чему сказал Терри, касаясь его колена. Прикосновение обожгло. Зак дернулся, проклиная себя за это. Он не должен был так реагировать. Терри просто пьян и сейчас наверняка будет плакаться, что влюбился в очередную девчонку и даже, может быть, полезет обниматься в поисках утешения. Последнего Заку совершенно не хотелось. Или, наоборот, хотелось слишком сильно.
- Приятно слышать. Так… сколько лет уже, что уж, – пробубнил Зак, рассматривая собственные руки, сейчас ему это казалось жизненно важным занятием, смотреть на Терри ему просто некогда, пусть видит…
- Зак. – Рука Терри легла ему на шею, перебирая короткие волоски на затылке. Это была отнюдь не дружеская ласка. У Захари никогда не было девушки, но откуда-то безошибочным чутьем он знал – так нельзя. Ни с какими друзьями. Пульс участился, кровь стучала в висках так, что, казалось, в голове гудит колокол.
- Терри… - Зак не знал, что ему сказать, он и пошевелиться мог с трудом, но в любом случае сделать ничего не успел. Терри притянул его к себе, начисто разрушая хрупкую границу между реальностью и снами. Его губы были жесткими, немного иными, чем виделось в снах, и когда, моментально потеряв голову, Зак начал отвечать, рядом, как нежданный гром посреди мутного зимнего неба, раздался голос:
- Достаточно.
Этого хватило, чтобы Зак потерял равновесие. Только цепкие пальцы Терри спасли его от падения.
Сначала плохо слышавший сквозь звон в ушах Зак решил, что их застукал преподобный Фоббс, но запоздало узнавание все же пришло – этот негромкий и мягкий голос с легким акцентом был знаком очень хорошо.
Мистер Ксантер разместился в том самом кресле-качалке, в котором всего лишь каких-то полчаса назад сидел Зак, и выглядел так, будто это его кресло, и он каждый вечер коротает здесь, на чердаке преподобного Фоббса, наблюдая, как парочка молодых нарушителей попирает закон об алкоголе и, что считалось абсолютным безумием – закон о Нравственности. Причем, в пункте первом. Который и был основным.
- Однако… А мне даже понравилось. Я думал, это – фу! – весело сказал Терри, будто присутствовал при каком-то розыгрыше или безобидной проделке. Зак снова подумал о том, что все-таки зря он так терзался совестью. Преподобный Эрик Фоббс воспитал на редкость вольномыслящего сына. Кажется, у этой семьи были свои тайны.
- Мистер Ксантер, - начал Зак, еще не зная, что собирается произнести. Он подозревал теперь, что Терри мог все подстроить. Вдруг дружба была просто приманкой? А за ним все это время внимательно наблюдали, фиксировали, записывали, ожидая, когда появятся неопровержимые доказательства.
- Это не то, что я подумал, я знаю, Зак, - срезал на корню все возможные протесты мистер Ксантер. Сейчас он вовсе не показался Заку мягким. – Но, если глаза мне не врут, у тебя проблемы. И серьезные, юноша.
Зак какое-то время всматривался в васильково-голубые ласковые глаза и почему-то ему сразу представились столь же ласковые врачи в белых халатах и такие же белые стены изолятора. С большим усилием, будто загипнотизированный, он смог оторвать взгляд и перевести его на Терри.
- Значит, решил меня подставить? – вопрос вышел абсолютно бесстрастным, в голосе даже слышалась некая ленца с оттенком скуки – Зак мог гордиться: он не замечал раньше за собой такого хладнокровия. Просто слишком долго пришлось томиться неопределенностью в ожидании расплаты, и теперь, когда все стало ясно, и конец уже был не за горами – страх отступил.
- Не подставить, а помочь, - отозвался Терри, соскакивая с подоконника. – Мистер Ксантер уже делал это не единожды.
- Что делал? – переспросил Зак, снова глядя на преподавателя, уже догадываясь, но все же желая услышать.
- Помогал уйти за Стену. Правда, последний раз не шибко удался. Но так ты ж у нас не маньяк? Не слетишь с катушек и не станешь никого там, за Стеной, крошить?
- Я не знаю, что тогда точно произошло, Терри, – мягко, но твердо остановил его поток красноречия мистер Ксантер. - Но, думаю, имела место ошибка. И не только с той стороны, но и с моей. Я не подумал, готов или не готов человек к переменам. С Заком же, похоже, все ясно.
- Неужели? – Захари постарался, чтобы его голос звучал ядовито. Он понимал, что, кажется, рано задумался об участливых людях в белых халатах, но все равно ощущал себя загнанным в угол.
- Ты не считаешь себя плохим или нечистым, Зак. А это самая большая проблема, какая могла бы быть. И ты вполовину так не боишься, как должен.
Захари предпочел промолчать, насколько его бесстрашие было сомнительным. Вместо этого он задал лишь один вопрос:
- Но почему, мистер Ксантер? - он знал, что учитель его поймет и не стал доканчивать вопроса. «Почему вы это делаете? Почему хотите помочь?» и много разных других «почему».
- Случаи гомосексуализма в резервации единичны. Но этот вопрос все равно должен кто-то регулировать, иначе бы отступников уже сжигали на главной площади.
Зак слушал, и будто пелена упала с его глаз: он видел тонкие, слишком ухоженные для мужчины руки, слушал тягучую речь, которая казалась совсем чуть-чуть, но манерной. Почти ощущал тонкий аромат парфюма, который будет слышен, стоит подойти ближе. Если убрать склонность к преувеличению, которая неизменно присутствовала в любом рассказе о гомосексуалистах – то, пожалуй, именно так могли бы они и выглядеть. Причислить к ним себя Зак был все же еще не в состоянии.
- Но как вы тут живете? – вырвалось у него непроизвольно. – И Терри, как он… - слов не нашлось.
- Как он согласился? – докончил за него вопрос мистер Ксантер. – Терри тебя любит, пусть и не так, как тебе бы хотелось.
В этот момент Захари Эванс впервые был отмщен: Терри выронил банку пива и ближайшие несколько минут смог лицезреть лишь собственные ботинки и щели в полу.
- Но как же вы меня выведете, учитель? – спросил Захари. – И что будет с моей семьей?
- С семьей ничего. Ты просто пропадешь без вести, и потом тебя признают мертвым. Так будет лучше, Захари, ты сам знаешь.
- Не уверен, - возразил Зак, не ощущая внутри ничего, кроме опустошенности от осознания, что сопротивляться надоело. И прятаться тоже. Возможно, учитель прав. Если у Зака, конечно, получится уйти.
- И когда вы хотите, чтобы я… исчез?
- Быстро, Зак, увы.
- Ты добавлен в список неблагонадежных. По пункту первому, - вмешался Терри. -Мистеру Ксантеру положено за тобой наблюдать и сделать заключение. Мне отец тоже велел за тобой приглядывать.
- Он не испугался, что я тебя испорчу?
- Нет. – На губах Терри мелькнула невеселая улыбка. – Он считает, что его бережет Господь. И меня за компанию.
- Аминь, - отозвался из своего угла мистер Ксантер, приводя в движение кресло-качалку. И как показалось Захари, он сказал это насмешливо.
Глава 2. Разочарование
В комментах
new! Глава 3. Чужой среди чужих
В комментах
Авторы: Ирис и Maxim
Бета: Zainka-Gwena
Жанр: экшн, драма, слэш, фем.
Рейтинг: R
Примечание: начало истории и название дал драббл Ирис (mart) "В одном отдельно взятом городе", который представляем вашему вниманию вместо пролога.
От авторов:
Март Ирис: это был яркий сон, никаких общественно-политических аллюзий не было, просто я давно думала, что когда-нибудь ситуация с сексменьшинствами может кардинально перевернуться.
Maxim: как житель Питер-града, констатирую, что вокруг что-то меняется, пусть пока и не кардинально))) Но не хочу о политике. Прошло 2 года с того момента, как мы с Ирис закончили наш первый совместный проект. Признаюсь, я уже сам не верил, что она решится со мной на второй))) Очень рад.
