я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
М-да, чую, если буду тянуть дальше, то вообще решу оставить все в закрытке традиционно
Название: "Сказки Севера"
Автор: Maxim
Бета: Ирис
Жанр: романс, сказка
Рейтинг: R
Посвящение: Это подарок для [Рыж], на его произошедший в декабре ДР. Я тормоз, милый, я знаю. Но я тебя лаф. Спасибо, что ты есть.
От автора: это, типа, продолжение повествования. Первая часть вот: silverstyle.diary.ru/p70760707.htm Но и без нее отдельно читать можно. Связь относительна.
читать дальшеСледом за Синдбадом-Мореходом
В чуждых странах я сбирал червонцы
И блуждал по незнакомым водам,
Где, дробясь, пылали блики солнца.
Сколько раз я думал о Синдбаде
И в душе лелеял мысли те же...
Было сладко грезить о Багдаде,
Проходя у чуждых побережий.
Но орел, чьи перья - красный пламень,
Что носил богатого Синдбада,
Поднял и швырнул меня на камень,
Где морская веяла прохлада.
Пусть халат мой залит свежей кровью,-
В сердце гибель загорелась снами.
Я - как мальчик, схваченный любовью
К девушке, окутанной шелками.
Тишина над дальним кругозором,
В мыслях праздник светлого бессилья,
И орел, моим смущенным взором,
Отлетая, распускает крылья.
Николай Гумилев
Ноябрь 1907, Париж
- Мой повелитель, это история случилась очень давно. Она наполнена шумом Северного моря, написана на песке морскими брызгами, выжжена солью на сердце каждого моряка. Хочешь, расскажу ее тебе? – Я сижу у ног моего печально задумчивого господина. Хозяина не на словах, а человека, укравшего мое сердце. В его темных глазах притаилась тревога: болен его любимый наложник, гибкий танцовщик Нариф, и мне не унять мрачных мыслей, написанных на величавом лице, словно кистью. Я единственный, кого повелитель допустил сегодня в покои, но не приносит мне это радости. Он поглощен своими мыслями, он не хочет смотреть на меня. Раньше я думал, что больно быть нелюбимым, теперь понимаю, что столь же больно быть недооцененным. Я как заморская монета, брошенная на весы равнодушным торговцем. Не важен замысловатый узор, важен только вес, а мой вес ничтожно мал. Я никто. Непросто жить с чувством, которому суждено остаться без ответа; выживать в этом сладко дурманящем оазисе дворцовых садов; бороться с собственной судьбой. Я устал. Но я воин, сын воина. И еще – сын своей матери, проклятой колдуньи.
- Хочешь сказку, повелитель? Ее рассказало мне само море, – мой голос искушает, зовет. За ним не услышать жалких ноток, не почувствовать отчаяния.
- Расскажи, северный цветок. Только недолго. Я утомился. – И по-прежнему не смотрит на меня. Ни единого, пусть мимолетного, взгляда, который как воздух. Но я выдержу. Сейчас, будто случайно, коснусь его одежд. Если сказка будет хороша, я смогу опустить голову на колени повелителя, и он будет гладить мои волосы. Тонкие и светлые. Вот какая ему в этом радость? Но повторяется ведь из раза в раз сладкая пытка, как ритуал. И я еле сдерживаюсь, чтобы не поверить, не уплыть вслед за прикосновениями.
- Давным-давно… - я закрываю глаза, позволяя мыслям разлететься, словно птицам. – Давным-давно люди мечтали покорить Море. Оно было тогда единым, не делилось на Северное и Южное. Считалось, что у него нет конца и края. Моря боялись, Морю поклонялись, принося ему в жертву самое ценное. Только бы пощадило оно покинувших родной дом моряков. Мореплаватели почитались героями, почти равными богам. Люди звали их морскими безумцами, веря, что песня моря забрала их души навеки. Ведь только безумец мог решиться бросить вызов великим штормам.
Беда всегда приходила внезапно. Напрасно моряки напрягали глаза, высматривая на горизонте неприметное облачко, несущее погибель. Оно зарождалось в белом мареве, там, где гребни волн целовались с небом, а, приближаясь, разрасталось в полыхающий молниями кошмар. Казалось, тучи жили своей жизнью: то будто рвались, собираясь рассеяться, то сплетались в темные клубы, словно толкаемые чьей-то волей. Люди прозвали их Великим Драконом. Великий Дракон прилетал вместе с ветром, поднимал своим ревом исполинские волны. Он не щадил никого и ничего. Каких только клятв не давали погибающие в волнах бесстрашные герои, каких только жертв не приносили в угоду стихии. Все бесполезно. Считалось, что человек для дракона слишком мал, как букашка, а корабль – щепка на глади моря. Зачем же их щадить, если даже последние крики не достигали ушей грозного исполина? Потому дракону не молились, все надежды возлагались на Море, которое могло поднять и вынести щепку, указать путь к спасению.
И Море в ответ не отпускало своих слуг. Люди продолжали селиться по берегам, несмотря на наводнения и пронизывающий ветер. Раз за разом отстраивали разрушенные дома. И выбегали на морской берег, едва завидев вдали цветные паруса, горделивые крылья большого корабля.
У каждого мореплавателя был свой парус, всегда определенного цвета, но каждый раз с новым узором – рассказом о последних походах. Куда уж до горделивых кораблей рыбацким лодкам! Так думал и юный Кай, сын рыбака и купеческой дочери, городской красавицы, сбежавшей к холодному морю вслед за женихом. Она любила повторять, что не жалела и не пожалеет об этом никогда. Любила петь песни о морских героях и слагать про них сказки. Она была прекрасна, добра и весела. В свое время ее дом приютил на зиму кого-то из героев-мореплавателей, и этим гордились все соседи. Это она поведала Каю про цвета парусов.
- Зеленый – цвет бесстрашного Гольда, он дошел почти до самого северного края.
- А что же его остановило?
- Ветер. Он переменился и понес его на скалы. Но Гольд смог провести корабль. Он спас себя и свою команду. Желтый… цвет Ала Ученого. Он пишет книгу про неведомые растения и диковинных животных. Говорят, он нашел остров, на котором живут маленькие драконы, которые еще не умеют летать. И был близок к разгадке тайны северного цветка, но опоздал. Бедняга Ал. – Мать замолчала, и мальчику показалось вдруг, что этот Ал для нее чем-то важен. Но не до того было юному сыну рыбака, ему хотелось знать про паруса.
- А красный чей?
- Красный – цвет Зига-мечтателя. Он мечтает встретить Великого Мудреца, который живет там, где кончается Море.
- А зачем ему мудрец?
- Чтобы задать всего один вопрос.
- Какой?
- Он не говорит никому, милый. Если встретит, мы поймем все по его парусам. – Мать улыбнулась чуть грустно. Явно не верила она в успех Мечтателя.
- Бирюзовый – цвет Инвара Веселого. Только плохие были у Инвара шутки. Когда-то он указал Мечтателю неверный путь, и тот чуть не погиб. Да и не видно давно этого Инвара. Может, приютил его Великий Дракон. А может – снова шутка.
Маленький Кай не мог наслушаться, но глаза к концу всегда начинали слипаться. Он еще помнил голубой парус Курта Смелого, прорубившего себе путь через лед. Помнил Дара Сердитого, постоянно устраивавшего драки из-за того, что его серебристый парус называли серым. Только, выходит, забывал он кого-то из раза в раз. Или как еще объяснить маячащий призраком на горизонте ярко-оранжевый, в лучах солнца почти золотой, парус? Может быть, обманули глаза?
Но вот же он, уже совсем близко, плывет над волнами большой и таинственной птицей. И видно, что новый, без узоров, но из прекрасного шелка медового цвета. Люди на берегу шептались в недоумении. Неужели, новый смельчак? Мореплавателей становилось все меньше, но не было пополнения в их рядах уже лет десять.
Корабль причалил, упал на дно морское якорь, спустили сходни. Все, затаив дыхание, ждали, когда сойдет на берег новый смельчак. Каково же было удивление толпы, когда первым на берег сошел юноша, года на три от силы старше Кая, но одетый, как капитан.
- Да не может быть такого, - шептались люди. – Это чья-то злая шутка.
Опять вспомнили шутника Инвара, которого поминали всуе к месту и не к месту.
Но закон есть закон. Встречать почетного гостя вышел сам старейшина. Каю было плохо видно и слышно из задних рядов, но традиционный обмен приветствиями он и так знал наизусть. Главное было подобраться ближе, хоть ползком, по-пластунски. И пусть совсем отвалятся отдавленные равнодушными зеваками пальцы, но лицо нового героя Кай увидеть был обязан, хотя сам не понимал, зачем.
- Привет тебе, морской странник. Откушай угощения в моем доме. – Когда мальчик добрался до края толпы, старейшина уже закончил расспрашивать гостя и звал по заведенной издревна традиции к себе в дом на великую трапезу. Выходит, капитан настоящий?! Кай, наконец, смог разогнуться. Не медля больше, вскинул голову, буквально пожирая глазами чудесного гостя.
У незнакомца были синие глаза. Но таких Каю не доводилось видеть раньше. Если бы существовало тогда уже Северное море, мальчик без колебаний распознал бы цвет. Синева, в которой отразились серые снежные облака. Крупицами льда точечки у зрачка. И какая-то задумчивая веселость, моментально сменившаяся лукавством.
- Ты решил подмести весь песок с берега в мою честь, малыш? – спросил капитан тихим, но певучим голосом.
Кая бросило в краску. Он мнил себя взрослым, а над ним посмеялись, как над малым ребенком. Невыносимо было стоять под взглядом насмешливых глаз, будто пригоршню снега бросили за шиворот. Иначе как объяснить необдуманные слова, сорвавшиеся с губ будто в бреду горячечном?
- Возьми меня с собой, капитан. На твоем детском корабле наверняка помощник годится мне в младшие братья.
- Только в братья? Не в сыновья? – заливисто рассмеялся в ответ молодой капитан. Темная прядь выскользнула из-под шелковой повязки, змеей скользнула по белой щеке. Кай невольно отметил белизну кожи, необычную даже для здешних холодных мест.
- Может и в сыновья, – выдавил он, наконец. Голос его дрожал. Но отступать было поздно. Напрасно грозил ему кулаком взбешенный старейшина. Кай уже опозорил себя и семью. Что скажет его добрая и веселая мама, когда узнает, что он оскорбил капитана?
А сине-серые глаза все искрились смехом, казалось, будто мысли незнакомец читал.
