я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Давно собирался этот текст перенести сюда) если сбудуна перепутал части местами - свищите, такой добрый порыв, как запостить свой текст в дайри - у меня редкость))
Автор: Maxim
Бета: Ирис
Размер: мини
Рейтинг: PG-13
Вместо саммари: писалось на фест форума Домиана, тема "Наперекор судьбе (герои в суровых реалиях жизни, борьба)".
Коллаж: miss Vong, спасибо NeAmina за стихи.
От автора: Это странная история. Не веселая, навряд ли грустная, но она о любви.

Пищит будильник. В окнах сумрак…Зачем вставать в такую рань?
Пришло очередное утро. И мне опять пора на грань.
С собою посох, горсть монеток и плащ, не ношенный почти.
Ох, как не скоро до рассвета – придется в темноте идти.
Наш мир – придуманное нечто, в нем нет жестокости и зла,
он огорожен безупречной стеной из толстого стекла,
в ней открываются проходы всего лишь пару раз в году,
привычку воспитали годы: звенит будильник – я иду.
Ага, ворота нараспашку, оттуда брызжет яркий свет,
и, зябко кутаясь в рубашку, в дверях стоит какой-то шкет,
он озадачен и растерян, он чувствует себя живым.
Я тихо закрываю двери.
Назад дороги нет, увы.
(c) NeAmina
читать дальше
Пытаясь описать свой дом, я каждый раз вспоминаю сердобольных старушек, которые подбирают бездомных котят и прикармливают бродячих псов. Причем, если у питомца подбита лапа и обрублен хвост – это даже плюс, он становится для них ценней. Так же и у меня, пожалуй. Я испытываю что-то вроде гордости, когда в моей коллекции появляется новый необычный экземпляр. Правда, это для дома мы все коллекция, а для меня эти существа – семья, так уж вышло, потому что другой не имею. Или просто не помню ее.
Они попадали ко мне совершенно по-разному: Гаррета я нашел плачущим на пороге, голого, посиневшего от холода и пытающегося сжаться в комочек, что было сложно при его двухметровом росте. Прозрачные, нелепо торчащие из лопаток крылья напоминали уродливую тряпку…
В Мириам дети швырялись грязью на улице, а она пыталась убежать на своих маленьких кривых ножках. Красивое лицо было испачкано землей…
Ну а Рудольф – он пришел сам. Бледный настолько, что его кожа казалась зеленоватой; с раздувающимися нервно ноздрями и маленькими бегающими глазками-буравчиками. Его облик был настолько отталкивающим, что я долго не мог привыкнуть.
Кажется, что ему действительно есть здесь место, я осознал только в тот вечер, когда он еле дошел до дома, весь в крови, словно его истыкали иглами. Но все-таки дошел. Гаррет держал его, пока я пытался лечить. Кто это сделал, мы не спрашивали. И так ясно – свои. Точнее, уже чужие.
Лепреконы не прощают перебежчиков.
Рудольф это знает, но все равно каждый вечер уходит закапывать куда-нибудь свое заколдованное золото, чтобы я его потом нашел и купил нам всем поесть. Или смог починить крышу Приюта. Так они прозвали наше жилище, которое почему-то на имя «Дом» готово откликаться только мне.
Приют стоит на границе, между Тем миром и Этим. Как выглядит Тот мир – мир людей - я помню смутно, а как выглядит Этот – мир таинств - не смотрел никогда. Боюсь тварей, которые в нем обитают. Хотя и сам наверняка являюсь какой-то тварью. Неведомой. Если верить играм моей памяти, я упал с неба горящим камнем. А следующее, что помню – как пытался быть человеком. Учился в институте, носил за спиной зеленый рюкзак с красным знаком пацифик… Почему-то, когда думаю про ту жизнь, всегда вспоминается вот такая ерунда. Развязавшийся шнурок, желтая машина, пакет с нарисованным улыбающимся мишкой и запах хвои. Все. Людей я вспомнить не могу, знаю только, что не мог с ними никак сладить, не было мне среди них места. Так я и оказался здесь. Шагнул случайно из Того мира в Этот, но остановился на полдороги. Потому что в Этом мире мне тоже места не нашлось. Так и остался я на черте. Не помню, был ли тогда Дом. Наверное, был. И как-то меня позвал, приютил…
Дом стоит на самой границе. Люди бы сказали – на перекрестке. Две прямые дороги из Этого мира в Тот, а из Того в Этот, абсолютно разные, пересекаются здесь под прямым углом. Если прошел туда одной дорогой, обратно ты ею уже не вернешься. Да и вообще не вернешься. За тебя придет обратно кто-то другой, просто похожий. Я очень боюсь обеих дорог, и никогда больше ни по одной из них не пройду. Я стараюсь далеко не отходить от перекрестка.
Что же до остальных, они попали сюда так же, как и я. Почти так же. Я бежал от людей, они же, наоборот, пытались перейти черту из теневого мира в человеческий. Но были выброшены обратно искалеченными.
Зачем они туда так рвались? Если задать им этот вопрос, ни один из них на него не ответит, обидятся только. Но Дом постепенно раскрывает их истории. Нашептывает мне поскрипыванием половиц, намекает запахом мятного чая, рисует капельками осенней мороси на окне.
У нас в Приюте очень не любят одну человеческую сказку – «Русалочку» Андерсена. Я прочел ее вслух как-то, увидев аналогию.
Гаррет очень внимательно слушал, раскачиваясь в кресле-качалке, Мириам мыла посуду, а Рудольф буравил меня своими сверкающими глазками, хищно раздувая ноздри – непонятно, слушал ли вообще или думал о золоте. Но нет, когда я закончил, первым заговорил именно он.
- Это дурная сказка, - его свистящий, чуть надтреснутый голос сочился ненавистью. Проблема была в том, что он так звучал всегда: испытывай Рудольф истинную нежность или попытайся искренне признаться в любви – эффект один.
- Почему?
- Девчонка слишком мало заплатила за свой каприз.
- Всего-то поплатилась жизнью… - не сдержался я, но Рудольф будто меня не слышал, он смотрел в окно, наблюдая за дождем.
- Всего лишь ногами как по битому стеклу… на цыпочках. Но если бы мне кто дал ее красоту! Я бы…
Он осекся, огляделся по сторонам, как вор, за которым пришли.
Гаррет перестал раскачиваться в кресле-качалке, Мириам закончила мыть посуду, я отложил книгу… Все смотрели на него. Не знаю, почудилось ли, но в тот момент во взгляде загнанного в угол Рудольфа полыхнула настоящая, искристо-красная ненависть. Как кровь с шампанским. Или как огни, которые появляются на дороге, ведущей из мира таинств в мир людей, когда кто-то пытается перейти границу. Кто-то, взявший в багаже слишком много нечеловеческого зла.