Вместо пролога
В одном отдельно взятом городе, драббл, автор Ирис
читать дальше- Итак, леди-шериф, почему вы не покинули город, когда была объявлена эвакуация всех гетеросексуальных? Ведь вас знает каждая собака на сорок миль в округе.
- Бывшая шериф, - презрительно откликнулась она, даже не повернув голову к собеседнику, рассматривая облупленный лак на ногтях. – Уточняю: в радиусе восьмидесяти миль. Так вы хотите сказать, что меня выдала собака?
Он смутился. Холеный, в хорошо пригнанном костюме, с идеальной прической и неуловимым ароматом любви к мужчинам. Его она чувствовала на расстоянии, как хорошая ищейка.
Но было в нем что-то еще, что заставляло ее отвечать на вопросы. Иначе бы она давно заткнулась. Даже не глядя в зеркало, ощущая себя помятой, без макияжа, с растрепанными волосами. Шарф она потеряла давно. Или кому-то отдала? Не помнит… Зато в теплом кабинете, наконец, начала согреваться после ледяной улицы, где ее и взяли.
Загнанная лошадка, которую пристреливают, не правда ли?
Но свой город она бы не покинула даже перед угрозой его полного ядерного уничтожения.
Она здесь родилась, здесь могилы ее близких, здесь впервые полюбила и была предана, здесь ее корни, здесь она двадцать лет была леди-шерифом. Самой молодой сначала.
- Да, вас выдала собака, - наконец, сказал дознаватель.
Зачем этот глупый допрос? Сейчас ее в лучшем случае отвезут в резервацию для гетов, а в худшем пристрелят, как пособницу прежнего режима. Ведь на ее счету немало арестованных и выдворенных из города сторонников однополой любви. Такова была политика того времени, а она предано служила не только городу, но и государству.
Все было просто: хочет парень любить парня или девушка девушку – вон, на Юге есть штат (или два?), где на такое безобразие не обращают внимания.
Вот и выдворяли, когда выявляли, в чем были, добирайтесь, как хотите, но в нашем городе вы жить не будете.
И дети были послушными, и в церковь на воскресные службы ходили семьями.
Но гейство-лесбиянство плодилось, вопреки пословице: Яблочко от яблоньки.
Она встряхнулась от дремоты, вызванной теплом, поняв, что пропустила нечто важное.
Дознаватель, красивый лощеный гей повторил.
- Вас выдал шарф. Который вы отдали пятнадцатилетней девочке-лесби. Помните ее? Год назад, в такую же снежную зиму.
Он внимательно смотрел на бывшую леди-шерифа суровыми серыми глазами, пах замечательным табаком, и ей ужасно хотелось попросить сигарету, но пересилить себя она не могла. Поэтому просто спросила, как будто это действительно ее интересовало.
- И как девочка? Дошла…До своей девочки?
Их застукал патруль, когда они обжимались и целовались в темном глубоком колодце внутреннего двора кинотеатра, там, где выход. Кинотеатр был популярный, в нем шли все новинки в новом формате, поэтому вход был с улицы, яркой от неонового света, а выход в такую темную подворотню, где подростки, да и мужчины, тайком описывали углы.
Девчонки дождались последнего зрителя – и самозабвенно любили друг друга, засовывая еще не озябшие после теплого зала руки под куртки и свитерки друг другу. Вот и не заметили, как подкрался патруль нравственности. Правда, та, что стояла лицом к выходу из подворотни, пискнула, вырвалась и забилась во дворе в такую дыру, где ее и не стали искать. Может, в мусорный бак.
Патруль побрезговал. А вторую, светленькую девочку в чересчур легкой для зимы одежде (видимо, поблизости жила) привели к леди-шерифу.
- Почему вы продержали ребенка три дня в обезьяннике?
Она пожала плечами.
- Ее родители отказались за ней придти, узнав, в чем дело. И если вы помните, что было год назад, и про шарф, то должны вспомнить, что тогда три дня стояли лютые морозы. Девочка была легко одета. Как только стало теплее, я отдала ей, да, я потом так долго вспоминала, куда дела, свой шарф – и отпустила. Так юная лесбияночка дошла?
- Зачем вы это сделали?
Желание закурить стало нестерпимым, да и мужчина повадками не напоминал гея. Откуда такой взялся теперь в их городе? И она решилась попросить сигарету. Он услужливо протянул ей пачку с превосходным виргинским табаком, щелкнул зажигалкой.
Затянувшись вовсю, посмаковав дым во рту, она нагло соврала:
- Девочка была похожа на мою сестру.
- Врете, - спокойно припечатал он. – У вас нет ни одной сестры, даже в троюродных, только братья.
Прекрасный табак вдруг стал горьким. Она с усилием отодрала прилипшую к нижней губе еще и наполовину не докуренную трубочку и с усилием раздавила ее в пепельнице.
- Не морочьте мне голову, - устало сказала она, принимая из его рук стакан воды из кулера. – Так что, девочка не дошла, и я виновата еще и в этой смерти?
- Не дошла. Попала под машину, поскользнувшись на перекрестке. Мгновенная смерть, если вас это успокоит, леди-шериф.
Она взбеленилась вдруг:
- Прекратите надо мной издеваться! Бывшая леди, бывший шериф! Еще начните говорить, что девочка была вашей родственницей!
Он спокойно протянул ей пачку сигарет и пояснил:
- Я врать не буду. Чужая девочка. Но это был первый и единственный случай в городе гомофобов – бывшем городе гомофобов – когда человека нетрадиционной ориентации отпустили без наказания. И это сделали вы, леди-шериф. Поэтому, думаю, мы сработаемся. В городе нужна профессиональная власть. И я подбираю команду. Через три дня я представлю вас на вашей должности Городскому совету.
Он усмехнулся, глядя, как она жадно затягивается ароматным дымом.
- Есть вопросы?
Но она спросила совсем не то, что он ожидал:
- Почему через три дня?
Он даже закрыл лицо ладонью, чтобы широкая улыбка была не так заметна.
- Чтобы вы посидели три дня в обезьяннике.
- В качестве мести? – Уже не равнодушно спросила она.
- Нет, пока не утихнут слухи о вашем аресте. И, кстати, вы не хотите спросить о моей ориентации?
Тут и она усмехнулась. Переиграла-таки. Старый конь борозды не портит.
- А что тут думать. Вы би, как и я.
17.01.2012
Глава 1. Резервация гетов. Осознание
читать дальше16. Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков:
итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.
17. Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать
вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас...
Библия, Новый Завет, «Евангелие от Матфея»
В церкви было настолько холодно, что пальцев своих Зак уже не чувствовал. Они словно превратились в сосульки, вроде тех, что украшали навес над резным крыльцом у главного входа в божий храм.
- И помните, что грехи ваши обернутся вам расплатой во сто крат…
Преподобный Эрик Фоббс был явно сегодня в ударе, но Захари старался не слушать дальше, он и сам прекрасно знал, какая расплата «во сто крат» уготована за его грех.
Грех самый страшный, какой только можно представить, грех, который много хуже, чем убийство или кража. От которого бежали и изолировались, как от опасной эпидемии. И если кто-то узнает, что эпидемия уже в стенах резервации, в самом ее сердце, случится беда. А пока носитель неведомой заразы сидит среди других прихожан, девушек и парней, студентов главного колледжа. И пытается согреть озябшие пальцы, будто это самое главное, но на самом деле, просто чтобы не думать.
Грех Захари звался Терри Фоббсом, сыном преподобного Эрика. И сейчас он был рядом, всего лишь на два человека левее. Если чуть податься вперед и скосить взгляд – можно было увидеть, но Захари старался так не делать. И вообще, он мог бы сдержать свои чувства, но так вышло, что именно Терри оказался первым, кто затронул то страшное, что жило в Захари и не находило ни объяснения, ни выхода. Просто однажды стоило лишь взглянуть - и все сразу стало ясно.
Раздевалка. После продолжительной тренировки небрежно скинутая на грязный пол майка, капельки пота на смуглой безупречной спине. Захари следил, как капелька скользит между лопатками и ниже, до линии трусов-боксеров, и представлял, как проделывает тот же путь, но языком. Это была первая явная фантазия, после которой Захари сложно было отрицать перед самим собой, что захотел мужчину. Парня, с которым проучился вместе четыре года.