- Что ж, вижу, ты смел, – молвил он. - Я приду за тобой через три года. С уже расшитыми парусами.
И почувствовал Кай прикосновение чужих пальцев к волосам, будто снова бросили снегом. Так гладила его только мама, но как же по-другому все, аж сердце сжалось. Страшно. И весело. И почему-то холодными мурашками по спине осознание: а вдруг и вправду заберет?
Старейшина кряхтел рядом, мялся. Даже решился было просить именитого гостя не серчать на мальца неразумного, но капитан заставил его молчать одним лишь взглядом.
- Главное, сбереги его до моего возвращения, старик.
Действительно сказал такое? Или послышалось? Да быть не может, это все происки беспредельщика - ветра. Только почему так затрясся старейшина и заторопился впереди гостя в дом?
Три дня продолжалось великое пиршество. Каждый мечтал приютить нового героя, слова напутственные сказать. Диву давались люди, ведь почти мальчишка! Но дошел же как-то, если верить его словам, почти с самого юга, через рифы и блуждающие скалы.
Кай больше не разговаривал с незнакомцем, только следил за ним украдкой. Иногда наталкивался на синий взгляд, как на преграду, но заставить себя подойти не мог. Так и промучился до самого отплытия чудесного гостя, даже провожать не вышел на берег. Да и не пускала теперь от дома далеко враз посуровевшая мать.
Корабль уплыл. Много воды утекло с того дня. Кай рос, крепчал, на радость матери и добрым соседям. Уже ходил вместе с отцом рыбачить, по хозяйству был большим подспорьем. Только вдруг к исходу третьего года стал пропадать юноша из дома, никого не предупредив. День целый мог отсутствовать, иногда и ночь всю. Потом появлялся, сам не свой, и не на какие вопросы не отвечал. Рассказывали, будто видели его на скале у моря. Да только врали все наверняка, ведь трое суток пути было до той скалы.
И вот, в одно ясное утро, когда море радовало легким и ласковым бризом, на горизонте снова замаячили паруса. На этот раз они действительно были золотыми, потому что шелк оказался почти скрыт мудреным узором из нитей чистого золота. Но даже не это заставило людей, ахнув, отступить, подавляя в себе священный страх и желание сбежать, презрев все обычаи.
В центре паруса красовалось изображение раскинувшего крылья дракона, извергающего пламя на почти скрытый волнами корабль. Такой рисунок Кай видел только дважды: на парусе Курта Смелого, который уцелел каким-то чудом после встречи с Великим Драконом – говорили, дракон задел его краем крыла - и, да, на парусе Инвара Веселого, который утверждал, что состязался с драконом в проворстве и переиграл его. Какой же подвиг должен был совершить третий капитан, чтобы так расшить свой парус?
- Здравствуй, Кай. Ты готов отправиться со мной? – прозвучал рядом уже знакомый насмешливый голос, чуть приглушенный, будто с отзвуком прибоя. - Достаточно ли хорош для тебя мой парус?
Кай вздрогнул, хотя не он один пропустил появление капитана, все, задрав головы, рассматривали узор.
- Ты сражался с самим Драконом? – спросил юноша.
- Но не убегал же от него, – ответил капитан. В синих глазах светилось веселье, они казались прозрачными, как море с утра. Безопасными. И протянутая рука. Нужно только принять, переплести пальцы, и отступят беспокойные сны, перестанет в ушах звучать настойчивый призыв Моря, того самого, что плескалось в глазах, которые не удалось забыть.
- Я отправлюсь с тобой, мой капитан, я ведь просил об этом. И я ждал тебя. Очень ждал. Только дай проститься с матерью, - взмолился Кай.
- Времени нет, - ответил ему капитан. - Прости. Я вернулся за тобой, но отплыть нужно сейчас.
- И ты не останешься даже на ночь?
- Нельзя терять ни минуты.
Голос капитана не оставлял сомнений: если Кай уйдет сейчас с морского берега, вернувшись, не найдет он уже корабля с золотыми парусами. И все-таки юноша медлил. Вспомнились лучистые глаза матери, ее песни и сказки. Но прямо перед ним были другие глаза, переменчивые, как само море, был сказочный корабль и вся бескрайняя морская гладь, как на ладони. Нужно только руку протянуть. Коснуться…
Рука капитана оказалась прохладной и неожиданно мягкой, по сравнению с шершавыми и грубыми ладонями моряков. Пожатие скрепило договор.
Кай только оглянулся напоследок, бросил взгляд на родной берег прежде, чем подняться на борт волшебного корабля. Дальше он смотрел только вперед, на горизонт. Ему казалось, что корабль летел, не касаясь волн. Душу переполнял восторг от осознания той новой судьбы, которая была теперь ему уготована.
Только вечером, когда солнце, собираясь укрыться в волнах, задело краем морскую гладь, Кай заметил странность. Сначала он не мог понять, что именно его тревожит. Но вот, отгорели последние лучи солнца, и будто пелена упала с глаз. За весь день Кай не увидел никого из команды, не услышал ни единого окрика. Корабль будто плыл сам по себе. Сделалось юноше страшно, принялся он искать молодого капитана. Не нашел. Долго звал его, умоляя прекратить жестокую игру и показаться, но так и остался без ответа. Будто вовсе в одиночестве взошел он на корабль. Обессилев вконец, Кай прекратил тщетные поиски. Его не пугали кромешная тьма вокруг и размеренный шум волн, не страшила смерть в пучине моря, он боялся неизвестности и раскинувшего крылья золотого дракона, который украшал парус - в темноте узор казался зловещим. Дурной вестник. И как только мореплаватели могли мечтать получить его на паруса?
Так Кай и просидел всю ночь напролет на холодных досках, прижавшись спиной к мачте – лишь бы не видеть дракона; даже головы не мог поднять, настолько под конец сковал его ужас. Но только усталость все равно взяла свое, забылся он под утро. И увидел сон. Прекрасный и упоительный, который преследовал его долгие три года. Ему снилось, что он будто парит над морем, оказавшись на вершине огромной скалы. И рядом кто-то очень важный, горячо и давно любимый. Но не удается юноше разглядеть лица, солнце слепит нещадно. И почти не различает он тихо сказанных слов, будто на другом языке разговаривает с ним повелитель его сердца. Только как ожогом легкий поцелуй – помни.
Утром Кая разбудили прикосновения прохладных рук. Молодой капитан вернулся. И выглядел он так, будто всю ночь играл в догонялки с ветром: волосы были растрепаны, одежда в беспорядке, а глаза горели на бледном лице, как два сапфира.
- Ты обманул меня! – вскричал Кай, как только понял, что перед ним не призрак.
- Разве? - удивился капитан. – В чем же моя ложь?
- Тут нет людей. Ты бросил меня одного. Кто ты? И куда исчезал? Ты колдун?
Ответом ему стал тихий смех.
- Не угадал. Но в чем же мой обман? Ты сам ни о чем меня не спросил. Я позвал – ты согласился.
Нечего было на это возразить Каю. Да, он согласился. Бросил родителей, дом, верных друзей. И ради кого? Ради потешающегося над ним колдуна с переменчивыми глазами? Только все равно Каю было не отвести взгляда, и когда обнял его молодой капитан – не сумел он вырваться из объятий. Да и как было устоять, когда синие глаза совсем близко, а губы касались жаждущих губ Кая с такой нежностью? Поцелуи были волшебны. Они оставляли на языке вкус морской соли и каких-то незнакомых пряностей. Вкус самого моря и неведомых странствий. Ласки моря, еле ощутимые, волнующе-щекотные. Игривые, как сам прибой, и затягивающие, как морская пучина в разгар шторма. Беспощадные губы то пили, то будто возвращали назад отобранное дыхание. Было сладко. Было мучительно больно и пугающе по-настоящему, будто Кай всю жизнь спал, а тут проснулся.
- Так кто же ты? Морской дух? – спросил он, хотя уже не было это ему важно. Кай потерял голову, влюбился впервые. Или так ему казалось.
Капитан будто не услышал его вопроса. Лишь снял губами соленую капельку влаги с его губ.
Полетели дни, отражаясь в морской глади. Уж и не вспомнить было, какая она, земля. Песчаный берег остался позади, в другой жизни, которую Кай предпочел забыть. Только одно тревожило Кая: возлюбленный продолжал пропадать по ночам. А сны все не отступали; как ожоги на коже по утрам горели прикосновения того, другого, чей образ иногда мерещился в тени призрачным силуэтом без лица. Спасением казались после этого прохладные руки и вкус соли на губах. И думалось, так будет продолжаться вечно.
С утра ничто не предвещало бури. Не страшило белое облачко на горизонте – Дракон уже много раз бесчинствовал вдали, не причиняя вреда. Только в этот раз все вышло иначе. Ветер вдруг поменял свой путь, свернул в другую сторону. Волны как с ума сошли, нападая на корабль со всех сторон. Кай в испуге наблюдал за помрачневшим капитаном, а когда все-таки решился приблизиться, услышал сказанное шепотом сквозь стиснутые зубы:
- Все-таки осмелился. Нетерпеливый.
Но не успел Кай ничего спросить, даже коснуться не смог на прощанье. Черные тучи уже клубились над головой, как живые. Волны погубили корабль за считанные минуты. Только почему не пропало дыхание? И почему так жжет лицо? И сыплется сквозь пальцы… горячий песок. Вроде всего мгновение назад Кая поглотили волны, и вот уже перед его глазами незнакомый берег. И никаких следов погибшего корабля. Зря Кай искал обломки. Зря звал того, кого любил. Дракон беспощаден. И пусть возлюбленный был великим чародеем… что мог он сделать? Может быть, он пожертвовал собой, спасая Кая, а сам погиб? Только не мог уже сын рыбака без синего взгляда.