- Да. Когда-то я тоже любил человеческое отродье.
Рудольф посмотрел на свои руки – пожалуй, единственное, что у него было красивого по меркам людей – длинные ровные белые пальцы, как у пианиста. Как насмешка над маленькими узловатыми ручками лепреконов…
- Я прошел из своего мира в тот. У меня было много золота. Я копил его десятилетиями и хотел обменять на силу. Я собирался раздать его алчным людям и, выпив их души, окупить вложения сполна. Мне хотелось власти и уважения своего народа. Все этого хотят. А потом я должен был вернуться. У меня был друг, вернее, приятель. Его звали Риц. Я собирался принести пару душ ему, он бы мне за это отдался. Знаете, он был красивым лепреконом. Его носу и ушам мог позавидовать каждый. Но люди… - Рудольф презрительно сплюнул на пол. – Вы ничего не смыслите в красоте лепреконов.
Мы молчали, боясь его спугнуть. Напоминать ему, что тут нет людей, было излишним.
- И я обогатился. Я подолгу выбирал подходящих кандидатов, пестовал их, как мать ребенка, сопровождал каждый шаг, пригоршнями кидая под ноги богатства. Они звали это удачей... А потом я наткнулся на него. Очень непростой экземпляр! Он не любил деньги, казалось, но я почувствовал истинный потенциал! Он стоил пятерых, а то и дюжины собранных мной душ. И я решил, достану его и сразу махну обратно, домой.
Достал.
Рудольф замолчал, снова уставясь в одну точку. Его ноздри раздувались.
- Он был такой… как сказать? Как клад. Большущий клад, какой только можно найти. Даже гора золота не сверкала так сильно…
Я сопровождал его, давал ему все, что пожелает. Следовал за ним всюду. Надышаться не мог на свое сокровище. Сдувал пылинки… Я даже раздобыл зелье, которое вылечило его старую больную собаку, только бы он не переживал, что его шавка сдохла. Он был к ней очень привязан.
Мой «клад» долго не поддавался, но я все же добился своего. Этот человек пошел по пути наживы и превзошел всех прежних… В последнюю ночь я сидел в изголовье его кровати, смотрел, как он спит… И не мог забрать его душу. Мои руки тянулись довершить начатое, но внутренности словно превращались в клубок ядовитых змей, стоило мне представить, как это будет. Без него.
Я слишком долго жил среди людишек, не замечал, как меня травят. Как меняюсь. Дома меня предупреждали, что я ступил на опасный путь. Тот мир пьет тебя так же, как ты пьешь его. Высасывает и выбрасывает, как падаль.
Больше Рудольф тот вечер ничего не сказал, и вообще больше не поднимал тему, возможно, жалея о своей откровенности. Но ему и не нужно было – мы знали конец.
Русалочка обратилась к злой ведьме… Неизвестно, кто именно «удружил» Рудольфу, но ему дали то, что он просил. Даже без пыток и обещаний страшной расплаты – он хотел человеческий облик, и он его получил.
Я почему-то очень четко представляю, как лепрекон Рудольф, зеленый коротышка с глазами-буравчиками, неделями ходил вслед за объектом своей страсти. В кармане у него уже лежала заветная фляга. Иногда он проверял, на месте ли она, гладил, как кошку, своей маленькой, похожей на клешню, ручкой.
А потом выпил. И испытал боль. А может, вовсе ничего не испытал. Заснул одним, проснулся совершенно другим. Перешел грань.
Рудольф, которого мы знаем сейчас – это тощий человек среднего роста с жидкими волосами и очень дурной, землистого цвета кожей. Добавьте ко всему прочему кривой нос, с уродливо раздувающимися при каждом вдохе ноздрями, желтые зубы и темные, узко посаженные блестящие глазки. В нем вроде и нет ничего такого, что вселяет ужас, но без подготовки на него невозможно смотреть две секунды кряду, настолько отвратительным он кажется.
Остаток этой истории я узнал позже у Рица, его несостоявшегося любовника. В тот самый вечер, когда Рудольф еле дошел до дома, весь израненный. Мы тогда чуть его не потеряли. Я долго практиковал на нем свои способности к врачеванию, очень устал и вышел на улицу покурить.
Риц сидел на скамейке возле Дома. В сам Дом он зайти не смог, но скамейка к Дому никак не относилась, просто стояла поблизости, как случайная соседка. В сумерках я не сразу заметил маленького человечка в большой темной шляпе. А когда заметил, вначале испугался: окажись рядом его агрессивно настроенные собратья, я бы навряд ли успел укрыться.
- Он выжил? – спросил Риц, когда пауза уже слишком затянулась.
- А тебе что за дело? Ты же его выдал, верно?
- Верно.
Риц хмуро молчал, скрывая от меня лицо за полями широкой ляпы, он не казался мне злобным, поэтому я сел рядом.
- Теперь ты жалеешь?
- Нет. Ему лучше было умереть.
- Это ты так считаешь.
Он вскинул голову, и я, наконец, увидел его глаза. Светло-серые, очень светлые. Необычно для лепрекона. И большой нос, загнутый, как клюв совы. Кажется, у них это считается очень красивым. Рудольф многое потерял, наверное.
- Из-за него я не получил свои души. И надо мной теперь все смеются – меня же променяли на человека.
- Почему-то мне кажется, что тебе обидно и досадно не только из-за этого.
- А из-за чего еще? – он скрипуче рассмеялся. – Вы, люди, очень глупы.
И все же мне послышалась в его голосе горечь.
- Он бегал за этим человеком десять лет. Стал его поверенным, ел в его доме, носил его вещи, чуть ли не жил с ним. Но стоило ему заикнуться о своих желаниях, как он тут же оказался на улице. Этот человек не позволил ему даже остаться до утра.
Я молчал, докуривая сигарету. Что тут скажешь? Печально. И все.
И тем не менее, я в тот момент завидовал Рудольфу. У него была такая интересная история. И завидовал Рицу – он ведь тоже был влюблен. В человека, пусть и бывшего лепрекона. Несчастливо, но… Я вот не имею никакой грустной истории. Она есть у всех жителей Приюта, даже у наших редких гостей есть, у каждого своя. А у меня никакой. Только воспоминания запаха хвои, желтый мишка… или желтая машина?