В тот день Захари совершил еще один грех – занимался самоудовлетворением, представляя, как ласкает Терри. Он заперся в туалете и все равно боялся, что будет пойман на месте преступления. От этого разрядка наступила лишь быстрее. Тогда Захари не мог понять, что на него нашло. Но потом фантазии не прошли, стали лишь более откровенными. И вместо Терри в них иногда теперь появлялись белобрысый Нед Брайс, нападающий из их команды, или мистер Ксантер, учитель французского языка.
Как такое с ним могло происходить, Захари хотел бы знать, но спросить было не у кого. Говорили, что вся грязь осталась за Стеной, что пороку и распущенности здесь, в пределах резервации, никак не заразить юные сердца – так говорил преподобный Фоббс, говорил горячо и уверенно, а Захари слушал и хотел его сына день ото дня все больше. Выхода из щекотливой ситуации не наблюдалось, терпение тоже подходило к концу. Заку мучительно хотелось кому-нибудь признаться, потому что не было сил держать тайну в себе, но он боялся. Как вышло, что он стал ненормальным? Если он сознается, его, конечно, сразу изолируют. Потом будет разбирательство и, возможно – суд. Но что будет со всеми, кто регулярно общался с Захари? С семьей и друзьями? Это пугало больше всего. Ведь считалось, что грех заразен, как страшный вирус ВИЧ, который уже давно считали страшилкой прошлого, как оспу и туберкулез.
Захари безумно хотелось трогать Терри, разговаривать с Терри, быть рядом с Терри. Они подружились, но само существование этой дружбы казалось подозрительным. Захари даже мерещилось, что преподобный Эрик Фоббс не одобряет и внимательно следит за ними. Хотя это могло быть просто паранойей Захари. Что мог подозревать Эрик Фоббс, если последний случай гомосексуализма был зафиксирован в резервации двадцать лет назад, и то считалось, что зараза пришла из-за стены. Из того большого и порочного мира, сведения о котором содержались лишь в ярких журналах и кинолентах, тщательно отобранных Советом. А ведь половину его составляли священнослужители. И, конечно же, членом Совета был Эрик Фоббс.
И Захари боялся. Боялся оступиться, боялся быть раскрытым, боялся, что никогда не сможет ни с кем быть по-настоящему. Он хотел попробовать с девушкой, но страх того, что возможная неудача в его возрасте будет выглядеть очень подозрительной, и поползут слухи, останавливал.
Зак вздрогнул, когда его толкнули локтем.
- Не спи, - не разжимая губ, свистящим шепотом процедил Нед, передавая ему записку. Разворачивая, Зак уже знал, что она от Терри.
«Прогуляем сегодня богословие? Т.Ф.»
Захари вздохнул. Прогулять богословие не осмелился бы ни один студент, кроме Терри Фоббса, которому это прощалось ввиду того, что ему хватает этого богословия дома. Захари же прощалось, видимо, ввиду того, что он в этом доме часто обедал, а значит – оценку «хорошо» заслуживал, пусть и с натяжкой.
Мысли лихорадочно метались в голове Зака, он искал причину для отказа, хоть какой-нибудь повод, но не находил – лишь в ушах поднимался звон, стоило только представить, что они с Терри опять проберутся на чердак, будут сидеть рядом, не нарочно касаясь друг друга, и пить запрещенное для лиц младше тридцати лет, пиво. Кровь бешено стучала в висках от осознания, что может натворить алкоголь: в прошлый раз Захари почти решился поцеловать Терри, отступил лишь в последний момент, встретив его взгляд.
И как теперь быть?
«Приду. З.», - накарябал он с краю записки и скомкал ее, передавая обратно. Как быть, как быть… Известно только, что как-то быть все же надо. Мысль о суициде уже посещала Зака пару раз, но он ее гнал. По-настоящему ему было не настолько плохо, если не считать постоянного, хронического страха, уже привычного, липко-холодного. Нужен был выход, но не абы какой, а настоящий. Чтоб либо вылечиться, либо… как-то жить дальше с этим? Нереально, но факт. Сомнения в его душе посеял учитель, мистер Ксантер, который тоже иногда являлся Заку в снах. Потому, когда тот предложил остаться ему после уроков, было мучительно неловко.
Мистер Ксантер присел на подоконник, демонстрируя, что разговор неформальный и смотрел на Зака добродушными васильково-голубыми глазами, спрятанными под стеклами круглых очков. Но особенно Заку нравились волосы мистера Ксантера, светлые и тонкие, завивающиеся мелким бесом – прическа-одуванчик, создающая вокруг головы подобие ореола. Из-за них мистер Ксантер напоминал Леля, юношу из старых европейских сказок, только с морщинами на лбу и в уголках светлых глаз. Мистер Ксантер был действительно красив в понимании Зака, привлекательнее всех людей, которых он знал, даже Терри, но это было большим секретом. Красота мистера Ксантера была такова, что не притягивала сразу восхищенных взглядов, она открывалась постепенно, если за ним наблюдать. И Зака к нему тянуло непреодолимо, потому что было в нем что-то… какая-то чрезмерная утонченность, которую можно принять - за ранимость? Возможно. На самом деле мистер Ксантер был очень волевым человеком.
Пожалуй, Зак с печалью мог бы констатировать, что влюблен, но учитель снился ему редко, хотя видеть его в снах хотелось сильнее всех. И в этих снах не происходило ничего непристойного, самое серьезное, что делал в них Зак – это брал мистера Ксантера за руку или обнимал, зарывшись носом в пушистый одуванчик преподавательской шевелюры.
И был еще Терри. Терри Фоббс, который внушал желания не столь возвышенные. Зак понимал, что запутался окончательно.
- Я слушаю вас, учитель, - сказал он мистер Ксантеру, стараясь игнорировать все намеки на неформальность. Это было лишним.
- Знаешь, у древних мыслителей была теория, - начал мистер Ксантер, как всегда, без вступлений. – Что иногда южным ветром на север заносит семена цветов, которые для прорастания в таком климате не годны. Как думаешь, что с ними происходит?
- Они умирают? – предположил Зак, рассматривая клеточки линолеума на полу.
- Или приспосабливаются. Ярко-красные цветы становятся блекло-розовыми, широкие листья – острыми. И ощетиниваются колючками. Конечно, бороться – это хорошее дело. Но жить лучше в мире с собой. И на благодатной почве.
Зак слушал, боясь даже думать о том, что бы это могло значить. Он думал о побеге из резервации, но как о чем-то фантастическом. Так никто никогда не делал. И Стену возвели не просто так. Мир поделился, пусть на неравные доли, но окончательно. Праведность и порок, белое и черное, разве нет? Только как мог догадаться мистер Ксантер? Заметил, какие Зак взгляды на него бросает? Или наблюдал за ним и Терри. Оба варианта казались ужасными. Заку пришлось приложить усилие, чтобы прочистить горло, но он все же заставил себя ответить, и чтобы голос не дрожал:
- Хорошая история, мистер Ксантер. Это к теме моего эссе?
Мистер Ксантер улыбнулся, но безмятежная голубизна глаз под тонкими стеклами очков затягивала. Он пожал плечами.
- Ты способный, Зак. И сильный. Думаю, у тебя все получится.
И сейчас Зак вспоминал его слова, дослушивая на добрых сорок минут затянувшуюся проповедь в ожидании свидания с сыном проповедника. Обманывать себя было бесполезно. Зак волновался, как перед свиданием, и шел, как на свидание.
Наконец, толпа, набившая церковь почти до отказа, зашевелилась, покидая свои места, огласив напоследок своды церкви нестройным «Аминь!».
Терри поджидал Зака на улице. В отличие от Зака руки у него были теплые, что он и продемонстрировал тут же, схватив приятеля за руку.
- Ну ты и задубел, друг. Мой папаша – монстр, - весело и довольно громко озвучил Терри, размашистым шагом покидая божий храм и таща не упирающегося Зака к выходу.