Брел он долгие часы по морскому берегу, под ногами хрустел песок. И не было даже следов человеческого жилья. Похоже, впустую было суждено пропасть всем трудам: Кай был обыкновенным человеком. Он не мог без пищи и воды. Не мог сносить обжигающие прикосновения солнца к незащищенной коже. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего, и недолго оставалось уже до спасительного безумия, последней отрады обреченного на смерть. Иначе почему вдруг, увидев вдалеке высокую скалу, Кай прибавил шаг? Потом побежал, спотыкаясь и падая, но будто подгоняемый неведомой силой? Только у подножия скалы остановился он. Но ненадолго. Безумцам не страшны даже самые отвесные скалы, у них словно вырастают крылья. Не помнил он, как достиг вершины, цепляясь окровавленными пальцами за острые камни. Глаза застилал туман, в лицо беспощадно светило солнце, и ничего не разобрать даже на расстоянии одного шага. Силы оставили Кая, не чувствовал он уже собственных подкосившихся ног. Только не суждено было юноше разбиться. Тут как тут оказались чьи-то руки, теплые, будто Кая спустилось поддержать само солнце. И тихий голос, родной, до боли знакомый произнес над самым ухом:
- Я так ждал тебя… - и пролилось поцелуем на истрескавшиеся губы Кая спасительное легкое вино пополам с водой. Настоящей, пресной. С трудом смог он поднять отяжелевшие веки, чтобы увидеть, прежде чем провалиться в сон, лицо склонившегося над ним человека. Глаза цвета расплавленного янтаря и волосы – будто медовый шелк погибшего паруса. И губы, одно прикосновение которых погружало в тепло и негу. Полная противоположность холодному тяжелому сну, сковавшему юношу в следующий миг. Ему снился снег, бескрайняя пустыня и голос капитана, прорывавшийся к нему сквозь снежную метель. Он попал в беду и просил о помощи. Но он был жив.
Проснулся Кай лишь вечером, когда солнце уже клонилось к закату. В родных объятиях не хотелось шевелиться. Вспомнились позабытые за долгие месяцы шальной свободы слова «дом» и «очаг». Захотелось тепла и покоя; душу согревала вера, что он, наконец, пришел. Вера с каждым мигом все крепла, превращаясь в уверенность. Покрытые царапинами после восхождения пальцы уже изучали знакомые черты. Те самые, что являлись во снах долгие три года.
- Проснулся.
На смуглом лице расцвела улыбка, в янтарных глазах – лукавые искорки. Смутно знакомые, чем-то неуловимо похожие, но позабыл Кай в тот миг прохладную синеву других глаз. Его губы уже тянулись навстречу другим губам. И имя вспомнилось, которое шептал во сне – Радо.
Очень быстро выучил сын рыбака все уступы отвесной скалы – да и учить ему было нечего, помнил он все. Равно как и усладу, которую дарило ему чужое тело.
Край, в который он попал, был воистину благодатен: ласковое море щедро делилось рыбой, недалеко от берега, в скалах бил чистейший ключ. Шатер Радо, из небесно-голубого шелка, был полон всякими заморскими диковинами, был неиссякаем запас сладких вин и душистых масел. Радо говорил, что все это великолепие дарили ему заезжие торговцы. И Кай верил, ведь как-то раз, он даже видел на горизонте алый парус Зига Мечтателя, который опять стремился куда-то за своей мечтой.
Радо тогда долго следил за ним взглядом, и в глазах его светилось гордость – будто там, вдалеке, по волнам, плыл его собственный сын или брат.
- Ты знал раньше Зига? – спросил его Кай.
- Знал когда-то. Только не помнит он уже меня, - грустно улыбнулся Радо. И потянулся поспешно за сладким, пропитанным медом поцелуем. И целовал отчаянно, будто потерять боялся. Или видел на месте Кая кого-то другого.
Неспешной вереницей потянулись дни, растворяясь в объятиях хулигана-прибоя. Следующий напоминал предыдущий, но сколько же радости таилось в этом постоянстве! Кай даже не думал тосковать, но разве прикажешь молодому и горячему сердцу биться тише? Он снова тайком начал грезить о Море. Не о теплых и игривых прибрежных волнах, а о бескрайней глади, цвета холодной северной стали. Полузабытые видения являлись ему в полуденном сне, когда он, разнеженный ласками любовника, засыпал в тени шатра. И однажды он снова увидел снежную степь и одинокого путника, бредущего по льду к морю. Его фигура была согбенна, волосы трепал ветер. Слезы текли по его лицу, и было непонятно, то ли виной всему снег, то ли человек действительно плакал.
- Бросил. Обманул и снова бросил, - разобрал Кай полные горечи слова. И тут же узнал путника: это был Инвар Веселый. Только был он во сне чудной: будто постаревший, и потух в карих глазах лукавый блеск.
Словно холодной рукой сжало сердце Кая, когда некогда бесшабашный Инвар остановился, глядя в пустоту, туда, где не ждал его родной корабль с бирюзовым парусом. Кто-то его предал и оставил умирать. Кто-то, кого он любил, к кому, не задумываясь, примчался на помощь.
И как последний мазок кистью по росписи – звук смеха, знакомого и звонкого, будто хохочет сам ветер.
- Я иду к тебе, Кай. Жди. – Шепот отозвался щекоткой в ушах, как ледяное дуновение. Каю показалось, что почувствует он сейчас прикосновение прохладной темной пряди к щеке, но то была всего лишь снежинка. Такая реальная, будто настоящая.
- Бросил, – голос Инвара доносился уже издалека. Сон таял, уступая место яви. Долго лежал сын рыбака, глядя в темнеющее закатное небо. Было трудно ему понять, где правда, а где шутка усталого разума. И снова было страшно, как в первую ночь на корабле. Кай вспомнил своего капитана. Вспомнил даже, как легко его забыл, будто пыльцой дурманящей опьяненный. И Радо, призрак без лица из его былых снов, а теперь единственный и близкий - настоящий ли он? Как можно было теперь верить его ласкам и словам? Только не бывают сомнения долгими, когда любишь. Стоило Каю оказаться в теплом кольце знакомых рук, как отступила тревога. Глаза сами закрылись, а легкий поцелуй в губы украл все сны, заменив их бархатным небытием.
Утро оказалось неожиданно холодным. Такого Кай не помнил за все дни, проведенные на побережье Радо. Ветер гнал к берегу большие, увенчанные белыми шапками волны, море словно наступало, решив отвоевать у суши еще немного простора. Сам Радо казался задумчивым, он стоял у кромки моря и вглядывался в горизонт, хотя обычно по утрам, проснувшись, Кай не находил его рядом. Вначале это тревожило. Но теперь сердце сжалось вдруг от такого очевидного нарушения заведенного порядка.
Кай приблизился тихо, будто и впрямь верил, что песок скроет звук шагов от чуткого слуха Радо. Обнял за талию, прижался, уткнувшись носом в плечо, чтобы снова вдохнуть запах цветов и меда. Знакомое, обычно такое податливое тело, казалось неестественно напряженным.
- Грядет шторм? – спросил обеспокоенный Кай.
Радо не ответил, просто указал взглядом на горизонт, туда, где бирюзовой едва различимой точкой виднелся парус Инвара. Или того, кто украл его корабль. Точка приближалась стремительно, словно само Море ускорило свое течение, чтобы доставить до берега незваного гостя.
- Мой капитан вернулся за мной? – прошептал Кай. Его уже трясло от знакомого холодного ветра и предчувствия беды. Радо молчал, будто обратился в мраморную статую, или Кай вдруг перестал для него существовать.
Так они и стояли на берегу, крепко обнявшись. Для стороннего наблюдателя – два близких человека, согревающих друг друга, а на деле далекие, как два противоположных края бескрайнего Моря.
Поравнявшийся с берегом корабль казался огромным, хотя, возможно, он таким и был - Инвар любил во всем размах. Только не было на мостике бесшабашного капитана, грустным узором, вытканным серебром, сверкал его парус. Знакомая Каю картина – снег и одинокий силуэт брошенного на погибель путника.
От корабля отделилась шлюпка, неся к берегу знакомую фигуру с развевающимися темными волосами. Казалось, время ускорило свой бег или случилось какое-то невиданное волшебство: всего пара взмахов весел, и вот, шлюпка уже ткнулась носом в песок.
- Здравствуй, Инэй, - произнес Радо, будто с неохотой. – Что привело тебя в мой южный край?
- И тебе привет, Радо, - молвил молодой капитан, сходя на берег. – Я пришел получить свой выигрыш.
- Выигрыш? Ты проиграл спор. Он любит меня, – отвечал Радо так, будто Кая вовсе не было рядом.
- А ты нарушил уговор, брат. Твоей вотчиной были сны, моей – его настоящая жизнь.
Радо рассмеялся. Впервые его бархатистый смех показался Каю недобрым.
- Я помню уговор, ты сказал ясно: «Ночное время. Время грез». Забыл? К тому же мне хватило нескольких мгновений, чтобы его забрать.
- Украсть? – поправил брата молодой капитан, переведя на Кая взгляд своих серо-синих, невыносимо пронзительных глаз. – Наверное, ты не понимаешь, что здесь происходит, я прав, сын рыбака?
- Ты позабыл мое имя? – тихо произнес Кай, не в силах оторвать взгляда. Смотреть было больно, глаза щипало от воспоминаний о холодном ветре, обещании свободы и далеких странствий. Как он только мог забыть?! И как ответ – прикосновение теплых, успокаивающих рук Радо и тихий шепот:
- Глупый. Что ему до твоего имени, он холоднее самого северного льда. Он даже имени своего тебе не назвал. Правда, Инэй?
- Зато ты назвал. Только Кай не смог его потом вспомнить, - парировал капитан, медленно надвигаясь на брата. В его глазах сверкали молнии, точь-в-точь, как зарницы Великого Дракона. – Ты выкрал его обманом, отравил своими льстивыми речами, только не учел одного: он все равно не смог меня забыть. И по-прежнему грезит о морских далях, ветре и непокорных волнах. Грезит обо мне.
- Но любит меня, – не сдавался Радо, делая шаг навстречу. Теперь, когда два брата стояли совсем близко, в глаза бросалось очевидное родство, но – какими же разными при этом они были! Как будто разорвали пополам рисунок, на котором изображены море и скала. По отдельности – ничего общего в них нет, но если соединить неровные края порванной картины – вот оно, целое. Абсолютное единство, порожденное фантазией художника.
Кай все смотрел на братьев, не замечая, как небо меняет свой цвет, как словно струна звенит, содрогаясь, гора…
Когда-то двум молодым богам стало скучно. Старший брат, тайно любя равнодушную синеву глаз младшего, пытался уверить его, что холодность и своеволие не могут вызвать настоящей любви ни у кого. Даже у слабого, влекомого Морем человека. «Я одолею тебя даже во сне!» - бросил он ему насмешливо в пылу очередной ссоры.