Огорчаюсь, потому не могу сосредоточиться. Я вроде бы совершенно обычный, если не считать этих шуток с памятью. Правда, иногда я не помню, какого цвета у меня глаза. Даже не так: я думаю, что они зеленые, а они оказываются карими. Когда я принимаю за правду, что мои глаза карие – смотрю в зеркало: голубые. Так же со всей моей остальной внешностью. И, главное, не только я, вообще никто не может точно сказать, как я выгляжу, но все почему-то узнают, просто знают, что вот это – я. Мое лицо всегда разное, и всегда знакомо.
Возможно, я потерял свой облик вместе с памятью во время перехода… Или раньше, когда падал с неба на землю огненным шаром. Это не так важно. Но все же жалко памяти.
Я вздыхаю и уже было решаю отправиться на кухню к Мириам, чтобы посмотреть и понюхать, как она будет заваривать чай. Но не тут-то было.
Дверь Дома распахивается, с грохотом бьется о косяк. Я смотрю на впорхнувший серебристый вихрь с запахом лета и каких-то невиданных цветов. Чудесно ощущать такой запах осенью… В этом вся Бригитта. Она смеется, грациозно усаживаясь на колченогую табуретку, будто это самый правильный высокий барный табурет на свете. Она вообще называет наше жилище – Трактир. Наверное, так ей представился Дом при первой встрече. Не знаю, что именно она видит, но я никогда не слышал про трактиры, в которых вместо вина подают чай, а вместо ужина и теплой постели зачастую - обычную беседу. Или какую-нибудь покрытую пылью историю.
Впрочем, Бригитте постель не нужна. Она призрак. И потрясающая красавица. Ее длинные волосы струятся серебристой волной. Они, в отличие от нее самой не полупрозрачные, а густые и воздушные, как кучевые облака. Еще у Бригитты зеленые глаза. Как у кошки, кажется, что они горят на матово-серебристом лице. Но дело даже не в красоте этих глаз… Они объясняют, почему Бригитта осталась на границе, не смогла перейти черту.
Человеческие глаза на лице призрака. Она вся словно выткана из серебряных паутинок, а глаза – яркие, живые. Это и страшно, и завораживает. Тот случай, когда говорят «страшно красиво», потому что по-другому и не скажешь. Как с ней это произошло, я не знаю. Ни я, ни даже Приют-Трактир не решились ее об этом спросить.
Бригитта поправляет тонкой рукой свои шикарные серебристые кудри, расправляет складки юбки.
- А где наша криволапка, на кухне? – спрашивает меня небрежно. Она недолюбливает Мириам, не знаю почему, и это взаимно. Я уже устал просить так ее не называть, поэтому молчу.
- Да ладно, Дом. Я пошутила.
Да, они зовут меня «Дом». И Бригитта тоже. Может потому наше жилище для них - то Трактир, то Приют. Есть такая детская считалочка «Дом, который построил Джек». Так вот, «Дом, который построил Дом» - не звучит. А вот трактир «У Дома» или «Дом приютил» звучит еще как.
Я со вздохом покидаю Бригитту, сославшись на то, что очень хочу напоить ее чаем. Бригитта не пьет чай, и вообще ничего никогда не пьет, но с энтузиазмом соглашается.
Тем более что в комнату заходит Гаррет. Ему приходится согнуться, чтобы пролезть в дверной проем, настолько он высокий и несуразный, как большое насекомое. Сходства с насекомым добавляют большие прозрачные крылья, как у стрекозы, которые сейчас аккуратно сложены на спине.
Увидев его, Бригитта просияла.
- Миледи, - Гаррет поклонился и поцеловал ей руку. Бригитта благосклонно улыбнулась в ответ и с показной тщательностью расправила складки своей воздушной юбки. Для них это игра. Хотя, допускаю, что галантность Гаррета не была наигранной. Она такой и не казалась. Он был настоящий принц, принц фейри, маленького крылатого народа, облюбовавшего зеленые холмы далекой страны в Том мире. Кто-то до сих пор остался там, кто ушел в Этот, где не было людей. Гаррет по понятным причинам пройти не смог.
Наверное, он был когда-то очень красивым, он и сейчас не страшен, у него вполне приятное лицо. А вот длинное несуразное тело… Проклятие потрудилось на славу. Кто и за что его так – пока, видимо, узнать не пришло время. По версии Гаррета: он спасал свой народ. Хотя то, что с ним стало, больше похоже на попытку перейти грань в человеческий мир, выпив зелье, как сделал Рудольф, только что-то пошло не так, и итог оказался куда более плачевным.
Оставив принца фейри любезничать с девушкой-призраком (кровожадной убийцей всех своих прежних мужей, если верить злой молве), я отправился на кухню к Мириам.
Как всегда, когда ей казалось, что за ней никто не наблюдает, она пела. Тихо, вполголоса – иначе мы бы все уже спали беспробудно – но все равно слаще звуков я не слыхал. Очень люблю слушать, как она поет.
У Мириам красивое лицо с крупными, выразительными чертами; большие синие глаза с поволокой способны заставить чаще забиться сердце любого мужчины. Я уж молчу про густую русую косу, обернутую сейчас вокруг головы, и невероятно красивую, пышную и высокую грудь. Такой бы могла позавидовать и Бригитта... Но, увы, красива Мириам была лишь по пояс... Ее наполовину скрывал кухонный стол, за которым она устроилась, нарезая овощи к обеду. Она всегда старалась, чтобы между ней и остальными была какая-то преграда. А если так не получалось, то просто накрывала ноги пледом. Раньше она скрадывала свое уродство длинной юбкой со шлейфом, но насмешки Бригитты сделали свое дело. Не понимаю, почему та прицепилась к бедняжке.
Мириам узнала меня по шагам, улыбнулась по-доброму, чуть присев в неуклюжем реверансе.
- Ужин уже почти готов.
- Так долго?! Я с голоду помру, – я изобразил на лице детскую обиду, устраиваясь напротив нее и опустив голову на скрещенные руки – все-таки просто подпирать щекой столешницу было жестко.
Мириам рассмеялась:
- Врешь ты все – не помрешь! - и тут же засуетилась над котелком. Я наблюдал за ее действиями, лениво думая о том, что она все же очень красивая и когда-нибудь найдет себе нормального парня. Из Того мира, или из Этого, но он обязательно придет.
А пока… Мириам действительно была отличной кухаркой. Без нее, как и без золота Рудольфа, навряд ли мы бы справлялись.
А ее история – в ней есть толика юмора, или рассказчица просто умела все так преподнести. Она тоже связана с Тем миром и с людьми.