- Не без того, - вяло отозвался Зак, оглянувшись через плечо, чтобы удостовериться, что их никто не слышал. Что дозволялось Терри, не дозволялось ему – таков уж расклад. Зака могли за такие слова отчислить из колледжа.
Захари даже подозревал, что Терри простилась бы и содомия, настолько влиятелен был его отец. Хотя вряд ли… он бы первым его проклял и отказался. Или даже еще хуже… Зак представил тело Терри с петлей на шее, похороненное на дне покрытого тонкой коркой льда канала. Так он однажды видел в кошмаре – белая, истонченная фигура с уродливо свернутой шеей и живые темные глаза, глядящие через толщу воды и льда на Зака. Конечно же, с немым укором. Зак тогда проснулся в холодном поту и поклялся себе больше никогда не домогаться друга, не желать его и вообще постепенно отдалиться. Но Терри будто нарочно искал двусмысленные ситуации и слова, которые заставляли чувствовать смущение и порождали новые фантазии.
И сейчас Зак тащился вслед за ним, как ягненок на заклание. Он чувствовал себя простуженным, уставшим и совершенно неспособным сопротивляться ни Терри, ни своим желаниям…
Дома у Терри никого не оказалось. Мистер Фоббс раньше одиннадцати вечера никогда не появлялся, слишком занятый делами паствы, а про миссис Фоббс никто не вспоминал, а если вспоминал, то тихим шепотом. Как будто матери у Терри не было вовсе.
Терри не стал задерживаться, сразу повел Зака наверх - на чердак, где хранились его бесценные запасы.
- Знаешь, я думал, что не доживу до вечера. Эта проповедь отца была ужасней всех предыдущих. Наверное, он профессионально растет.
Зак кивнул, сгоняя с губ невольную улыбку. Вот за это он его и любил. Терри был как глоток свежего воздуха. Пусть ему и дозволялось больше других, но он все равно рисковал, критикуя отца или выражая недовольство самой системой. Бунтарство было давно не в моде и не в чести. За это грозились выслать за Стену, и Зак, порой выпив банку-другую пива, подумывал выдать себя за главаря молодежной политической группировки и заслужить эту самую высылку. Он смеялся над своей пьяной идеей, но в шутке была доля правды: его останавливала лишь забота о семье и то, что он может показаться недостаточно опасным, и тогда его просто изолируют.
Ступеньки лестницы привычно скрипели, рассохшаяся дверь на чердак поддалась не сразу. Зак воспринимал все это как отсрочку.
Терри наклонился, вытаскивая из-под старого дивана на божий свет картонную коробку, в которой прятал от отца банки с запрещенным пивом, футболка задралась, мелькнула полоска кожи. Зак постарался, но не смог отвести взгляд и пропустил момент, когда из холода его бросило в жар.
- Лови, - хмыкнул Терри, кидая ему вожделенную жестяную банку.
Ловко поймав ее, Зак с наслаждением рухнул в покосившееся кресло-качалку, быстро открыл пиво и сделал жадный глоток.
Терри улыбался, наблюдая за ним, затем отошел в окну, привычным жестом распахнул облезлые ставни, с которыми в первый раз провозился почти час, перебросил ноги через подоконник, устраиваясь удобнее в оконном проеме. Ему нравилось сидеть так: не в помещении, но и не на улице. И чтобы обязательно ненароком задевать ногами красную черепицу крыши. В попирании крыши родного дома Терри Фоббс находил какое-то свое, лишь ему одному понятное наслаждение. А Захари всего лишь нравилось сидеть рядом. Ну, и смотреть на небо. Правда, унылая зимняя серость наверху сейчас вовсе не радовала, а настойчиво вгоняла в депрессию.
- Зак, ты так и будешь сидеть в темном углу? – окликнул его Терри, наконец, устав сворачивать в его сторону шею при разговоре и потеряв терпение. Вздохнув, Зак покинул скрипучее кресло и поплелся к окну, снова мысленно сравнив себя с жертвенным агнцем.
- Ты слышал, мистер Ксантер пытается протолкнуть какую-то новинку в комитете образования, - сказал он, неуклюже устраиваясь рядом с Терри и стараясь одновременно оказаться подальше, но не вывалиться при этом вовсе из окна.
- Фигня, - беспечно отозвался на это Фоббс-младший. – Если он только не планирует разрешить девчонкам снова ходить в колледж в мини-юбках.
- Ну ты даешь! – одобрительно фыркнул Зак, ударяя своей банкой о банку Терри. Так полагалось реагировать, что идея, типа, крута. Как и многие такие же. Но Захари по большому счету было все равно, кто в чем ходит. Хотя, пожалуй, он бы сделал закрытые раздевалки для каждого участника их футбольной команды и запретил бы выходить оттуда с голым торсом под страхом анафемы. Но Зак подозревал, что другу его идеи далеки, потому приходилось держать их при себе.
Постепенно, когда банка пива уже почти опустела, Зак чуть успокоился и расслабился, благодаря небеса за то, что все же допустили создание алкоголя в этом мире. Терри уже допил свою и полез обратно в комнату за добавкой.
- Нам не хватит уже? – с сомнением в голосе спросил Зак, заметив, что он возвращается с двумя банками.
- Сегодня особый день.
- Какой?
- Увидишь.
Зак пожал плечами. Он никогда в жизни не напивался, но, кажется, был сейчас очень к этому близок, и ему было абсолютно все равно.
- Знаешь, Захари, ты мой самый близкий друг. – Неожиданно, совершенно непонятно к чему сказал Терри, касаясь его колена. Прикосновение обожгло. Зак дернулся, проклиная себя за это. Он не должен был так реагировать. Терри просто пьян и сейчас наверняка будет плакаться, что влюбился в очередную девчонку и даже, может быть, полезет обниматься в поисках утешения. Последнего Заку совершенно не хотелось. Или, наоборот, хотелось слишком сильно.
- Приятно слышать. Так… сколько лет уже, что уж, – пробубнил Зак, рассматривая собственные руки, сейчас ему это казалось жизненно важным занятием, смотреть на Терри ему просто некогда, пусть видит…
- Зак. – Рука Терри легла ему на шею, перебирая короткие волоски на затылке. Это была отнюдь не дружеская ласка. У Захари никогда не было девушки, но откуда-то безошибочным чутьем он знал – так нельзя. Ни с какими друзьями. Пульс участился, кровь стучала в висках так, что, казалось, в голове гудит колокол.
- Терри… - Зак не знал, что ему сказать, он и пошевелиться мог с трудом, но в любом случае сделать ничего не успел. Терри притянул его к себе, начисто разрушая хрупкую границу между реальностью и снами. Его губы были жесткими, немного иными, чем виделось в снах, и когда, моментально потеряв голову, Зак начал отвечать, рядом, как нежданный гром посреди мутного зимнего неба, раздался голос:
- Достаточно.
Этого хватило, чтобы Зак потерял равновесие. Только цепкие пальцы Терри спасли его от падения.
Сначала плохо слышавший сквозь звон в ушах Зак решил, что их застукал преподобный Фоббс, но запоздало узнавание все же пришло – этот негромкий и мягкий голос с легким акцентом был знаком очень хорошо.
Мистер Ксантер разместился в том самом кресле-качалке, в котором всего лишь каких-то полчаса назад сидел Зак, и выглядел так, будто это его кресло, и он каждый вечер коротает здесь, на чердаке преподобного Фоббса, наблюдая, как парочка молодых нарушителей попирает закон об алкоголе и, что считалось абсолютным безумием – закон о Нравственности. Причем, в пункте первом. Который и был основным.
- Однако… А мне даже понравилось. Я думал, это – фу! – весело сказал Терри, будто присутствовал при каком-то розыгрыше или безобидной проделке. Зак снова подумал о том, что все-таки зря он так терзался совестью. Преподобный Эрик Фоббс воспитал на редкость вольномыслящего сына. Кажется, у этой семьи были свои тайны.