И так началась история Кая. Он не мог сказать точно, кто показал ему все это – молодой капитан, которого он все никак не мог назвать по имени, или Радо. Было неважно. Сердце рвалось на части. Боль. Обида. И – больше всего непонимание. Разве можно любить одновременно двоих? Как же так? В маминых сказках не было про это ни слова. У каждого принца была своя принцесса, у каждого рыцаря – свой верный друг или кровный враг. Всегда один. Единственный. Потеряв которого, сердце уже не желало биться.
Кай не заметил, как братья перенесли его на скалу. Гигантские темные волны уже поглотили песчаный берег и с грохотом разбивались о каменные уступы. В черном, как сама ночь, небе сверкали молнии.
- Ты проиграл, – равнодушным приговором звучал голос молодого капитана.
- Никогда! – жарко шептал в ответ Радо. В его глазах будто полыхало пламя, зажигая ответную ярость в невозмутимо-холодной синеве глаз Инэя. Любовь и ненависть. Единство и борьба двух стихий. Каю хотелось подойти и дотронуться. До обоих, пусть в последний раз.
Будто прочитав его мысли, братья вспомнили про него. Замолчали, уничтожая друг друга взглядами еще пару мгновений.
- Твоя идея – ты и спрашивай, - процедил сквозь стиснутые зубы Радо, отходя к самому краю скалы. Инэй же вновь посмотрел на Кая:
- Ты помнишь, какое обещание мне давал, сын рыбака?
Кай кивнул:
- Я обещал последовать за тобой, куда угодно, хоть на край света.
- Ты готов исполнить его?
- Подожди, – остановил брата Радо. – А помнишь ли ты, Кай, какое обещание давал мне?
И Кай снова кивнул:
- Я обещал, что никогда тебя не покину.
- И что ты решил?
- Я сдержу свое обещание.
Кай миновал Инэя, подошел к торжествующе глядящему на брата Радо, взял за руку, отвел от губительного края. Посмотрел мгновение в глаза пристально, будто что-то для себя решая. И подвел к капитану. Тот оставался все таким же спокойным, только плотно сжатые тонкие губы выдавали то, что скрывали глаза. Кай протянул ему свободную руку. Так, как когда-то тянулся к нему капитан, приглашая на свой корабль.
Скрепляя пожатием новый незримый договор, Инэй не смотрел на него, он не сводил глаз с брата. Кай же глянул в последний раз на бушующее внизу Море. Единое, древнее, разрываемое на части бунтующей стихией. Ждать больше было нельзя. Он соединил руки братьев, накрыл их своими – как делают теперь рыцари, скрепляя нерушимый союз. Белоснежные холодные пальцы переплелись с теплыми, потемневшими от вечного солнца. Задрожала, оседая вниз, неприступная скала. Волны взметнулись до самого неба, которое озарилось мгновенной яркой вспышкой.
Море расступалось, навсегда теряя свою неделимость. Как карающим мечом рассекла его суша, ощетинились пиками неприступные горные хребты. Море бушевало потом долгие недели, пыталось пробить преграду, но неподвластной волнам оказалась суровая каменная порода. И Море смирилось. Навсегда пролегла граница между севером и югом. Обласканы солнцем южные хребты, покрыты вечными снегами северные…
- Не дружить холодным волнам с мягкой лаской теплого бриза. Не отражаться жаркому солнцу в кристалликах снега. Не победить мечте неизбежность, - когда мой голос смолкает, сам поражаюсь звенящей тишине. Длинная вышла сказка. Я успел забыть, где нахожусь, но постоянно помнил, кто со мной рядом. Мой господин спит в своем кресле.
За окном уже занимается рассвет. Значит, я проговорил всю ночь напролет, не прикоснувшись даже к кувшину с водой, чтобы промочить горло.
Я любуюсь своим повелителем, в мыслях обвожу губами очертание его профиля, понимая, что не хочу никуда уходить. Но мне пора. Я поднимаюсь с колен, разминая затекшие ноги, уже готовый ускользнуть бесшумной предрассветной тенью, но меня останавливает его голос:
- Грустная вышла сказка, мой северный цветок. Но она затягивает, как то Море. Неужели таков конец?
Я замираю, не в силах даже поднять на него глаз.
- Истории Севера часто несут в себе печаль, сиятельный господин. Повели наказать своего негодного раба, если он позволил тебе скучать.
Повелитель подзывает меня движением руки, я снова опускаюсь на колени у его кресла. Он смотрит на меня внимательно, и вдруг его лицо озаряет улыбка:
- Тебя обязательно следует наказать, чтобы не был больше таким строптивым. Но когда-нибудь потом. Лучше скажи, что стало с Каем? И с другими капитанами… они погибли?
Под его взглядом я вконец теряюсь, а от его слов бросает в жар. «Я? Строптивый? Тот, кто всего боится? Тот, кто даже не смеет поднять глаз?», - моему смятению нет предела, но повелитель ждет, и я должен закончить.
- Говорят, что среди неприступных гор и опасных ущелий все-таки есть путь, по которому можно попасть из Северного моря в Южное. Он извилистый и опасный, смельчакам, дерзнувшим совершить такое путешествие, придется преодолеть каменные коридоры и узкие пещеры. Если заблудиться в лабиринте, можно застрять там навсегда. Это путь для настоящих мореплавателей, какие были только в древности. Пираты и контрабандисты, которые рискуют иногда заплывать в пещеры, называют его «Протянутая рука». И когда им случается заплутать, но все-таки найти дорогу обратно, они всегда поднимают стаканы за Кая.
А первые капитаны… Про них можно говорить еще много дней и ночей, у каждого есть своя история, длиной в целую жизнь, полную странствий. Когда Море расступалось, обретая свои нынешние границы, случился Великий Шторм. Корабли разбросало как скорлупки, но будто сберег в этот раз всех кто-то. Кто-то, кому было не все равно, что станет с маленькими человечками на скорлупках с парусами-лепестками.
Зига Мечтателя забросило на самый северный край, и он, мечтавший узреть там Мудреца, нашел мерзавца-Инвара. Про их разговор сложили много веселых песен.
Курт Смелый опять попал чуть ли не в самое сердце шторма и заново отстраивал свой корабль. После этого у него на парусе появилось изображение двух дерущихся драконов. Дар Сердитый двадцать лет провел, плавая вдоль непроходимых скал, и, если верить народной молве, еще десять лет блуждал в лабиринте, но все-таки нашел Протянутую руку, которая вывела его домой, в родной порт. С тех пор его серый парус пересекала синяя полоса. Он считается величайшим из мореплавателей.
Пожалуй, действительно добрую шутку судьба сыграла только с беднягой Алом Ученым – он обрел любовь. А случилось все так: некогда добрые соседи объявили мать Кая ведьмой, согрешившей с морским дьяволом, и прогнали прочь. Ал нашел ее, одинокую и всеми покинутую, и забрал с собой в южные моря. Про их любовь тоже сложено много сказаний. А потом и про подвиги их детей. – Я замолкаю, сам немного просветленный от нектара собственных слов. Есть же все-таки и в моем мире добрые сказки. Про верность, про дружбу. Про мечту. Может, настанет и их час?
- Такой конец мне нравится больше, северный цветок. – Рука повелителя гладит меня по волосам, я жмурюсь, боясь даже вдохнуть лишний раз, и все жду, когда он прикажет мне удалиться. Но господин молчит, и у меня все замирает внутри, когда он, наконец, произносит:
- Приготовь постель, нам надо немного поспать. Сегодня будет непростой день.
Я пытаюсь на глаз прикинуть положение солнечного диска у горизонта, чтобы понять – сколько часов или минут мне отведено провести в его объятиях? В первый раз. Пусть, просто как кот или теплая грелка. Ложась с ним рядом, я знаю, что мне нужны только одни объятия. И еще – что утро все равно неумолимо наступит. Выздоровеет, отмучившись в лихорадке, любимый наложник Нариф. И мне придется осторожно пробовать на вкус пищу и питье, потому что все будут знать, кто провел эту ночь в покоях повелителя. Но я выдержу. И не потому, что я сын воина.
Повелитель прижимается ко мне в полусне, шепчет тихо: «Это была лучшая сказка, которую подарила твоя страна». Я улыбаюсь ему и своим мыслям. Да, лучшая, раз он позволил мне остаться. Только не страны. Моя. И для него.
В детстве я слышал много сказаний о капитанах, но ни в одном из них не было истории Кая и двух братьев. И теперь, засыпая в объятиях господина, я вспоминаю далекую женщину с длинными волосами, которая в прошлой жизни была моей матерью. И ее слова: «Когда-нибудь ты узнаешь, как рождаются сказки. Придет время. Когда ты полюбишь».
Название: "Сказки Севера"
Автор: Maxim
Бета: Ирис
Жанр: романс, сказка
Рейтинг: R
Посвящение: Это подарок для [Рыж], на его произошедший в декабре ДР. Я тормоз, милый, я знаю. Но я тебя лаф. Спасибо, что ты есть.
От автора: это, типа, продолжение повествования. Первая часть вот: silverstyle.diary.ru/p70760707.htm Но и без нее отдельно читать можно. Связь относительна.
читать дальшеСледом за Синдбадом-Мореходом
В чуждых странах я сбирал червонцы
И блуждал по незнакомым водам,
Где, дробясь, пылали блики солнца.
Сколько раз я думал о Синдбаде
И в душе лелеял мысли те же...
Было сладко грезить о Багдаде,
Проходя у чуждых побережий.
Но орел, чьи перья - красный пламень,
Что носил богатого Синдбада,
Поднял и швырнул меня на камень,
Где морская веяла прохлада.
Пусть халат мой залит свежей кровью,-
В сердце гибель загорелась снами.
Я - как мальчик, схваченный любовью
К девушке, окутанной шелками.
Тишина над дальним кругозором,
В мыслях праздник светлого бессилья,
И орел, моим смущенным взором,
Отлетая, распускает крылья.
Николай Гумилев
Ноябрь 1907, Париж
- Мой повелитель, это история случилась очень давно. Она наполнена шумом Северного моря, написана на песке морскими брызгами, выжжена солью на сердце каждого моряка. Хочешь, расскажу ее тебе? – Я сижу у ног моего печально задумчивого господина. Хозяина не на словах, а человека, укравшего мое сердце. В его темных глазах притаилась тревога: болен его любимый наложник, гибкий танцовщик Нариф, и мне не унять мрачных мыслей, написанных на величавом лице, словно кистью. Я единственный, кого повелитель допустил сегодня в покои, но не приносит мне это радости. Он поглощен своими мыслями, он не хочет смотреть на меня. Раньше я думал, что больно быть нелюбимым, теперь понимаю, что столь же больно быть недооцененным. Я как заморская монета, брошенная на весы равнодушным торговцем. Не важен замысловатый узор, важен только вес, а мой вес ничтожно мал. Я никто. Непросто жить с чувством, которому суждено остаться без ответа; выживать в этом сладко дурманящем оазисе дворцовых садов; бороться с собственной судьбой. Я устал. Но я воин, сын воина. И еще – сын своей матери, проклятой колдуньи.