Мириам – бывшая сирена. И типичная «золушка». Мачехи, впрочем, у нее не было, но имелись две сестры, вместе с которыми она топила корабли, заманивая их сладким пением на острые камни. Шли тысячелетия, Мириам, как любой нормальной девушке, сделалось скучно жить на каком-то сером скалистом острове с двумя незамужними старшими сестрами и петь о вечном блаженстве – она заманила в плен своих чар кого-то из моряков и уплыла искать свое счастье. То, что как любая сирена, нижней частью туловища она была подобна птице, причем весьма непривлекательной и неуклюжей, ее не смущало. Она пела, пока корабль не пришел в большой порт. Потом нашла «фею-крестную», которая удружила ей с эликсиром…
Смешно, но выслушав ее историю, я уже всерьез задумался о том, что есть какой-то специальный демон, который развлекается такими шутками. Или в мире Таинств уже запущено целое производство ядов, обращающих теневых созданий в людей.
Но слава всем богам сразу, случаи превращений все же были уникальны, иначе мой ветхий Приют был бы забит до отказа.
В любом случае, сирена выпила яд. Красивей и грациозней она от этого не стала, но птичьи лапы превратились в толстые человеческие ножки, нижняя часть тела осталась по-прежнему грузной, но большую уродливую птицу больше не напоминала. Мириам стала карлицей. Но ее, в отличие от Рудольфа, такие неприятности нисколько не смущали. В том веке были модны пышные длинные юбки, верхняя часть Мириам была прекрасна, нрав весел и голос так сладок, что не заслушаться им было невозможно. Она очень любила описывать свой первый бал. И очень не любила рассказывать про свадьбу.
Нетрудно догадаться, какой шок испытал жених в первую брачную ночь, раз уж скончался от удара в тот же миг, как увидел ее. Хрустальная туфелька его жене явно бы не подошла по размеру, прискорбный факт. Недолго Мириам пробыла молодой и счастливой королевой. Сама она относилась к этому с иронией и даже по секрету показала мне корону, предложив ее как-нибудь продать. Я наотрез отказался, решив, что такие вещи надо обязательно хранить, как память. Память ведь штука очень ценная.
Я дождался, пока Мириам закончит с готовкой, подхватил котелок, предоставив ей нести поднос чаем, и вышел к нашим гостям.
Их незаметно прибыло: вслед за Бригиттой прилетел маленький нетопырь, еще совсем ребенок с длинными пушистыми ресницами и темными мягкими, как бархат, ушами. Большие перепончатые крылья он скромно сложил, повиснув на дверном косяке вниз головой. Говорят, его мать была человеком. Может, потому его мордашка была смазливой, а не будто вылепленной наспех, как большинства нетопырей.
Мириам налила всем чай и устроилась в углу, плотнее закутав ноги пледом. Исподтишка она наблюдала за Бригиттой, которая казалась поглощенной разговором с Гарретом и вовсе ее не замечала. Обманчивая иллюзия, конфликт мог вспыхнуть в любой момент.
- Ты пойдешь на открытие Врат, Дом? – спросила Бригитта, тряхнув своей серебристой головкой, ее голос звучал капризно. – Гаррет вот пойдет.
Я пожал плечами.
- Ты опять будешь драться со мной?
Бригитта в ответ повторила мой жест, ее зеленые глаза озорно сверкнули.
- Может быть, и буду. Посмотрим.
Открытие Врат – это праздник, который как Новый Год у людей – раз в году. Он же еще как «горящая путевка» между мирами. Сегодня любой может добраться из Этого мира в Тот, и наоборот, минуя все пересекающиеся дороги и сомнительные перекрестки. Легко и почти безопасно. Если Врата удается открыть. Но обычно с другой стороны их всегда кто-то держит. Это как игра, своеобразный ритуал. В положенный час силы Этого мира подтягиваются к границе, но чаще всего пройти никто не пытается. Все только делают вид: одни – что пытаются открыть дверь, другие - что ее держат. Иногда выходило довольно забавно – как, например, в ту ночь, когда сражались два всадника – темный и светлый. Светлый был почему-то весь в крови, хотя его никто не ранил. Я от души смеялся, когда узнал, что темный рыцарь сражался за людей, а светлый пытался пройти во Врата, чтобы пронести какую-то страшную болезнь средневековья – чуму или холеру. Шутники. Я откуда-то знал, что чумой никого больше не напугаешь.
Но пару раз все было вполне всерьез. И в один из этих разов я схлестнулся с Бригиттой – все реально пошли стенка на стенку. Кто-то даже погиб, говорят. Хотя в праздничную ночь это почти невозможно. Гаррет очень переживал, не зная, чью сторону принять: дама, которую звал дамой своего сердца, схлестнулась с человеком, которому он был обязан жизнью. Его мучения прервал Рудольф: я очнулся в Приюте, с шишкой на голове, а Бригитта долго потом у нас не появлялась. Не знаю уж, что именно добрый Рудольф ей сказал или пообещал сделать…
Вот, кстати, и он. Легок на помине. С его приходом очаг Приюта сам начинает гореть ярче, показывая, что все теперь в сборе.
- Я думал, вы уже там…
Он неопределенно повел головой куда-то в сторону окна, за которым уже мелькали красные огоньки и блики факелов.
- Нет, мы подойдем позже. Выпей с нами чаю.
Обычно все боятся пропустить начало, но нам это не грозит: как только будет пора, наш Приют будет трястись, как при землетрясении, ведь мы же стоим на самой черте. На перекрестке дорог.
Рудольф принимает чашку из рук Мириам; спрашивать его, где пропадал – бесполезно. Лепреконы очень скрытный народ, все равно не ответит. Дом тем временем начинает ощутимо дрожать, у Рудольфа в чашке зазвенела ложечка, в буфете недовольным дребезжанием отозвалась прочая посуда. Мириам охнула и понеслась ее спасать. Видимо, с прошлого года там опять завелось что-то ценное из фарфора. И опять, скорее всего, это ценное спасению подлежать не будет. Слишком уж тут к ночи весело.
Гаррет поднимается со своего места, протягивая руку Бригитте, я тоже неохотно поднимаюсь следом – все-таки оставаться в доме, который трясется, и чуть ли не подпрыгивает, будто стоит на вулкане, мне не хочется.
Маленький нетопырь радостно сорвался с насиженного места и, хлопая крыльями, унесся в ночь – пора.
- Мириам, ты идешь?
В этот раз все должно было пройти, как обычно. Гладко, может быть, с парочкой прорывов в обе стороны. Я знал, что потом мы вернемся, возбужденные и насытившиеся впечатлениями на год вперед, сядем за стол, и Гаррет, скорей всего, расскажет свою историю. Он был последним постояльцем Приюта, про которого я ничего не знал. А если не он, то Бригитта вспомнит кого-то из своих мужей, или маленький нетопырь будет трещать без умолку, рассказывая последние сплетни.