- Мистер Ксантер, - начал Зак, еще не зная, что собирается произнести. Он подозревал теперь, что Терри мог все подстроить. Вдруг дружба была просто приманкой? А за ним все это время внимательно наблюдали, фиксировали, записывали, ожидая, когда появятся неопровержимые доказательства.
- Это не то, что я подумал, я знаю, Зак, - срезал на корню все возможные протесты мистер Ксантер. Сейчас он вовсе не показался Заку мягким. – Но, если глаза мне не врут, у тебя проблемы. И серьезные, юноша.
Зак какое-то время всматривался в васильково-голубые ласковые глаза и почему-то ему сразу представились столь же ласковые врачи в белых халатах и такие же белые стены изолятора. С большим усилием, будто загипнотизированный, он смог оторвать взгляд и перевести его на Терри.
- Значит, решил меня подставить? – вопрос вышел абсолютно бесстрастным, в голосе даже слышалась некая ленца с оттенком скуки – Зак мог гордиться: он не замечал раньше за собой такого хладнокровия. Просто слишком долго пришлось томиться неопределенностью в ожидании расплаты, и теперь, когда все стало ясно, и конец уже был не за горами – страх отступил.
- Не подставить, а помочь, - отозвался Терри, соскакивая с подоконника. – Мистер Ксантер уже делал это не единожды.
- Что делал? – переспросил Зак, снова глядя на преподавателя, уже догадываясь, но все же желая услышать.
- Помогал уйти за Стену. Правда, последний раз не шибко удался. Но так ты ж у нас не маньяк? Не слетишь с катушек и не станешь никого там, за Стеной, крошить?
- Я не знаю, что тогда точно произошло, Терри, – мягко, но твердо остановил его поток красноречия мистер Ксантер. - Но, думаю, имела место ошибка. И не только с той стороны, но и с моей. Я не подумал, готов или не готов человек к переменам. С Заком же, похоже, все ясно.
- Неужели? – Захари постарался, чтобы его голос звучал ядовито. Он понимал, что, кажется, рано задумался об участливых людях в белых халатах, но все равно ощущал себя загнанным в угол.
- Ты не считаешь себя плохим или нечистым, Зак. А это самая большая проблема, какая могла бы быть. И ты вполовину так не боишься, как должен.
Захари предпочел промолчать, насколько его бесстрашие было сомнительным. Вместо этого он задал лишь один вопрос:
- Но почему, мистер Ксантер? - он знал, что учитель его поймет и не стал доканчивать вопроса. «Почему вы это делаете? Почему хотите помочь?» и много разных других «почему».
- Случаи гомосексуализма в резервации единичны. Но этот вопрос все равно должен кто-то регулировать, иначе бы отступников уже сжигали на главной площади.
Зак слушал, и будто пелена упала с его глаз: он видел тонкие, слишком ухоженные для мужчины руки, слушал тягучую речь, которая казалась совсем чуть-чуть, но манерной. Почти ощущал тонкий аромат парфюма, который будет слышен, стоит подойти ближе. Если убрать склонность к преувеличению, которая неизменно присутствовала в любом рассказе о гомосексуалистах – то, пожалуй, именно так могли бы они и выглядеть. Причислить к ним себя Зак был все же еще не в состоянии.
- Но как вы тут живете? – вырвалось у него непроизвольно. – И Терри, как он… - слов не нашлось.
- Как он согласился? – докончил за него вопрос мистер Ксантер. – Терри тебя любит, пусть и не так, как тебе бы хотелось.
В этот момент Захари Эванс впервые был отмщен: Терри выронил банку пива и ближайшие несколько минут смог лицезреть лишь собственные ботинки и щели в полу.
- Но как же вы меня выведете, учитель? – спросил Захари. – И что будет с моей семьей?
- С семьей ничего. Ты просто пропадешь без вести, и потом тебя признают мертвым. Так будет лучше, Захари, ты сам знаешь.
- Не уверен, - возразил Зак, не ощущая внутри ничего, кроме опустошенности от осознания, что сопротивляться надоело. И прятаться тоже. Возможно, учитель прав. Если у Зака, конечно, получится уйти.
- И когда вы хотите, чтобы я… исчез?
- Быстро, Зак, увы.
- Ты добавлен в список неблагонадежных. По пункту первому, - вмешался Терри. -Мистеру Ксантеру положено за тобой наблюдать и сделать заключение. Мне отец тоже велел за тобой приглядывать.
- Он не испугался, что я тебя испорчу?
- Нет. – На губах Терри мелькнула невеселая улыбка. – Он считает, что его бережет Господь. И меня за компанию.
- Аминь, - отозвался из своего угла мистер Ксантер, приводя в движение кресло-качалку. И как показалось Захари, он сказал это насмешливо.
Глава 2. Разочарование
В комментах
new! Глава 3. Чужой среди чужих
В комментах
@темы: Библиотека моего притона, ориджи от Maxim, ориджи в соавторстве
-
-
25.02.2012 в 00:29Зак пришел в себя на крыльце какого-то двухэтажного дома, в окнах которого приветливо горели вечерние огни.
Под его задницу была заботливо подсунута толстая рифленая картонная коробка.
- Я подумала, что тебе будет лучше посидеть на свежем воздухе. У нас тут теплый угол, ветер не задувает, - раздался спокойный голос.
Парень резко обернулся и увидел, наконец, табличку на стене у входа: «Полицейский участок».
Сердце ухнуло вниз, на чисто выметенные и сухие среди сугробов ступеньки.
Подставили? Зачем?
Не убили там, дома, где Зак родился, так казнят здесь: после случая с маньяком, о котором упоминал мистер Ксантер.
Учитель не позволил Заку даже попрощаться с родными – папой, мамой и младшей сестрой. Сказал, что не бывает без вести пропавших, которые видятся перед уходом с семьей. Суицидники так делают: оставляют записку. Только в Городе давно не было случаев самоубийства, страх перед посмертным наказанием церковь вдалбливала с рождения. А вот пропажи – были, особенно зимой, когда рано темнеет, люди укладываются в теплые постели, а не шатаются по улицам и в окрестностях.
Зак сжал виски ладонями и вдруг все вспомнил. И понял, что со стороны Ксантера милосердно было вколоть ему сильное успокоительное, иначе бы Зак начал истерить и цепляться за углы домов – так страшно было покидать место, которое знал до последнего камешка восемнадцать лет.
Терри их не провожал. Похоже, его дело было сделано, провокация оказалась успешной, да и преподобный, поздно возвращаясь домой, всегда проверял, в кроватке ли его единственный сын и крепко ли спит.
Выход из резервации за Стену оказался в неожиданном месте. В опустевшем здании Совета Ксантер запер входные двери: у него оказалась тяжелая связка ключей, и Зак вдруг понял, что совершенно не знает и не понимает, кто такой учитель французского. И учитель, и француз ли?
В конце чисто вымытого коридора была неприметная дверь в маленькую кладовку, в такой обычно хранят инвентарь уборщицы и сантехники. Но в ней были врезаны три замка: два ригельных и цифровой. И слева неприметный сканер сетчатки глаза. Зак ужаснулся. Таких ухищрений он не видел даже в банке, где оплачивал коммунальные счета. Но камер поблизости не было, да и Ксантер вел себя спокойно и непринужденно.
Таинственная комната оказалась пустой.
Напротив входной была еще одна дверь.
Учитель отпер еще несколько замков, и в комнату ворвался холодный ветер.
Слева и справа была Стена. А впереди – неизвестность. Может быть, свобода.
Зак понял, каким путем в Город доставляются товары, которые не производились местной промышленностью.
Прислоненные к стене стояли лыжи, несколько пар. Неплохие, уж в лыжах Зак разбирался.
Возможно, и членам Совета надоедало сидеть взаперти и хотелось развлечься за пределами резервации.
- Ты умный мальчик, похоже, обо всем догадался. Но я должен подстраховаться. Сделаю тебе инъекцию успокоительного. Потом от тебя потребуется идти четко по моей лыжне, иначе заблудишься и замерзнешь. – Ксантер мягко улыбнулся. – Страшно? Тем больше будешь ценить свое свободное будущее. И, верю, найдешь взаимную любовь.