- Хочешь сказку, повелитель? Ее рассказало мне само море, – мой голос искушает, зовет. За ним не услышать жалких ноток, не почувствовать отчаяния.
- Расскажи, северный цветок. Только недолго. Я утомился. – И по-прежнему не смотрит на меня. Ни единого, пусть мимолетного, взгляда, который как воздух. Но я выдержу. Сейчас, будто случайно, коснусь его одежд. Если сказка будет хороша, я смогу опустить голову на колени повелителя, и он будет гладить мои волосы. Тонкие и светлые. Вот какая ему в этом радость? Но повторяется ведь из раза в раз сладкая пытка, как ритуал. И я еле сдерживаюсь, чтобы не поверить, не уплыть вслед за прикосновениями.
- Давным-давно… - я закрываю глаза, позволяя мыслям разлететься, словно птицам. – Давным-давно люди мечтали покорить Море. Оно было тогда единым, не делилось на Северное и Южное. Считалось, что у него нет конца и края. Моря боялись, Морю поклонялись, принося ему в жертву самое ценное. Только бы пощадило оно покинувших родной дом моряков. Мореплаватели почитались героями, почти равными богам. Люди звали их морскими безумцами, веря, что песня моря забрала их души навеки. Ведь только безумец мог решиться бросить вызов великим штормам.
Беда всегда приходила внезапно. Напрасно моряки напрягали глаза, высматривая на горизонте неприметное облачко, несущее погибель. Оно зарождалось в белом мареве, там, где гребни волн целовались с небом, а, приближаясь, разрасталось в полыхающий молниями кошмар. Казалось, тучи жили своей жизнью: то будто рвались, собираясь рассеяться, то сплетались в темные клубы, словно толкаемые чьей-то волей. Люди прозвали их Великим Драконом. Великий Дракон прилетал вместе с ветром, поднимал своим ревом исполинские волны. Он не щадил никого и ничего. Каких только клятв не давали погибающие в волнах бесстрашные герои, каких только жертв не приносили в угоду стихии. Все бесполезно. Считалось, что человек для дракона слишком мал, как букашка, а корабль – щепка на глади моря. Зачем же их щадить, если даже последние крики не достигали ушей грозного исполина? Потому дракону не молились, все надежды возлагались на Море, которое могло поднять и вынести щепку, указать путь к спасению.
И Море в ответ не отпускало своих слуг. Люди продолжали селиться по берегам, несмотря на наводнения и пронизывающий ветер. Раз за разом отстраивали разрушенные дома. И выбегали на морской берег, едва завидев вдали цветные паруса, горделивые крылья большого корабля.
У каждого мореплавателя был свой парус, всегда определенного цвета, но каждый раз с новым узором – рассказом о последних походах. Куда уж до горделивых кораблей рыбацким лодкам! Так думал и юный Кай, сын рыбака и купеческой дочери, городской красавицы, сбежавшей к холодному морю вслед за женихом. Она любила повторять, что не жалела и не пожалеет об этом никогда. Любила петь песни о морских героях и слагать про них сказки. Она была прекрасна, добра и весела. В свое время ее дом приютил на зиму кого-то из героев-мореплавателей, и этим гордились все соседи. Это она поведала Каю про цвета парусов.
- Зеленый – цвет бесстрашного Гольда, он дошел почти до самого северного края.
- А что же его остановило?
- Ветер. Он переменился и понес его на скалы. Но Гольд смог провести корабль. Он спас себя и свою команду. Желтый… цвет Ала Ученого. Он пишет книгу про неведомые растения и диковинных животных. Говорят, он нашел остров, на котором живут маленькие драконы, которые еще не умеют летать. И был близок к разгадке тайны северного цветка, но опоздал. Бедняга Ал. – Мать замолчала, и мальчику показалось вдруг, что этот Ал для нее чем-то важен. Но не до того было юному сыну рыбака, ему хотелось знать про паруса.
- А красный чей?
- Красный – цвет Зига-мечтателя. Он мечтает встретить Великого Мудреца, который живет там, где кончается Море.
- А зачем ему мудрец?
- Чтобы задать всего один вопрос.
- Какой?
- Он не говорит никому, милый. Если встретит, мы поймем все по его парусам. – Мать улыбнулась чуть грустно. Явно не верила она в успех Мечтателя.
- Бирюзовый – цвет Инвара Веселого. Только плохие были у Инвара шутки. Когда-то он указал Мечтателю неверный путь, и тот чуть не погиб. Да и не видно давно этого Инвара. Может, приютил его Великий Дракон. А может – снова шутка.
Маленький Кай не мог наслушаться, но глаза к концу всегда начинали слипаться. Он еще помнил голубой парус Курта Смелого, прорубившего себе путь через лед. Помнил Дара Сердитого, постоянно устраивавшего драки из-за того, что его серебристый парус называли серым. Только, выходит, забывал он кого-то из раза в раз. Или как еще объяснить маячащий призраком на горизонте ярко-оранжевый, в лучах солнца почти золотой, парус? Может быть, обманули глаза?
Но вот же он, уже совсем близко, плывет над волнами большой и таинственной птицей. И видно, что новый, без узоров, но из прекрасного шелка медового цвета. Люди на берегу шептались в недоумении. Неужели, новый смельчак? Мореплавателей становилось все меньше, но не было пополнения в их рядах уже лет десять.
Корабль причалил, упал на дно морское якорь, спустили сходни. Все, затаив дыхание, ждали, когда сойдет на берег новый смельчак. Каково же было удивление толпы, когда первым на берег сошел юноша, года на три от силы старше Кая, но одетый, как капитан.
- Да не может быть такого, - шептались люди. – Это чья-то злая шутка.
Опять вспомнили шутника Инвара, которого поминали всуе к месту и не к месту.
Но закон есть закон. Встречать почетного гостя вышел сам старейшина. Каю было плохо видно и слышно из задних рядов, но традиционный обмен приветствиями он и так знал наизусть. Главное было подобраться ближе, хоть ползком, по-пластунски. И пусть совсем отвалятся отдавленные равнодушными зеваками пальцы, но лицо нового героя Кай увидеть был обязан, хотя сам не понимал, зачем.
- Привет тебе, морской странник. Откушай угощения в моем доме. – Когда мальчик добрался до края толпы, старейшина уже закончил расспрашивать гостя и звал по заведенной издревна традиции к себе в дом на великую трапезу. Выходит, капитан настоящий?! Кай, наконец, смог разогнуться. Не медля больше, вскинул голову, буквально пожирая глазами чудесного гостя.
У незнакомца были синие глаза. Но таких Каю не доводилось видеть раньше. Если бы существовало тогда уже Северное море, мальчик без колебаний распознал бы цвет. Синева, в которой отразились серые снежные облака. Крупицами льда точечки у зрачка. И какая-то задумчивая веселость, моментально сменившаяся лукавством.
- Ты решил подмести весь песок с берега в мою честь, малыш? – спросил капитан тихим, но певучим голосом.
Кая бросило в краску. Он мнил себя взрослым, а над ним посмеялись, как над малым ребенком. Невыносимо было стоять под взглядом насмешливых глаз, будто пригоршню снега бросили за шиворот. Иначе как объяснить необдуманные слова, сорвавшиеся с губ будто в бреду горячечном?
- Возьми меня с собой, капитан. На твоем детском корабле наверняка помощник годится мне в младшие братья.
- Только в братья? Не в сыновья? – заливисто рассмеялся в ответ молодой капитан. Темная прядь выскользнула из-под шелковой повязки, змеей скользнула по белой щеке. Кай невольно отметил белизну кожи, необычную даже для здешних холодных мест.
- Может и в сыновья, – выдавил он, наконец. Голос его дрожал. Но отступать было поздно. Напрасно грозил ему кулаком взбешенный старейшина. Кай уже опозорил себя и семью. Что скажет его добрая и веселая мама, когда узнает, что он оскорбил капитана?
А сине-серые глаза все искрились смехом, казалось, будто мысли незнакомец читал.
- Что ж, вижу, ты смел, – молвил он. - Я приду за тобой через три года. С уже расшитыми парусами.
И почувствовал Кай прикосновение чужих пальцев к волосам, будто снова бросили снегом. Так гладила его только мама, но как же по-другому все, аж сердце сжалось. Страшно. И весело. И почему-то холодными мурашками по спине осознание: а вдруг и вправду заберет?
Старейшина кряхтел рядом, мялся. Даже решился было просить именитого гостя не серчать на мальца неразумного, но капитан заставил его молчать одним лишь взглядом.
- Главное, сбереги его до моего возвращения, старик.
Действительно сказал такое? Или послышалось? Да быть не может, это все происки беспредельщика - ветра. Только почему так затрясся старейшина и заторопился впереди гостя в дом?
Три дня продолжалось великое пиршество. Каждый мечтал приютить нового героя, слова напутственные сказать. Диву давались люди, ведь почти мальчишка! Но дошел же как-то, если верить его словам, почти с самого юга, через рифы и блуждающие скалы.
Кай больше не разговаривал с незнакомцем, только следил за ним украдкой. Иногда наталкивался на синий взгляд, как на преграду, но заставить себя подойти не мог. Так и промучился до самого отплытия чудесного гостя, даже провожать не вышел на берег. Да и не пускала теперь от дома далеко враз посуровевшая мать.
Корабль уплыл. Много воды утекло с того дня. Кай рос, крепчал, на радость матери и добрым соседям. Уже ходил вместе с отцом рыбачить, по хозяйству был большим подспорьем. Только вдруг к исходу третьего года стал пропадать юноша из дома, никого не предупредив. День целый мог отсутствовать, иногда и ночь всю. Потом появлялся, сам не свой, и не на какие вопросы не отвечал. Рассказывали, будто видели его на скале у моря. Да только врали все наверняка, ведь трое суток пути было до той скалы.
И вот, в одно ясное утро, когда море радовало легким и ласковым бризом, на горизонте снова замаячили паруса. На этот раз они действительно были золотыми, потому что шелк оказался почти скрыт мудреным узором из нитей чистого золота. Но даже не это заставило людей, ахнув, отступить, подавляя в себе священный страх и желание сбежать, презрев все обычаи.