Мы вышли на улицу, огляделись. Место, выбранное для прорыва, мы заметили сразу, по скоплению огней и факелов вокруг. В этот раз они подошли совсем близко… даже слишком.
Мы старались держаться вместе на случай, если лепреконы завидят нас в толпе и решат напасть. Зарослей мы тоже сторонились, и вообще не держали кустов возле дома – чтобы фейри не смогли добраться до своего бывшего принца. Кто их знает, этих крылатых человечков, они даже людей считают массивными уродцами, несложно представить, что они думают о нашем Гаррете.
Земля задрожала под ногами снова, и мы прибавили шаг, потому что, кажется, вышли поздновато – что само по себе было странно. Печать только начали ломать, но она сама будто поддавалась, я отчетливо слышал по звуку! Еще даже не все защитники успели стянуться на потеху.
Мы бросились бегом. Такой поворот событий мог привести к катастрофе. Вдруг, раз все так легко получилось и никто почти не оказал сопротивления, слишком многие решат прогуляться в Тот мир?
Мы успели как раз в момент, когда Врата начали открываться. Но открывались они не с нашей стороны, а с Той. На моей памяти такое было впервые. В мире людей просто не могло быть столько темных существ. Или что-то случилось, и все теневые создания земного шара ломятся домой?!
Пока я лихорадочно размышлял, Врата беспрепятственно открылись. Но никакого потолка сил или существ не хлынуло через них в Этот мир. Да, поднялся жуткий ветер, земля задрожала, факелы погасли, все попадали… Потом Врата закрылись. Сами. И все. Как в дурном анекдоте.
Я, еще оглушенный происшедшим, ничего не понимая, поднялся с земли. Рядом парила Бригитта, где-то поблизости монотонно бубнил Рудольф, пытаясь успокоить разнервничавшегося Гаррета. В воздухе пахло гарью и еще почему-то… хвоей?
- Смотри.
Я проследил взглядом, куда указывала Бригитта и замер. Никаких теневых сил не прошло через Врата, это правда, но… С земли поднимался, отряхиваясь, какой-то светловолосый парень в джинсовой куртке, и вообще выглядевший, как человек.
- Он и пахнет, как человек, - сообщил маленький нетопырь, подлетая. К счастью, он реально узнавал новости быстрее всех.
Человек. Обыкновенный. Настоящий.
Толпа теневых существ замерла, некоторые не видели людей никогда и испытывали теперь нечто вроде страха, другие же… Я не докончил мысль, поняв, что еще пару секунд, и его разорвут в клочья.
- Хватай парня и бежим, - прохрипел я, от нервного напряжения горло будто свело.
- Как скажешь, - равнодушно откликнулась Бригитта, взлетая в воздух вслед за нетопырем.
По толпе прокатился вой, от которого даже у меня затряслись поджилки.
- Надо валить отсюда, - озвучил общее мнение Рудольф. Спорить с ним никто не собирался, и мы бегом бросились прочь. Я от души надеялся, что Бригитта не упустила добычу и случайный гость из Того мира еще жив, но проверять времени не было. Куча озлобленных тварей, которым испортили шоу – это не шутки. Раз бой за Врата не состоялся, они будут драться друг с другом просто так, от злобы. И, может быть, нам повезет, и про человека они забудут. А даже если и нет…
Никто, не относящийся к границе, не может долго на ней оставаться, не переходя черту из Этого мира в Тот. Они побесятся до утра и разойдутся. До следующего года. Мало кто решится рисковать, оставшись. Никогда не знаешь, какая из дорог и куда утянет тебя с перекрестка…
Отдышались мы лишь на пороге. Приют ожидал нас, тревожась, с распахнутой дверью, мы гурьбой ввалились внутрь, но мне пришлось задержаться, чтобы дверь не захлопнулась у нас за спиной, рядом нетерпеливо щелкали замки и затворы – Приют очень переживал и старался закрыться. Окна захлопывались одно за другим, предупреждая вторжение. Дверь пыталась сделать то же самое, но я не давал, и вскоре ко мне присоединился Гаррет, подставив свое широкое плечо – он так поступал, потому что Бригитта осталась снаружи. Хотя что может сделаться призраку? Но я не стал этого озвучивать, самому мне жаждущую оградить нас от опасности дверь сдерживать было бы уже не под силу.
Бригитта задерживалась, потому что ноша оказалась не самая легкая, парень был взрослый, не ребенок, мог и начать сопротивляться, очухавшись. Первым мимо нас пронесся маленький нетопырь, влетел черным снарядом, ударился об противоположную стену и тряпочкой шмякнулся на ковер.
- Ужас, - прокомментировал он, открыв один глаз. Но, вопреки своему заявлению, выглядел скорее довольным, пусть и уставшим, чем испуганным.
Пока я собирался уточнить у него, что же именно ужасного происходило за дверью – явилась Бригитта. Она влетела серебристым благоухающим смерчем, стремительно, но врезаться в стену и падать на ковер не стала, лишь шмякнула рядом с нетопырем, похоже, бесчувственного человека.
Пока я пялился на человека, снаружи послышалось такое красноречивое рычание, что мы с Гарретом тут же влетели внутрь, дверь захлопнулась, лязгая затворами. С той стороны ее очень убедительно трясли. На пороге красовался след от когтей. М-да. Редкой твари удается зайти на порог, и Приют еще будет мстить нам за эти царапины, я уверен, можно попрощаться с запасами крупы и поздороваться с мышами-призраками.
- Тарелки уцелели, - сообщила Мириам, прижимая к своей пышной груди стопку спасенного фарфора. Кажется, она очень мудро поступила, что с нами не пошла.
Дверь продолжали интенсивно трясти, теперь уже ломились и в окна.
- Наверх его, - предложил я, стараясь не смотреть на человека. – И свет погасите везде, так они быстрее уймутся.
- Ты думаешь? – скептически поинтересовался Рудольф. Что он был, мягко говоря, не доволен, догадаться было несложно, но я пока это проигнорировал, решив отложить разговор на потом.
Человек в нашем доме. Боги. Уверен ли я, что все будет хорошо? Не уверен.
- Им же нужно успеть вернуться своей дорогой до рассвета, иначе заблудятся и попадут не туда.