Учитель взял Зака за руку – так, как снилось парню в желанных снах, - стянул перчатку. Вдруг в его руке появился одноразовый шприц-тюбик, он ловко нашел на наружной стороне кисти вену и ввел содержимое.
Потом был путь по лесу. Зак не видел в Городе таких громадных заснеженных елей, но боялся смотреть по сторонам - только под ноги, хотя лыжня уже стала расплываться перед глазами.
Ксантер подбадривал его, а потом остановился, подошел, обнял крепко-крепко и поцеловал. Его губы не были похожи на губы Терри. Они ласкали, а язык проник между зубами и согрел.
- Мы еще увидимся, мистер Ксантер?
- Кто знает. Потерпи немного, город уже близко, мы почти добрались.
- А как же вы, мистер? Ведь почти ночь, - непослушными губами произнес Зак. Ему очень хотелось попросить еще хотя бы один поцелуй, но учитель уже отвернулся и понесся вперед.
А потом Зак очнулся на крыльце полицейского участка.
Женщина, стоящая за спиной, вежливо молчала, давая парню возможность придти в себя. А потом крепко ухватила повыше локтя и потащила в светлый и теплый коридор. И только тогда Зак почувствовал, как замерз, особенно пятая точка.
Полицейская толкнула Зака на диван, который показался почти горячим, а сама села за стол, закурила крепкие виргинские сигареты. Такие Терри однажды украл из отцовского кармана, вытащил две и положил пачку обратно. Это случилось, когда им было по пятнадцать, и тогда Зак впервые понял, что взрослые, даже проповедники, врут, позволяя себе то, что запрещают другим.
В голове просветлело, и Зак увидел перед собой не просто полицейскую, а леди-шерифа. Легендарную личность. У них в резервации не было ни одной женщины, которая бы занимала даже незначительный пост. Женщинам позволялось заниматься только семьей и поделками для благотворительных ярмарок.
Похоже, ей было за пятьдесят, на широкой груди шерифская звезда выглядела бижутерной побрякушкой, но глаза были цепкие, как и руки, - из таких не вырвешься, пока сама не отпустит.
И при всей суровости – маленькие кисти рук с коротко остриженными ногтями, но очень мягкие даже на вид. Такие были у мамы.
Зак согнулся почти пополам, чтобы леди-шериф не увидела его слабости. Слезы выступили внезапно, их оказалось сразу столько, что колени, обтянутые джинсами, покрылись мокрыми каплями.
Женщина не стала его утешать, как ожидалось и ненавиделось просто по факту.
Где-то что-то зазвенело, зафырчало, посыпалось. Похоже, сработала кофемашина, на стол поставили посуду.
Потом цепкие пальцы взяли Зака за подбородок и подняли лицо вверх. Серо-зеленые глаза смотрели так же спокойно, не было в них жалости, чего так боялся беглец.
- Подкидыш, тебе сколько лет? Ужинать будешь?
Зак судорожно сглотнул:
- Восемнадцать, а что?
Леди-шериф отошла к накрытому столу - кофе пахло одуряюще – и насмешливо сказала:
- Так и веди себя на свои годы. Что за детский сад, в самом деле. Ты уже здесь, тебя не обидят, если будешь вести себя правильно. Садись за стол и рассказывай, что умеешь делать. Например, должность дворника тебя не обидит?
Слезы у Зака высохли, кофе был крепким, в голове еще просветлело, как он сам определил.
- Печенье вы сами пекли, леди-шериф? – спросил он, желая сделать комплимент.
- Да ты что, - рассмеялась она. – Времени нет на кухню, в соседнем супермаркете купила. Нравится? Так магазин называется «Все по паре», хочешь туда пойти работать? А на Ксантера не обижайся, он иначе поступать не может. – Леди-шериф таинственно улыбнулась. – Представляешь, он когда-то нашел меня при помощи собаки-ищейки и на три дня запер в обезьяннике.
Зак смотрел на нее, как будто впервые видел женщину. А та глянула на часы и поднялась.
- Мне пора. Дела любовные, видишь ли. Спать можешь на этом диванчике. Завтра решим и с работой, и с жильем. Удобства в конце коридора. Ну а захочешь уйти – твоя воля. Однако ни одному возвращенцу не повезло. С жизнью.
Леди-шериф накинула куртку и прижала к уху мобильник.
- Иду я уже, котинька. Ну задержалась. Встречай цветами и душистой ванной.
Ее воркующий голос настолько разительно отличался от предыдущего, от всего ее вида в форме, что Зак даже позавидовал человеку, с которым леди-шериф так ласкова.
Хлопнула дверь, и он остался один.
Дожевывать действительно вкусное печенье и допивать остывший кофе.
-
-
25.02.2012 в 00:30Но здесь было теплее, чем дома, где постоянно экономили на отоплении. Зак встал и пошел в конец коридора к удобствам. На него чуть не налетела молоденькая чернокожая полицейская и завопила:
- Люди! Леди-шериф такого хорошенького мальчика подобрала!
Распахнулось сразу несколько дверей, выглянули любопытные.
- А у меня есть вакантная должность: пробирки мыть, - сказал мужчина в голубом халате. – Если ты мертвяков не боишься – милости прошу.
И он исчез за дверью, из которой пахнуло химическими запахами.
- Не иди, он зануда, - доверительно зашептала негритяночка и схватила Зака за пальцы. – Иди ко мне, я профайлер. Я тебя такому научу!
- Ну да, ты научишь, - добродушно отозвалась появившаяся в коридоре леди-шериф. – Марша, отпусти мальчика, ему пописать нужно.
Зак покраснел, кажется, до пяток, и стремглав скрылся за дверью, на которой были нарисованы почему-то два стилизованных силуэта – мужской и женский. Правда, кабинки было две.
Пока Зак раздумывал, какая мужская, уже испытывая почти невыносимую необходимость, дверь одной открылась, из нее вышел красавец блондин. Рассматривать было некогда, и Зак, споткнувшись, едва не нырнул в унитаз. Сзади раздался смешок, и безумно сексуальный баритон спросил:
- И откуда в нашем участке такие привлекательные мальчики?
Уже умывшись и почистив зубы теплой водой и пальцем вместо зубной щетки, Зак раздумывал, как бы выйти из туалетной комнаты без особого ущерба самолюбию и стыду.
Но вошла леди-шериф, и Зак просто не мог ей не подчиниться.
- Не смущайся, мои подчиненные просто рады новой игрушке.
Зак тут же остановился.
- Я игрушка? – возмущенно поинтересовался он.
- Извини, дружок, я иногда бываю груба. Должность такая, больше тридцати лет вместо мужика с большой пушкой и членом.
Леди-шериф запнулась и вдруг виновато посмотрела на юношу.
- Зато я нашла тебе работу и жилье. В супермаркете, пока уборщиком, а там выдвигайся, если сможешь. Жить будешь в кампусе в комнате с двумя соседями, пока не заработаешь на съем квартиры. Ты что, не рад? Ожидал букет роз и реки, полные вина только за то, что оказался геем? Это, кстати, еще требует подтверждения. Сегодня у тебя медосмотр. Я лично тебя за ручку отведу. Раз уж так случилось, что у меня детей нет, а ты мне симпатичен – просто так.
От такой внезапной откровенности у Зака потеплело на сердце. Он простил леди-шерифу ее невежливое поведение.
- Только у нас меньше сорока минут на все про все. Завтракать не успеем.
Потом был медосмотр. Странный какой-то, если не считать забора анализов крови и мочи и рентгена. Медик, чем-то похожий на Ксантера, задавал Заку слишком личные вопросы и показывал странные абстрактные картинки.
Судя по скорости медосмотра, леди-шерифа тут уважали, поэтому заключение о состоянии здоровья Зака было готово быстро.
Потом леди отвела юношу в супермаркет к менеджеру по персоналу и оставила там наедине с клерком.
На жалобный взгляд Зака не обратила внимания.
Привет тебе, новая самостоятельная жизнь!