В центре паруса красовалось изображение раскинувшего крылья дракона, извергающего пламя на почти скрытый волнами корабль. Такой рисунок Кай видел только дважды: на парусе Курта Смелого, который уцелел каким-то чудом после встречи с Великим Драконом – говорили, дракон задел его краем крыла - и, да, на парусе Инвара Веселого, который утверждал, что состязался с драконом в проворстве и переиграл его. Какой же подвиг должен был совершить третий капитан, чтобы так расшить свой парус?
- Здравствуй, Кай. Ты готов отправиться со мной? – прозвучал рядом уже знакомый насмешливый голос, чуть приглушенный, будто с отзвуком прибоя. - Достаточно ли хорош для тебя мой парус?
Кай вздрогнул, хотя не он один пропустил появление капитана, все, задрав головы, рассматривали узор.
- Ты сражался с самим Драконом? – спросил юноша.
- Но не убегал же от него, – ответил капитан. В синих глазах светилось веселье, они казались прозрачными, как море с утра. Безопасными. И протянутая рука. Нужно только принять, переплести пальцы, и отступят беспокойные сны, перестанет в ушах звучать настойчивый призыв Моря, того самого, что плескалось в глазах, которые не удалось забыть.
- Я отправлюсь с тобой, мой капитан, я ведь просил об этом. И я ждал тебя. Очень ждал. Только дай проститься с матерью, - взмолился Кай.
- Времени нет, - ответил ему капитан. - Прости. Я вернулся за тобой, но отплыть нужно сейчас.
- И ты не останешься даже на ночь?
- Нельзя терять ни минуты.
Голос капитана не оставлял сомнений: если Кай уйдет сейчас с морского берега, вернувшись, не найдет он уже корабля с золотыми парусами. И все-таки юноша медлил. Вспомнились лучистые глаза матери, ее песни и сказки. Но прямо перед ним были другие глаза, переменчивые, как само море, был сказочный корабль и вся бескрайняя морская гладь, как на ладони. Нужно только руку протянуть. Коснуться…
Рука капитана оказалась прохладной и неожиданно мягкой, по сравнению с шершавыми и грубыми ладонями моряков. Пожатие скрепило договор.
Кай только оглянулся напоследок, бросил взгляд на родной берег прежде, чем подняться на борт волшебного корабля. Дальше он смотрел только вперед, на горизонт. Ему казалось, что корабль летел, не касаясь волн. Душу переполнял восторг от осознания той новой судьбы, которая была теперь ему уготована.
Только вечером, когда солнце, собираясь укрыться в волнах, задело краем морскую гладь, Кай заметил странность. Сначала он не мог понять, что именно его тревожит. Но вот, отгорели последние лучи солнца, и будто пелена упала с глаз. За весь день Кай не увидел никого из команды, не услышал ни единого окрика. Корабль будто плыл сам по себе. Сделалось юноше страшно, принялся он искать молодого капитана. Не нашел. Долго звал его, умоляя прекратить жестокую игру и показаться, но так и остался без ответа. Будто вовсе в одиночестве взошел он на корабль. Обессилев вконец, Кай прекратил тщетные поиски. Его не пугали кромешная тьма вокруг и размеренный шум волн, не страшила смерть в пучине моря, он боялся неизвестности и раскинувшего крылья золотого дракона, который украшал парус - в темноте узор казался зловещим. Дурной вестник. И как только мореплаватели могли мечтать получить его на паруса?
Так Кай и просидел всю ночь напролет на холодных досках, прижавшись спиной к мачте – лишь бы не видеть дракона; даже головы не мог поднять, настолько под конец сковал его ужас. Но только усталость все равно взяла свое, забылся он под утро. И увидел сон. Прекрасный и упоительный, который преследовал его долгие три года. Ему снилось, что он будто парит над морем, оказавшись на вершине огромной скалы. И рядом кто-то очень важный, горячо и давно любимый. Но не удается юноше разглядеть лица, солнце слепит нещадно. И почти не различает он тихо сказанных слов, будто на другом языке разговаривает с ним повелитель его сердца. Только как ожогом легкий поцелуй – помни.
Утром Кая разбудили прикосновения прохладных рук. Молодой капитан вернулся. И выглядел он так, будто всю ночь играл в догонялки с ветром: волосы были растрепаны, одежда в беспорядке, а глаза горели на бледном лице, как два сапфира.
- Ты обманул меня! – вскричал Кай, как только понял, что перед ним не призрак.
- Разве? - удивился капитан. – В чем же моя ложь?
- Тут нет людей. Ты бросил меня одного. Кто ты? И куда исчезал? Ты колдун?
Ответом ему стал тихий смех.
- Не угадал. Но в чем же мой обман? Ты сам ни о чем меня не спросил. Я позвал – ты согласился.
Нечего было на это возразить Каю. Да, он согласился. Бросил родителей, дом, верных друзей. И ради кого? Ради потешающегося над ним колдуна с переменчивыми глазами? Только все равно Каю было не отвести взгляда, и когда обнял его молодой капитан – не сумел он вырваться из объятий. Да и как было устоять, когда синие глаза совсем близко, а губы касались жаждущих губ Кая с такой нежностью? Поцелуи были волшебны. Они оставляли на языке вкус морской соли и каких-то незнакомых пряностей. Вкус самого моря и неведомых странствий. Ласки моря, еле ощутимые, волнующе-щекотные. Игривые, как сам прибой, и затягивающие, как морская пучина в разгар шторма. Беспощадные губы то пили, то будто возвращали назад отобранное дыхание. Было сладко. Было мучительно больно и пугающе по-настоящему, будто Кай всю жизнь спал, а тут проснулся.
- Так кто же ты? Морской дух? – спросил он, хотя уже не было это ему важно. Кай потерял голову, влюбился впервые. Или так ему казалось.
Капитан будто не услышал его вопроса. Лишь снял губами соленую капельку влаги с его губ.
Полетели дни, отражаясь в морской глади. Уж и не вспомнить было, какая она, земля. Песчаный берег остался позади, в другой жизни, которую Кай предпочел забыть. Только одно тревожило Кая: возлюбленный продолжал пропадать по ночам. А сны все не отступали; как ожоги на коже по утрам горели прикосновения того, другого, чей образ иногда мерещился в тени призрачным силуэтом без лица. Спасением казались после этого прохладные руки и вкус соли на губах. И думалось, так будет продолжаться вечно.
С утра ничто не предвещало бури. Не страшило белое облачко на горизонте – Дракон уже много раз бесчинствовал вдали, не причиняя вреда. Только в этот раз все вышло иначе. Ветер вдруг поменял свой путь, свернул в другую сторону. Волны как с ума сошли, нападая на корабль со всех сторон. Кай в испуге наблюдал за помрачневшим капитаном, а когда все-таки решился приблизиться, услышал сказанное шепотом сквозь стиснутые зубы:
- Все-таки осмелился. Нетерпеливый.
Но не успел Кай ничего спросить, даже коснуться не смог на прощанье. Черные тучи уже клубились над головой, как живые. Волны погубили корабль за считанные минуты. Только почему не пропало дыхание? И почему так жжет лицо? И сыплется сквозь пальцы… горячий песок. Вроде всего мгновение назад Кая поглотили волны, и вот уже перед его глазами незнакомый берег. И никаких следов погибшего корабля. Зря Кай искал обломки. Зря звал того, кого любил. Дракон беспощаден. И пусть возлюбленный был великим чародеем… что мог он сделать? Может быть, он пожертвовал собой, спасая Кая, а сам погиб? Только не мог уже сын рыбака без синего взгляда.
Брел он долгие часы по морскому берегу, под ногами хрустел песок. И не было даже следов человеческого жилья. Похоже, впустую было суждено пропасть всем трудам: Кай был обыкновенным человеком. Он не мог без пищи и воды. Не мог сносить обжигающие прикосновения солнца к незащищенной коже. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего, и недолго оставалось уже до спасительного безумия, последней отрады обреченного на смерть. Иначе почему вдруг, увидев вдалеке высокую скалу, Кай прибавил шаг? Потом побежал, спотыкаясь и падая, но будто подгоняемый неведомой силой? Только у подножия скалы остановился он. Но ненадолго. Безумцам не страшны даже самые отвесные скалы, у них словно вырастают крылья. Не помнил он, как достиг вершины, цепляясь окровавленными пальцами за острые камни. Глаза застилал туман, в лицо беспощадно светило солнце, и ничего не разобрать даже на расстоянии одного шага. Силы оставили Кая, не чувствовал он уже собственных подкосившихся ног. Только не суждено было юноше разбиться. Тут как тут оказались чьи-то руки, теплые, будто Кая спустилось поддержать само солнце. И тихий голос, родной, до боли знакомый произнес над самым ухом:
- Я так ждал тебя… - и пролилось поцелуем на истрескавшиеся губы Кая спасительное легкое вино пополам с водой. Настоящей, пресной. С трудом смог он поднять отяжелевшие веки, чтобы увидеть, прежде чем провалиться в сон, лицо склонившегося над ним человека. Глаза цвета расплавленного янтаря и волосы – будто медовый шелк погибшего паруса. И губы, одно прикосновение которых погружало в тепло и негу. Полная противоположность холодному тяжелому сну, сковавшему юношу в следующий миг. Ему снился снег, бескрайняя пустыня и голос капитана, прорывавшийся к нему сквозь снежную метель. Он попал в беду и просил о помощи. Но он был жив.
Проснулся Кай лишь вечером, когда солнце уже клонилось к закату. В родных объятиях не хотелось шевелиться. Вспомнились позабытые за долгие месяцы шальной свободы слова «дом» и «очаг». Захотелось тепла и покоя; душу согревала вера, что он, наконец, пришел. Вера с каждым мигом все крепла, превращаясь в уверенность. Покрытые царапинами после восхождения пальцы уже изучали знакомые черты. Те самые, что являлись во снах долгие три года.
- Проснулся.
На смуглом лице расцвела улыбка, в янтарных глазах – лукавые искорки. Смутно знакомые, чем-то неуловимо похожие, но позабыл Кай в тот миг прохладную синеву других глаз. Его губы уже тянулись навстречу другим губам. И имя вспомнилось, которое шептал во сне – Радо.
Очень быстро выучил сын рыбака все уступы отвесной скалы – да и учить ему было нечего, помнил он все. Равно как и усладу, которую дарило ему чужое тело.