Фишка двух пересекающихся дорог как раз в том, что теневую, ведущую в Этот мир, видно лишь в темноте, а ту, что ведет в мир людей – лишь днем. Вместе они вроде как не существуют, но при этом пересекаются. Эта странность сейчас очень сильно играла нам на руку: поорут до восхода солнца и разойдутся. По крайней мере, я очень на это надеялся.
Человек был уложен спать наверху, а мы собрались на совет в гостиной.
- Ты не можешь оставить его здесь, - сразу заявил мне Рудольф. И с ним никто спорить не стал, даже Бригитта.
Я устало потер виски.
- Ну а что ты предлагаешь? Выбросить его на растерзание?
- Да.
Я не удивился, услышав такое от Рудольфа. Странно было только, что благородный Гаррет молчал. Неожиданно меня поддержала Мириам. Она подошла и решительно ткнула Рудольфа пальцем в грудь.
- Он остается. Или я оставлю тебя без ужина.
Рудольф только хмыкнул. Гаррет развел руками, демонстрируя всем своим видом важность аргумента.
- Как же кое-кто мечтает выйти замуж, - ехидно заметила из своего угла Бригитта. Немножко очухавшийся маленький нетопырь сидел на спинке ее кресла.
- Дура, - не оборачиваясь, бросила Мириам.
Их перепалки почему-то сегодня злили меня особо. Все пошло не так, как я хотел. Впрочем, когда все шло по-моему?!
- Он остается, - повторил я следом за Мириам уже вполне очевидный факт. – Приют его принял. А через год отправим его обратно.
- Будем ждать открытия Врат? А по дороге в мир людей его отправить не вариант?
- Он не дойдет, - вмешалась в разговор Бригитта. – Эти дороги не предназначены для людей. Да и… - она сделала неопределенный жест рукой, потом ткнула пальцем в нетопыря. – Там много всяких тварей, вроде вот этого, которые мечтают полакомиться человечиной. Один он точно не дойдет.
Маленький нетопырь возмущенно захлопал крыльями, но его никто не стал слушать.
Так в нашем Приюте появился Том Беннет.
В первый вечер я решил сам отнести ужин в его комнату, и когда зашел, увидел, что он уже не спит: сидит на кровати, запустив пальцы в растрепанные светлые волосы. Вроде бы такой обычный по своей сути, устроенный проще, чем большинство тварей Этого мира, но при этом редчайшая, почти немыслимая тут диковина – человек.
Я поставил миску с едой на столик у кровати и уселся рядом. Он поднял голову и посмотрел на меня светлыми человеческими глазами, серыми, кажется. А вокруг зрачка желтые точки.
- Я на границе? – спросил он. Я кивнул, не удивляясь даже, что он знает понятия.
- Мне надо дальше.
- Тебе туда точно не надо. Да и не сможешь туда сейчас уйти.
- Надо.
Я только пожал плечами,
- Сейчас тебе туда попасть нереально. Потом, наверное, тоже. Так что останешься пока здесь, - я поднялся, собираясь уходить. – Можешь называть это место Приютом.
- А ты Дом, верно? – спросил он. Его глаза блестели, как у больного в лихорадке.
- Откуда ты меня… - я прервал себя на полуслове. Все-таки не дело встречать гостей расспросами. – Располагайся.
- Меня зовут Том, - крикнул он мне вслед, когда я уже закрывал дверь. – Беннет.
- Очень приятно, Том, - тихо отозвался я, пусть он уже не мог меня слышать. Ступеньки лестницы успокаивающе поскрипывали под ногами, пытаясь, видимо, намекнуть, что все будет хорошо.
Время текло, на границе выпал первый снег, пушистый и легкий, как пух в перинах, которые сегодня с утра взбивала Мириам. Может, это она своими действиями наколдовала? Я довольно жмурился на рассвет, гордо встречая его на крыльце с дымящейся чашкой кофе и сигаретой. Розовая полоска, пробившаяся все-таки из-под низких серых облаков. Зимой на границе редко встретишь солнце… Забавно, но я был счастлив. Совершенно незнакомое мне, иррациональное состояние. Как правило, я просто был спокоен, не пытаясь никак обозначить, что испытываю в тот или иной момент. Тревога, радость, удовольствие, страх – все это существовало будто само по себе. Я никогда раньше так не останавливался, не замирал, отстранившись от всего вокруг, чтобы понять одну простую вещь: я счастлив. Что произошло? Я мог бы покривить душой, но ответ прекрасно знал. У меня есть свое место, есть существа, которые мне очень дороги, и которым дорог я сам, есть… Том Беннет.
Как раз в этот момент он был во дворе, колол дрова, чтобы Мириам могла растопить печку. Снег белым пухом ложился ему на светлые волосы, совсем запорошил, а он будто не замечал, увлеченный своим занятием. Рубашку он скинул… Жарко сделалось, видимо. Я чуть сильнее стиснул в пальцах кружку и принялся смотреть вниз, на деревянные, слегка подгнившие доски крыльца. Узоры дерева тут же с готовностью выдали мне фразу: «Дом влюбился». Чертыхнувшись, я поднял голову. Том перестал колоть дрова и задумчиво смотрел на меня.
Я заставил себя улыбнуться, приветливо отсалютовал ему кружкой и поспешил убраться с крыльца. Лучше пойду на кухню, буду мешать Мириам, чтобы приготовление борща не казалось ей таким легким и приятным делом.
- Доброе утро, Дом.
Когда я зашел на кухню, Мириам сразу перестала петь. Я огорчился, но не сильно – божественный запах супа был почти так же хорош, как ее пение.
- Доброе утро, красавица.
- Том во дворе?
- Ага. – Я стараюсь не улыбаться, как идиот, от уха до уха, но получается плохо.
- Ты его отвлекал. – В голосе Мириам явно слышится осуждение.
- Неправда! Я просто стоял на крыльце с чашкой.
- Угу. Вот поэтому он и работает сегодня со скоростью пьяной мухи, искупавшейся в пиве.
Кажется, в последнее время я осознал еще одну шокирующую вещь про себя: оказывается, Дом умеет краснеть. Дабы не заострять на этом внимание, я, как мне показалось, мастерски сменил тему:
- Рудольф еще не вернулся?
Мириам пожала плечами.
- Нет. Ушел на болото и, судя по тому, как его не хотел отпускать Гаррет, опять с кем-то драться.
Хорошее настроение, как рукой сняло. Рудольф никогда со мной не советовался, когда решал свои дела, и это было плохо.
- Оружие он взял?
- Да. И полный набор для изгнания демонов.
- Хреново. – Я помолчал, заглушая муки совести. Вдвоем с Гарретом мы бы его отговорили. – Может, пошел разбираться с тем старым нетопырем, с которым повздорил на почве виски и разницы во взглядах на происхождение Врат?