-
-
25.02.2012 в 00:58-
-
25.02.2012 в 01:01-
-
25.02.2012 в 01:02-
-
25.02.2012 в 02:08-
-
25.02.2012 в 02:10-
-
25.02.2012 в 02:31-
-
25.02.2012 в 13:21Давненько я не читала ориджи, а тут прям затянуло. Посвятила всё утро, выходной начался хорошо
С героями пока не определилась, кто нравится кто нет. Понравился стиль написания
С удовольствием буду ждать проду. Авторам спасибо
-
-
25.02.2012 в 13:37-
-
25.02.2012 в 21:47Дверь в великой и могучей стене поразила воображение. и грудь и пятку тоже)))) Не на самом деле образ замечательный. Такая твердыня и опора, защита от грехов и Бельзебула. И маленькая дверька - на дорогой, Бельзебул Сатанович, заходи дарагой. Гостем будишь! Ну ня же!
несколько обращение мистер не привычно. мне кажется у них в обиходе больше сэры и серихи))) но и так сойдёт. Главное, что идея хорошая. И злободневно весьма. А вот действительно согнать бы этих ПГМнутых в резервацию, шоп остальным не мешали *мечтает укэ*
-
-
25.02.2012 в 22:19-
-
26.02.2012 в 12:15кавайный укэ, мое воображение тоже поразило)) я сначала было написал даже - давай тоннель сделаем, но потом решил, что тоннель есть во всех текстах, где надо тайно слинять, но дверь и короткий проход сквозь стену - просто как все гениальное. И символично - лазейка в твердыне, блин. Пасиба за коммент и категорически ня)))
-
-
26.02.2012 в 12:37-
-
26.02.2012 в 12:42-
-
26.02.2012 в 12:43-
-
26.02.2012 в 13:12Zainka-Gwena, и не тока табачок ^_^
-
-
26.02.2012 в 13:21Ассоциации, да.
-
-
26.02.2012 в 13:38-
-
27.02.2012 в 04:48интересно очень! и читается - на одном дыхании!
-
-
27.02.2012 в 18:13____
Глава 3. Чужой среди чужих
- Ну что, юноша, - небрежным тоном сказал менеджер, на вид старше Зака едва ли на пару лет. – С улицы мы никого не берем, у нас солидный магазин, но вас привела леди-шериф.
По легкому придыханию на последних словах (кстати, неужели у нее нет имени?) Зак еще раз убедился, что леди-шериф имеет большой авторитет в этом городе.
Как такое возможно для женщины?
Мать Зака была другой. Она любила семью и следовала правилам, принятым в Городе. Но иногда ей становилось плохо. Зак не пытался разобраться, почему маму называют «сердечница», просто старался в такие дни взять на себя ее обязанности по дому. Готовить у него не получалась, а с уборкой выходило не хуже: ни соринки, ни пылинки. Правда, отец психовал и упрекал жену, что нечего парню перенимать бабские привычки, но Зак однажды осмелился возразить, и отец заткнулся. Все же Барт Эванс любил жену и детей.
Так что Зак был уверен, что с работой уборщика он справится.
Клерк, не получив ответа, продолжил:
- Сначала испытательный срок.
Зак встрепенулся:
- Насколько долго меня будут испытывать? Работа нужна мне срочно, прямо сейчас.
Менеджер внимательнее пригляделся к привлекательному внешне парню.
- Жизненные обстоятельства? Поссорился с другом?
Зак промолчал не потому, что упрямился, он просто не понял вопроса.
- Ну хорошо. Ради проверки уберешь кабинет управляющей. Только учти, ежеутренне она ходит с белоснежным платочком и трет все поверхности, до которых может достать. И под диваном тоже! – ехидно закончил он на высокой ноте.
Тут Зака прорвало:
- У вас что, все руководящие должности занимают женщины?!
Когда леди-шериф вела его к месту будущей работы, Зак обалдел, увидев большое здание, на вывеске которого и днем светились крупные буквы: «Все по паре». Вверх было всего три этажа, такие строения и в родном городе были, а вширь – или в длину – магазин занимал целый квартал.
Руководить таким торговым предприятием, по мнению Зака Эванса, должен был мужчина посолиднее преподобного Фоббса.
Менеджер, казалось, онемел так же, как прежде Зак. Но быстро очнулся.
- Конечно, если она буч!
- А кто это – Буч? Богатая семья?
Клерк сначала закрыл лицо ладонями – похоже, пытался скрыть эмоции, – а потом с новым интересом взглянул на Зака.
- Парень, так ты из резервации? – Он поднял взор к безукоризненно белому потолку. – Господи, ты послал мне девственника, чистого мальчика! Аллилуйя!
Менеджер обошел свой стол и неожиданно взял Зака за руку. Тот не сразу, но вытянул ладонь из вполне приятных пальцев.
- Я приму тебя на работу. С двумя условиями. Ты сначала убираешь в кабинете управляющей. Потерять свою должность я не хочу, – с сожалением сказал клерк. – Но решение я объявлю тебе вечером в кафетерии на первом этаже, окей?
Зак удивился странным условиям приема на работу, но послушно повторил:
- Окей. Где кабинет управляющей и необходимые для уборки принадлежности?
Почему-то в разгар рабочего дня кабинет управляющей был пустым.
Потом Зак посмотрел на настенные часы и вспомнил, что сам поднялся в шесть утра. А в это время уже ставший родным после ночевки полицейский участок был полон сотрудниками, а уже через полчаса леди-шериф (кстати, она специально скрывает свое имя, ведь никто ни разу его не назвал?) утянула его на медосмотр и в супермаркет.
Циферблат показывал без пяти девять.
Наверняка руководительница скоро появится. Зак еще раз окинул взглядом прибранное помещение, остановился на вазе с чуть привядшими цветами. Сразу было желание их выкинуть и вазу помыть, а потом он одернул себя – вдруг управляющей букет дорог?
Зак аккуратно подрезал подгнившие в воде концы четырех оранжевых роз, поставил в пустую вазу – засыхать до неувядаемого состояния счастливых воспоминаний.
Зак грешил: он любил мать больше отца. И часто говорил с ней, как никогда не поступали мужчины в Городе. Однажды она рассказала, как перед вторыми и последними, как оказалось, родами - ведь все врачи говорили, что она умрет, - всегда суровый муж вложил ей в руку маленький весенний цветочек. Неизвестно, где его взял. Но акушеры-хирурги сняли с роженицы даже наручные часы, а смятый цветок в горсти оставили.
И мама выжила вместе с сестричкой.
С тех пор Зак убедился в магии цветов, подаренных от души в важный момент.
Зак вынес швабру в ведре и прочие рабочие принадлежности в кульке в коридор и сел рядом на корточки. Он не знал, кого ждать первого: менеджера по персоналу или начальницу. Чувствовал себя идиотом. Он чувствовал себя чужим в этом мире. И начал ужасно жалеть, что ушел за Стену.
Но мистер Ксантер сказал, что он сильный, он справится.
И такая непонятная жизнь была лучше публичной казни и позора для семьи.
Он сильный. Справится.
Только зачем?
Зак сразу понял: встреча в кафетерии вовсе не рабочая, а свидание. И как себя вести?
Леди-шериф (кто скажет, как ее зовут?) сказала, что если он будет вести себя правильно, его тут никто не обидит.
Пока Зак предавался ужасам-ужасам, вблизи двери в кабинет объявилась симпатичная женщина в строгом офисном костюме: серая тройка. Брюки, что поразило Зака еще при встрече с леди-шериф, жилет, под которым виднелась голубая шелковая блузка, элегантный пиджак.
- Новенький, - сразу определила она. – Вечно леди-шериф отправляет ко мне на пробу.
И рассмеялась.
У нее были красивые белые зубы и приятный не обидный смех.
- Сними свои ужасные резиновые перчатки и заходи.
Менеджер был прав: леди-управляющая провела носовым платочком по горизонтальным поверхностям, но под диван лезть не стала. Зак решил, что постеснялась.
- Ты принят на работу уборщиком. Будешь так же скромен, не выдвинешься, - вдруг доверительно сказала она. – Иди в залы, но постарайся не мешать покупателям. В торговых помещениях должно быть чисто. На улице снег, мокрые следы на полу меня бесят.