Край, в который он попал, был воистину благодатен: ласковое море щедро делилось рыбой, недалеко от берега, в скалах бил чистейший ключ. Шатер Радо, из небесно-голубого шелка, был полон всякими заморскими диковинами, был неиссякаем запас сладких вин и душистых масел. Радо говорил, что все это великолепие дарили ему заезжие торговцы. И Кай верил, ведь как-то раз, он даже видел на горизонте алый парус Зига Мечтателя, который опять стремился куда-то за своей мечтой.
Радо тогда долго следил за ним взглядом, и в глазах его светилось гордость – будто там, вдалеке, по волнам, плыл его собственный сын или брат.
- Ты знал раньше Зига? – спросил его Кай.
- Знал когда-то. Только не помнит он уже меня, - грустно улыбнулся Радо. И потянулся поспешно за сладким, пропитанным медом поцелуем. И целовал отчаянно, будто потерять боялся. Или видел на месте Кая кого-то другого.
Неспешной вереницей потянулись дни, растворяясь в объятиях хулигана-прибоя. Следующий напоминал предыдущий, но сколько же радости таилось в этом постоянстве! Кай даже не думал тосковать, но разве прикажешь молодому и горячему сердцу биться тише? Он снова тайком начал грезить о Море. Не о теплых и игривых прибрежных волнах, а о бескрайней глади, цвета холодной северной стали. Полузабытые видения являлись ему в полуденном сне, когда он, разнеженный ласками любовника, засыпал в тени шатра. И однажды он снова увидел снежную степь и одинокого путника, бредущего по льду к морю. Его фигура была согбенна, волосы трепал ветер. Слезы текли по его лицу, и было непонятно, то ли виной всему снег, то ли человек действительно плакал.
- Бросил. Обманул и снова бросил, - разобрал Кай полные горечи слова. И тут же узнал путника: это был Инвар Веселый. Только был он во сне чудной: будто постаревший, и потух в карих глазах лукавый блеск.
Словно холодной рукой сжало сердце Кая, когда некогда бесшабашный Инвар остановился, глядя в пустоту, туда, где не ждал его родной корабль с бирюзовым парусом. Кто-то его предал и оставил умирать. Кто-то, кого он любил, к кому, не задумываясь, примчался на помощь.
И как последний мазок кистью по росписи – звук смеха, знакомого и звонкого, будто хохочет сам ветер.
- Я иду к тебе, Кай. Жди. – Шепот отозвался щекоткой в ушах, как ледяное дуновение. Каю показалось, что почувствует он сейчас прикосновение прохладной темной пряди к щеке, но то была всего лишь снежинка. Такая реальная, будто настоящая.
- Бросил, – голос Инвара доносился уже издалека. Сон таял, уступая место яви. Долго лежал сын рыбака, глядя в темнеющее закатное небо. Было трудно ему понять, где правда, а где шутка усталого разума. И снова было страшно, как в первую ночь на корабле. Кай вспомнил своего капитана. Вспомнил даже, как легко его забыл, будто пыльцой дурманящей опьяненный. И Радо, призрак без лица из его былых снов, а теперь единственный и близкий - настоящий ли он? Как можно было теперь верить его ласкам и словам? Только не бывают сомнения долгими, когда любишь. Стоило Каю оказаться в теплом кольце знакомых рук, как отступила тревога. Глаза сами закрылись, а легкий поцелуй в губы украл все сны, заменив их бархатным небытием.
Утро оказалось неожиданно холодным. Такого Кай не помнил за все дни, проведенные на побережье Радо. Ветер гнал к берегу большие, увенчанные белыми шапками волны, море словно наступало, решив отвоевать у суши еще немного простора. Сам Радо казался задумчивым, он стоял у кромки моря и вглядывался в горизонт, хотя обычно по утрам, проснувшись, Кай не находил его рядом. Вначале это тревожило. Но теперь сердце сжалось вдруг от такого очевидного нарушения заведенного порядка.
Кай приблизился тихо, будто и впрямь верил, что песок скроет звук шагов от чуткого слуха Радо. Обнял за талию, прижался, уткнувшись носом в плечо, чтобы снова вдохнуть запах цветов и меда. Знакомое, обычно такое податливое тело, казалось неестественно напряженным.
- Грядет шторм? – спросил обеспокоенный Кай.
Радо не ответил, просто указал взглядом на горизонт, туда, где бирюзовой едва различимой точкой виднелся парус Инвара. Или того, кто украл его корабль. Точка приближалась стремительно, словно само Море ускорило свое течение, чтобы доставить до берега незваного гостя.
- Мой капитан вернулся за мной? – прошептал Кай. Его уже трясло от знакомого холодного ветра и предчувствия беды. Радо молчал, будто обратился в мраморную статую, или Кай вдруг перестал для него существовать.
Так они и стояли на берегу, крепко обнявшись. Для стороннего наблюдателя – два близких человека, согревающих друг друга, а на деле далекие, как два противоположных края бескрайнего Моря.
Поравнявшийся с берегом корабль казался огромным, хотя, возможно, он таким и был - Инвар любил во всем размах. Только не было на мостике бесшабашного капитана, грустным узором, вытканным серебром, сверкал его парус. Знакомая Каю картина – снег и одинокий силуэт брошенного на погибель путника.
От корабля отделилась шлюпка, неся к берегу знакомую фигуру с развевающимися темными волосами. Казалось, время ускорило свой бег или случилось какое-то невиданное волшебство: всего пара взмахов весел, и вот, шлюпка уже ткнулась носом в песок.
- Здравствуй, Инэй, - произнес Радо, будто с неохотой. – Что привело тебя в мой южный край?
- И тебе привет, Радо, - молвил молодой капитан, сходя на берег. – Я пришел получить свой выигрыш.
- Выигрыш? Ты проиграл спор. Он любит меня, – отвечал Радо так, будто Кая вовсе не было рядом.
- А ты нарушил уговор, брат. Твоей вотчиной были сны, моей – его настоящая жизнь.
Радо рассмеялся. Впервые его бархатистый смех показался Каю недобрым.
- Я помню уговор, ты сказал ясно: «Ночное время. Время грез». Забыл? К тому же мне хватило нескольких мгновений, чтобы его забрать.
- Украсть? – поправил брата молодой капитан, переведя на Кая взгляд своих серо-синих, невыносимо пронзительных глаз. – Наверное, ты не понимаешь, что здесь происходит, я прав, сын рыбака?
- Ты позабыл мое имя? – тихо произнес Кай, не в силах оторвать взгляда. Смотреть было больно, глаза щипало от воспоминаний о холодном ветре, обещании свободы и далеких странствий. Как он только мог забыть?! И как ответ – прикосновение теплых, успокаивающих рук Радо и тихий шепот:
- Глупый. Что ему до твоего имени, он холоднее самого северного льда. Он даже имени своего тебе не назвал. Правда, Инэй?
- Зато ты назвал. Только Кай не смог его потом вспомнить, - парировал капитан, медленно надвигаясь на брата. В его глазах сверкали молнии, точь-в-точь, как зарницы Великого Дракона. – Ты выкрал его обманом, отравил своими льстивыми речами, только не учел одного: он все равно не смог меня забыть. И по-прежнему грезит о морских далях, ветре и непокорных волнах. Грезит обо мне.
- Но любит меня, – не сдавался Радо, делая шаг навстречу. Теперь, когда два брата стояли совсем близко, в глаза бросалось очевидное родство, но – какими же разными при этом они были! Как будто разорвали пополам рисунок, на котором изображены море и скала. По отдельности – ничего общего в них нет, но если соединить неровные края порванной картины – вот оно, целое. Абсолютное единство, порожденное фантазией художника.
Кай все смотрел на братьев, не замечая, как небо меняет свой цвет, как словно струна звенит, содрогаясь, гора…
Когда-то двум молодым богам стало скучно. Старший брат, тайно любя равнодушную синеву глаз младшего, пытался уверить его, что холодность и своеволие не могут вызвать настоящей любви ни у кого. Даже у слабого, влекомого Морем человека. «Я одолею тебя даже во сне!» - бросил он ему насмешливо в пылу очередной ссоры.
И так началась история Кая. Он не мог сказать точно, кто показал ему все это – молодой капитан, которого он все никак не мог назвать по имени, или Радо. Было неважно. Сердце рвалось на части. Боль. Обида. И – больше всего непонимание. Разве можно любить одновременно двоих? Как же так? В маминых сказках не было про это ни слова. У каждого принца была своя принцесса, у каждого рыцаря – свой верный друг или кровный враг. Всегда один. Единственный. Потеряв которого, сердце уже не желало биться.
Кай не заметил, как братья перенесли его на скалу. Гигантские темные волны уже поглотили песчаный берег и с грохотом разбивались о каменные уступы. В черном, как сама ночь, небе сверкали молнии.
- Ты проиграл, – равнодушным приговором звучал голос молодого капитана.
- Никогда! – жарко шептал в ответ Радо. В его глазах будто полыхало пламя, зажигая ответную ярость в невозмутимо-холодной синеве глаз Инэя. Любовь и ненависть. Единство и борьба двух стихий. Каю хотелось подойти и дотронуться. До обоих, пусть в последний раз.
Будто прочитав его мысли, братья вспомнили про него. Замолчали, уничтожая друг друга взглядами еще пару мгновений.
- Твоя идея – ты и спрашивай, - процедил сквозь стиснутые зубы Радо, отходя к самому краю скалы. Инэй же вновь посмотрел на Кая:
- Ты помнишь, какое обещание мне давал, сын рыбака?
Кай кивнул:
- Я обещал последовать за тобой, куда угодно, хоть на край света.
- Ты готов исполнить его?
- Подожди, – остановил брата Радо. – А помнишь ли ты, Кай, какое обещание давал мне?
И Кай снова кивнул:
- Я обещал, что никогда тебя не покину.
- И что ты решил?
- Я сдержу свое обещание.
Кай миновал Инэя, подошел к торжествующе глядящему на брата Радо, взял за руку, отвел от губительного края. Посмотрел мгновение в глаза пристально, будто что-то для себя решая. И подвел к капитану. Тот оставался все таким же спокойным, только плотно сжатые тонкие губы выдавали то, что скрывали глаза. Кай протянул ему свободную руку. Так, как когда-то тянулся к нему капитан, приглашая на свой корабль.