Мириам покачала головой.
- Тогда с кем он будет находиться на этой «почве виски» и обсуждать Врата? Не с Гарретом же.
- С Бригиттой может, - ляпнул я и прикусил язык. С той ночи, когда появился Том, мы ничего про нее не слышали. Странно, но мне казалось, что Мириам за нее волнуется.
- Пусть тогда и уходит вслед за ней в Этот мир.
- Я не думаю все же, что Бригитта перешла. Как?! Да и не попрощавшись даже…
Мириам очень серьезно посмотрела на меня, ее синие с поволокой глаза казались сейчас совсем взрослыми, глаза пожилой женщины на юном лице. Я постоянно забывал ее возраст, но в такие моменты будто видел дорожки несуществующих морщин, которые должно было проложить время.
- В любом случае ее больше здесь нет.
Мириам хлопнула дверцей кухонного шкафа, показывая всем видом, что разговор окончен.
Это немножко подпортило мое безмятежное утреннее настроение, кофе остыл, снег закончился. Впрочем, любое волшебство тем и хорошо, что конечно. Я сразу вспомнил все попытки Тома уйти. Он дважды выходил на дорогу. В первый раз – почти сразу после своего появления. Вернулся сам, через полчаса, его всего трясло. Рассказывать, что его так напугало и заставило вернуться, он не стал, но мы и сами догадывались прекрасно. Второй раз был совсем недавно.
Прошло достаточно много времени, все к нему успели привыкнуть, даже Рудольф… И это было как гром среди ясного неба – я оказался совсем к этому не готов.
Том вышел к завтраку с очень большим рюкзаком и абсолютной решимостью во взгляде.
- Ты никуда не пойдешь, - сразу сказал Рудольф, только посмотрев на него. Странно, но эти двое со временем неожиданно поладили.
- Пойду. Не останавливай меня, Дом. – Смотрел он в тот момент только на меня.
Я пожал плечами. Что мне за печаль до Тома Беннета? Зачем мне останавливать его?
И он ушел. Приют сразу затих с его уходом. За окном начался дождь.
- Тучи серьезные, наверняка будет гроза, - сказала Мириам.
- Да, наверное. - Я рассеянно глянул в окно.
Дождь.
Не могу сказать, что произошло. Просто я вдруг сорвался и выбежал на улицу. Содрогаясь, выбрал заметную в темноте дорогу в Этот мир. Я ступил на нее, осознавая, что назад пути уже не будет. Не повернуть. Только сойти, на свой страх и риск, чтобы потом вернуться. Прошел час, Том уже мог быть далеко.
Я нашел его за первым поворотом. Он стоял, не снимая с плеч рюкзак, и смотрел вперед, хотя впереди была только темнота. Такова уж эта дорога – она петляет, и ничего не разглядишь дальше нескольких метров.
- Том! - позвал я его. Он вздрогнул и обернулся. Я подбежал к нему, схватил за руку, утягивая в сторону с дороги.
- Пришел. – Желтые точечки в радужке его серых глаз увеличились, образуя подобие цветка вокруг зрачка. Так случалось, когда он бывал чем-то взбудоражен. – Я уж не думал… - Он не закончил фразу. Я почувствовал прикосновение сухих обветренных губ к своим губам. Меня впервые целовал человек. Меня впервые вообще так целовали. Я не помнил точно… Но откуда-то знал, что в таких случаях, если хочется – надо целовать в ответ и можно прижаться и обнять крепко-крепко. Я перебирал его светлые волосы, удивляясь, как такие тонкие могут быть густыми и жесткими на ощупь. Он отстранился первым, рассмеялся счастливо.
- Целоваться на дороге в Этот мир. Да мы больные.
Я кивнул, не в состоянии сказать хоть что-то. Я вдруг понял, что в этот момент началась Моя история. До этого я знал и слушал только чужие…
Дом влюбился. Теперь эти слова преследовали меня повсюду. Соберись я сейчас сунуться пошуровать поварешкой в кастрюле Мириам, наверняка нарезанные листики капусты тут же объединились бы в эту фразу. Хоть в собственную тарелку не заглядывай, и вообще, глаз не открывай. Я понял, что снова счастливо улыбаюсь.
Привлеченные запахом, на кухню заглянули Гаррет и Том, всем своим видом намекая, что пора бы и обедать. Мириам не хотела начинать без Рудольфа, но тот и так опаздывал уже на час. Пришлось.
Мы расположились, следуя традиции в самой большой комнате, которую звали гостиной. Там и окна больше, и дверь входную видать. Да и гостю сразу видно, чем заняты хозяева: не заподозрит никто, что к его приходу спрятали все угощения.
Не успели мы приняться за еду, как дверь с шумом распахнулась и очень характерно ударилась о косяк, сбивая старую облупившуюся покраску. Так дверь открывало лишь одно создание на всей границе – Бригитта. И лишь она могла так влететь серебристым вихрем… Как я понял, насколько успел ее узнать – весьма сердитым в данный момент серебристым вихрем.
- Он у вас что, вообще с ума сошел?! – заорала она на нас, опускаясь серебристым облаком в кресло и расправляя легкую юбку.
- Не шуми, женщина, - следом за ней вошел Рудольф. Причем шел очень неуверенно, и его и так кривое лицо было искажено гримасой боли. Мы все повскакали с мест, я лишь отметил, что крови не видно.
- Где ты был? – мой голос дрогнул, пусть я и старался казаться сердитым и возмущенным.
- Проучил парочку инкубов, которые приставали к Мириам на базаре.
- Так проучил, что мне его еще пришлось и спасать! – недовольно отозвалась со своего места Бригитта.
Рудольф лишь презрительно скривил губы. Он снял через голову рубашку, и я увидел, что он весь в лилово-черных синяках. Такие бывают, когда швыряют проклятием, а на жертве надеты амулеты. Судя по тому, что никаких амулетов сейчас на Рудольфе не было, они все сгорели. Бригитта действительно успела очень вовремя.
- И никакой благодарности! – она осуждающе покачала головой. – Он просто грубиян, Гаррет.
- Я поговорю с ним, миледи! – с готовностью отозвался Гаррет и вышел из комнаты.
В этот момент я, наконец, немножко вышел из ступора.
- Почему ты мне ничего не сказала? – спросил я Мириам, которая лишь хлопала глазами с выражением полнейшей растерянности и крайнего огорчения на лице.