До вечера Зак подтирал полы, изредка сталкиваясь с еще двумя уборщиками, стараясь улыбаться и не мешаться под ногами.
Обед для него, похоже, никто не предусматривал, хотя и завтрак был пропущен. Интересно, леди-шериф вспоминает о нем? Адрес кампуса и комнаты она не сказала.
За громадными окнами магазина уже потемнело, покупателей стало меньше – и грязных следов соответственно.
А потом появился менеджер, ухватил Зака за руку, велел быстренько убрать швабру в надлежащее помещение, помыть руки и явиться в кафетерий.
Если это и было свиданием, то весьма специфическим – на взгляд Зака. Даже мама никогда не напоминала ему, что перед едой нужно мыть руки.
Наверное, здесь все считают пришедших из-за Стены тупыми дикарями.
Хотя леди-шериф ни слова не сказала, что Заку следует отмыться. А поставила кофе и вкусные печеньки на общий стол. И пила кофе рядом с ним, и брала печенье из той же тарелки, сталкиваясь с ним пальцами.
Зак дважды намылил руки и даже лицо, долго полоскался, прежде чем появиться перед менеджером. Знает ли тот, что леди-управляющая уже приняла его на работу?
И каким может быть свидание, если клерка ему даже не представили, и он сам не назвал своего имени, зная имя Зака?
На столике уже стояли блюда и напитки в двойном размере. Похоже, менеджера даже не интересовали вкусы Зака.
Салат из овощей он бы съел, а какую-то мешанину в тарелке, так непохожую на рагу, приготовленное мамой, вряд ли. И по запаху в высоком стакане с изогнутой трубочкой, как для лежачих больных (Заку пришлось однажды ухаживать за мамой в больнице), явно присутствовал алкоголь. Пахло не пивом, а чем-то чужеродным, несъедобным.
Если бы Зак не стеснялся, он бы завыл: так захотелось оказаться в полицейском участке в кабинете леди-шерифа с ее кофе, покупным печеньем и неудобным диваном.
Но пришлось вежливо улыбнуться и сесть напротив парня, имени которого он даже не знал. Приступать к трапезе Зак не спешил, хотя желудок просто вопил о необходимости переварить хоть гвозди, хоть неведомых моллюсков, о которых Зак читал в книге, - очевидно, это они шевелились в тарелке рядом с овощным салатом.
Он собрался с духом и спросил:
- Как вас зовут? Может, познакомимся?
Менеджер чуть не подавился.
- Парень, да ты вообще…Зачем пришел? Утром познакомимся.
Он не видел, что сзади подошла чернокожая красотка и подмигнула Заку. Марша, вспомнил он ее имя. Профайлер. Нужно узнать, что это за специальность. Может, поучиться у нее будет полезно. Зак любил учиться всему, кроме Закона Божьего и Основ нравственности.
- Детка, если для тебя постель не повод для знакомства, то собери немного ума, чтобы понять, что леди-шериф не оставляет без внимания своих подопечных.
Менеджер, имени которого Зак так и не успел узнать, чуть не поплатился свернутой шеей, пытаясь рассмотреть, кто же ему мешает клеить наивного мальчика.
- Идем, Зак, я тебя в другом месте накормлю – и задаром, без посягательств на твою симпатичную попку, - улыбнулась Марша. – Иначе моя драгоценная половина Айрини кожу с меня сдерет и над нашим супружеским ложем повесит.
-
-
27.02.2012 в 18:13Зак пытался сдерживаться, но в него влезло столько и с такой скоростью, что он не ожидал.
- Нервы, мальчик, - утешила Марша. – Не стесняйся. Я сама, когда вырвалась из-за Стены, тоже была не в себе.
Зак обомлел.
- Я тебя не помню.
- Ну еще бы! Я старше тебя.
- И тоже…учитель французского?
- Многия знания порождают многия печали, ты должен был учить на уроках богословия, - хихикнула Марша. – Наелся? Пошли, я поселю тебя в кампус. Даю бесплатный совет: не позволяй никому руководить тобой. Прислушивайся к себе. Ты актив или пассив?
Зак взглянул на нее непонимающе.
Марша засмеялась:
- Темнота! Наверное, ни разу не целовался? Скажи честно.
Зак покраснел.
- Два раза.
- И кто был инициатором?
И тут Зак понял, что профайлер имеет какое-то отношение к психологии, потому что утром на медосмотре психиатр, как его представила леди-шериф, задавал похожие вопросы.
- Они…
- Да ты крутой парень, как я посмотрю!
Марша откровенно веселилась.
- Тем более, не позволяй собой понукать. А вдруг окажешься верхним и получишь моральную травму?
Заку хотелось залезть под стол. С ним говорили на запрещенные сексуальные темы. И говорила женщина!
- Так. Успокойся. Кажется, я перегнула палку. Но мне хотелось проверить твою психическую устойчивость, – с раскаянием призналась Марша. – Извини, но если ты будешь вести себя, как невинная овечка, тебя быстро подчинит другой мужчина – и не обязательно хороший. Типа менеджера в супермаркете. Кстати, если он осмелится тебе мстить, ты мне скажи. Леди-шериф некогда будет разбираться, а я время найду.
И тут Марша хищно улыбнулась. Наверное, так выглядели акулы перед тем, как перекусить человека пополам. Так всегда казалось Заку, когда он в детстве смотрел по местному кабельному телевидению канал «Энимал плэнет». Жаль, что через десять лет после основания Города показ многих познавательных и развлекательных программ Совет запретил. Заку тогда исполнилось десять лет.
- Простите и вы мою неосведомленность. Но вы должны знать, что такое у нас запрещено, а я только вчера…И мне очень неловко, что я не знаю имени леди-шериф, чтобы поблагодарить.
- Как? Я же сказала – Айрини. Мы супруги. И вообще, не афишируй, что ты пришел из-за Стены, тебе же лучше будет.
В родном Городе кампуса не было, все учащиеся жили в семьях. Тем интереснее было Заку увидеть помещение с длинными коридорами, в которые выходили множество дверей. Как в колледже – учебных аудиторий. Только здесь за каждой дверью была комната, в которой жили студенты, где по двое, где по трое.
Марша постучалась, не дожидаясь ответа, вошла, потянув за собой Зака.
Из трех кроватей только на той, что справа лежал парень с длинными рыжими волосами и читал книгу при дополнительном свете ночника. Кроме верхнего света, такие были над каждым постельным местом.
Зак подумал, что очень удобно, если не хватает времени и приходится готовиться к экзаменам и ночью. И с тоской подумал, что его отдельная комната в родительском доме, его учеба в экономическом колледже остались в прошлом.
А будущее неизвестно.
Рыжий отложил конспект и встал, ожидая объяснений.
- Ваш новый сосед Зак Эванс. А вы, судя по цвету шевелюры, Рид Джонсон? – Уточнила Марша.
- А вы, судя по всему, выполняете поручение леди-шерифа? – Не менее уверенным тоном произнес рыжий.
Марша примирительно улыбнулась.
- Так точно. Я очень надеюсь, что Заку будет удобно здесь. А где ваш сосед?
- Он на свидании. С девушкой.
Зак почувствовал в голосе рыжего что-то похожее на огорчение. Или ревность? Такие нотки он слышал в голосе отца, когда тот рассказывал, что коллеге в банке дали рождественскую премию больше, чем ему.
Марша взглянула на часы и подтолкнула Зака к свободной кровати.
- Мне пора. Спокойной ночи, парни. Постарайтесь понять друг друга. Если что, ты знаешь, куда идти, - напомнила она Заку.
Усталость пересилила интерес к новому знакомству, и Зак повалился на кровать, едва успев сняв куртку и обувь, и выставить на часах будильник на шесть часов утра.
-
-
27.02.2012 в 23:23-
-
27.02.2012 в 23:29-
-
28.02.2012 в 11:47-
-
28.02.2012 в 23:50спасибки))
жду продолжения)
-
-
28.02.2012 в 23:53mart,
-
-
28.02.2012 в 23:55-
-
28.02.2012 в 23:59-
-
29.02.2012 в 00:29