Скрепляя пожатием новый незримый договор, Инэй не смотрел на него, он не сводил глаз с брата. Кай же глянул в последний раз на бушующее внизу Море. Единое, древнее, разрываемое на части бунтующей стихией. Ждать больше было нельзя. Он соединил руки братьев, накрыл их своими – как делают теперь рыцари, скрепляя нерушимый союз. Белоснежные холодные пальцы переплелись с теплыми, потемневшими от вечного солнца. Задрожала, оседая вниз, неприступная скала. Волны взметнулись до самого неба, которое озарилось мгновенной яркой вспышкой.
Море расступалось, навсегда теряя свою неделимость. Как карающим мечом рассекла его суша, ощетинились пиками неприступные горные хребты. Море бушевало потом долгие недели, пыталось пробить преграду, но неподвластной волнам оказалась суровая каменная порода. И Море смирилось. Навсегда пролегла граница между севером и югом. Обласканы солнцем южные хребты, покрыты вечными снегами северные…
- Не дружить холодным волнам с мягкой лаской теплого бриза. Не отражаться жаркому солнцу в кристалликах снега. Не победить мечте неизбежность, - когда мой голос смолкает, сам поражаюсь звенящей тишине. Длинная вышла сказка. Я успел забыть, где нахожусь, но постоянно помнил, кто со мной рядом. Мой господин спит в своем кресле.
За окном уже занимается рассвет. Значит, я проговорил всю ночь напролет, не прикоснувшись даже к кувшину с водой, чтобы промочить горло.
Я любуюсь своим повелителем, в мыслях обвожу губами очертание его профиля, понимая, что не хочу никуда уходить. Но мне пора. Я поднимаюсь с колен, разминая затекшие ноги, уже готовый ускользнуть бесшумной предрассветной тенью, но меня останавливает его голос:
- Грустная вышла сказка, мой северный цветок. Но она затягивает, как то Море. Неужели таков конец?
Я замираю, не в силах даже поднять на него глаз.
- Истории Севера часто несут в себе печаль, сиятельный господин. Повели наказать своего негодного раба, если он позволил тебе скучать.
Повелитель подзывает меня движением руки, я снова опускаюсь на колени у его кресла. Он смотрит на меня внимательно, и вдруг его лицо озаряет улыбка:
- Тебя обязательно следует наказать, чтобы не был больше таким строптивым. Но когда-нибудь потом. Лучше скажи, что стало с Каем? И с другими капитанами… они погибли?
Под его взглядом я вконец теряюсь, а от его слов бросает в жар. «Я? Строптивый? Тот, кто всего боится? Тот, кто даже не смеет поднять глаз?», - моему смятению нет предела, но повелитель ждет, и я должен закончить.
- Говорят, что среди неприступных гор и опасных ущелий все-таки есть путь, по которому можно попасть из Северного моря в Южное. Он извилистый и опасный, смельчакам, дерзнувшим совершить такое путешествие, придется преодолеть каменные коридоры и узкие пещеры. Если заблудиться в лабиринте, можно застрять там навсегда. Это путь для настоящих мореплавателей, какие были только в древности. Пираты и контрабандисты, которые рискуют иногда заплывать в пещеры, называют его «Протянутая рука». И когда им случается заплутать, но все-таки найти дорогу обратно, они всегда поднимают стаканы за Кая.
А первые капитаны… Про них можно говорить еще много дней и ночей, у каждого есть своя история, длиной в целую жизнь, полную странствий. Когда Море расступалось, обретая свои нынешние границы, случился Великий Шторм. Корабли разбросало как скорлупки, но будто сберег в этот раз всех кто-то. Кто-то, кому было не все равно, что станет с маленькими человечками на скорлупках с парусами-лепестками.
Зига Мечтателя забросило на самый северный край, и он, мечтавший узреть там Мудреца, нашел мерзавца-Инвара. Про их разговор сложили много веселых песен.
Курт Смелый опять попал чуть ли не в самое сердце шторма и заново отстраивал свой корабль. После этого у него на парусе появилось изображение двух дерущихся драконов. Дар Сердитый двадцать лет провел, плавая вдоль непроходимых скал, и, если верить народной молве, еще десять лет блуждал в лабиринте, но все-таки нашел Протянутую руку, которая вывела его домой, в родной порт. С тех пор его серый парус пересекала синяя полоса. Он считается величайшим из мореплавателей.
Пожалуй, действительно добрую шутку судьба сыграла только с беднягой Алом Ученым – он обрел любовь. А случилось все так: некогда добрые соседи объявили мать Кая ведьмой, согрешившей с морским дьяволом, и прогнали прочь. Ал нашел ее, одинокую и всеми покинутую, и забрал с собой в южные моря. Про их любовь тоже сложено много сказаний. А потом и про подвиги их детей. – Я замолкаю, сам немного просветленный от нектара собственных слов. Есть же все-таки и в моем мире добрые сказки. Про верность, про дружбу. Про мечту. Может, настанет и их час?
- Такой конец мне нравится больше, северный цветок. – Рука повелителя гладит меня по волосам, я жмурюсь, боясь даже вдохнуть лишний раз, и все жду, когда он прикажет мне удалиться. Но господин молчит, и у меня все замирает внутри, когда он, наконец, произносит:
- Приготовь постель, нам надо немного поспать. Сегодня будет непростой день.
Я пытаюсь на глаз прикинуть положение солнечного диска у горизонта, чтобы понять – сколько часов или минут мне отведено провести в его объятиях? В первый раз. Пусть, просто как кот или теплая грелка. Ложась с ним рядом, я знаю, что мне нужны только одни объятия. И еще – что утро все равно неумолимо наступит. Выздоровеет, отмучившись в лихорадке, любимый наложник Нариф. И мне придется осторожно пробовать на вкус пищу и питье, потому что все будут знать, кто провел эту ночь в покоях повелителя. Но я выдержу. И не потому, что я сын воина.
Повелитель прижимается ко мне в полусне, шепчет тихо: «Это была лучшая сказка, которую подарила твоя страна». Я улыбаюсь ему и своим мыслям. Да, лучшая, раз он позволил мне остаться. Только не страны. Моя. И для него.
В детстве я слышал много сказаний о капитанах, но ни в одном из них не было истории Кая и двух братьев. И теперь, засыпая в объятиях господина, я вспоминаю далекую женщину с длинными волосами, которая в прошлой жизни была моей матерью. И ее слова: «Когда-нибудь ты узнаешь, как рождаются сказки. Придет время. Когда ты полюбишь».
@темы: Библиотека моего притона, ориджи от Maxim, Сказки Севера
-
-
02.09.2010 в 12:45За подарок
ну да, будем считать это маленькой местью с твоей стороны мне, я имею в виду сроки)), за сказку и вообще.Извиняюсь, что так долго не писал отзыв, но - ты знаешь, прочитал я его на следующий день после публикации.
Спасибо еще раз большое.
Мне приятно от одного осознания того, что продолжения моему любимом циклу ты посвятил мне)
Я не умею писать отзывы... до сих пор не научился. Но попрубую донести, что я был очень рад это читать)
У тебя получились очень интересные истории. Если честно, я несколько запутался, читая сказку северянина, кто есть кто этот солнечный парень из сноведений Кайя, а так же этот капитан под золотыми парусами. Действительно запутался!) Но, оно же так и нужно было, да, чтобы потом встать на свои места?
Очень хорошая почва для сказки выбранна. Эти цветные паруса, бои со стихией - оно немножечко совсем напоминало историю об Ассоль и многие другие повести о приключениях капитанов.. оно уже само по себе романтизмом отдавало, ты это очень удачно облачил в этот текст)
У тебя очень красивые и легкие описания. При чем, не только в сказке, но и в самом рассказе, где описывается печальный господин со своим шехерезадом.
Очень хорошо получилась концовка сказки. Обе ее концовки)
И та что была дорассказана сказателем после трогательного обвинения в неприступности)
Про рукав протянутый. Здорово вышло.
После первой концовки с присвоениям обоим братьям разных полюсов прибрежного пейзажа (вот тут описания конено были хороши) - протянутый рукав был очень символичен.
Спасибо, Макс.
Я правда очень тронут и рад))))
-
-
02.09.2010 в 13:57-
-
02.09.2010 в 14:06вот тут тока на Кая исправь)))) больше ошибок мой простой читательский взор не заметил)))
ыыыыы)))))
я так рад что ты доволен)))
Конечно, я понимаю, как это важно для автора получать благодарность за работу))
Поэтому хочется порадовать отзывом, так чтобы не натянуто было и понятно, что понравилось)))
По поводу напрягов - ты знаешь, я сейчас уже знающий к чему оно все пришло не могу сказать что осталось что-то непонятное)
И я тебя)))
-
-
02.09.2010 в 14:14-
-
02.09.2010 в 14:20ну че - когда выставишь на всеобщее?))
-
-
02.09.2010 в 14:22-
-
02.09.2010 в 14:29-
-
02.09.2010 в 15:23-
-
02.09.2010 в 15:54*погладил*
-
-
02.09.2010 в 16:28-
-
03.09.2010 в 22:22-
-
03.09.2010 в 22:32-
-
03.09.2010 в 23:36-
-
03.09.2010 в 23:40-
-
03.09.2010 в 23:55-
-
03.09.2010 в 23:57сказка-сказка-сказка. самая настоящая.
Такие мореплаватели у тебя...так и хочется послушать про них ещё легенду)
и столько было радости, когда узнала что Кай- это сказочник
правильно, нефиг ему во всяких там обманщиков влюбляться-
-
04.09.2010 в 00:22Эссель спасибо))) я вообще сказки писать не особо умею, рад что понравилось. и столько было радости, когда узнала что Кай- это сказочник Сказочника зовут Реми (хоспади, я сам это еще помню!), и он не состоявшийся воин. А в остальном - он писал образ с себя. Они в чем-то совпадают)
-
-
04.09.2010 в 00:36-
-
04.09.2010 в 00:46*бурчит* по тексту, господа, по тексту) мне его завтра на форумы вешать)
-
-
04.09.2010 в 15:22-
-
04.09.2010 в 15:40-
-
04.09.2010 в 15:45-
-
04.09.2010 в 15:52-
-
04.09.2010 в 16:17-
-
04.09.2010 в 16:23-
-
04.09.2010 в 16:28-
-
04.09.2010 в 16:31-
-
04.09.2010 в 16:34-
-
05.09.2010 в 12:55да? а я поняла что про прошлую жизнь он не образно а всерьёз
-
-
07.09.2010 в 13:36