- Не хотела тебя отвлекать… - Увидев, видимо, что-то в моем взгляде, она осеклась. – Ты и так много сделал для нас для всех, Дом. Тебе нужно заниматься своей жизнью. Ты должен убедить Его, чтоб не уходил. Но если бы я знала, что Рудольф пойдет…
Она замолчала, еще более огорченная, чем прежде, потому что сказала много лишнего.
Я не убедил Тома остаться, это правда. Он здесь, просто потому что считает, что время еще не пришло. Набирается сил. Я оказался для него аргументом подождать, но не таким важным, чтобы остаться.
Том встал из-за стола и ушел на улицу. Я надеялся, что просто проветриться. Дверь хлопнула противно и звонко. Я не пошел за ним. Мириам была права: я совсем запустил свои обязанности. В Приюте у каждого было собственное назначение: у Мириам – дарить уют и создавать тепло, у Гаррета – всех мирить и начинать за обедом разговор, у Рудольфа – доставать все необходимое и защищать границы Приюта. А общие решения всегда принимал я. Я был той функцией, которую называют «семейным советом». Без меня они никогда не могли ничего решить совместно, слишком были разные.
Я пошел вслед за Гарретом и Рудольфом. В прихожей было темно, потому старую лестницу подсвечивал светильник. И в круге света очень красиво смотрелись две ломаные тени, сочетание острых углов и резких линий. Я видел, как Гаррет касается груди Рудольфа, гладит, обводит пальцем темное пятно от брошенного проклятия. Его крылья сейчас подняты вверх, подрагивают, готовые полностью распуститься… Я знаю, что это означает у фейри. Так дрожат сложенные крылья двух бабочек, повстречавшихся на цветке в разгар лета... Любовная игра.
В этот момент Гаррет распускает свои крылья, действительно огромные, я не знал что они такие. Рудольф на его фоне выглядит тонким и хрупким, как статуэтка. Изящным. Кажется, я впервые смог применить к нему это слово. Такие несуразные по отдельности, вместе они напоминали фантазию безумного гения-авангардиста. Абсолютное совершенство двух объединенных в одно целое дисгармоний. Я даже почти вижу эту скульптуру. Хотел бы ее создать…
Я сделал шаг назад, закрывая дверь перед своим носом.
- А ты не знал? – в голосе Бригитты звучит легкая насмешка, но говорит она мягко.
Я покачал головой, чувствуя себя слепым и глухим сразу.
Бригитта поднялась с кресла, подошла ко мне – неужели чтобы обнять? Я отстраненно подумал, что они несколько минут были наедине с Мириам, но так и не поругались.
- Они стали такими из-за тебя, Дом. Приют их вылечил. Они перестали себя так ненавидеть. И поэтому снова смогли любить.
Я тускло улыбнулся, понимая, что она права. И все же чувствовал себя обманутым. Или даже не так… Другое слово. Ненужным.
- Значит, я здесь больше не нужен.
Я посмотрел на Мириам, глядевшую на нас своими серьезными синими глазами. Бригитта легко подплыла к ней, положила свои полупрозрачные руки ей на плечи. Серебристые волосы смешались с золотисто-русыми. В изумрудных глазах Бригитты была явная, хорошо мне знакомая печаль. Невзаимная любовь – редкая зараза. Хотя… был ли я так прав, желая Мириам хорошего парня?
- Ты здесь очень нужен, Дом. Но теперь ты свободен. Хочешь – верни его, хочешь – иди с ним. Только возвращайся.
Я кивнул, как марионетка, потому что говорить спокойно не было сил. Что и говорить, Бригитта бывает потрясающе мудрой иногда, только кажется взбалмошной. Дверь хлопнула еще раз. Гулко и грустно.
Тома я нашел во дворе. Он стоял и смотрел на пересечение двух дорог. Я подошел к нему, сделав над собой усилие – обнял. Все-таки тяжело мне пока давалось осознание, что имею на это право. И имею ли?
- Я здесь из-за Гаррета, - сказал вдруг Том, не оборачиваясь. Я положил подбородок ему на плечо, приготовившись слушать. Еще одна история Приюта. Нет, даже две.
- Знаешь, иногда фейри заключают договор с людьми. И если кто-то его нарушит, другой оказывается проклят.
- И что же хотел получить Гаррет?
- Ничего. Он хотел помочь. У моего отца была фабрика в их долине. Он производил молоко, кефир, сметану. Всякую всячину, которую фейри одобряли. Этот бизнес передавался у нас из поколение в поколение. А потом отец заболел, дела пошли очень плохо, и нашу землю предложила купить крупная строительная компания.
- И Гаррет спас твоего отца.
- Да, они заключили договор. Тот поправился, но… - Том замолчал.
- Но?
- Землю он все равно продал.
- С людьми такое случается…
Я прикусил язык, вспомнив, кого держу в объятиях. Просто слишком привык произносить эти утешительные слова то Рудольфу, то Мириам, то Гаррету.
- И ты пришел сюда, чтобы ему помочь?
- Я знал его в детстве. Но он меня не помнит.
- Думаю, помнит. У фейри очень хорошая память.
Том вздрогнул всем телом и покачал головой упрямо.
- Узнал, но не попытался отомстить?
- Гаррет добр. Да и за что ему мстить мальчику, которому он снился в детских снах с полетами и крылатыми человечками?
Я чувствовал, как Тому Беннету сейчас тяжело, и ничего не мог сделать. Вернее, я мог лишь продолжать его держать, позволяя прижаться спиной к моей груди и чувствовать себя под защитой.
- Я должен его спасти.
- Уйдя в Этот мир?
- Если человек пройдет путь в Этот мир до конца, Гаррет тоже сможет найти следом дорогу. Он станет нормальным. Каким был раньше.
- Кто тебе рассказал все это?
- Это было в условиях старого Договора.
- И как ты его нашел? А потом и нас?
- Мне передал его лепрекон Риц. И рассказал, что надо сделать и как вас искать. И про тебя рассказал. Но я не думал, что все выйдет вот так. Что я не смогу без тебя.
Последние слова Том произнес почти шепотом, мне пришлось напрягать слух, чтобы услышать. И я не услышал, скорее, почувствовал. Прижал его к себе крепче, показывая, что и не собираюсь никуда его от себя отпускать.
- Понятно,Том. Только Гаррету это уже не нужно. А Риц… Он наверняка ревнует Рудольфа. Гаррет для него помеха. Если тот станет нормальным, Рудольф будет слишком горд, чтобы в своем нынешнем положении оставаться рядом. Чувствовать себя уродцем рядом с принцем фейри… Такое мало кому пожелаешь.
- Думаешь, он счастлив? – Том, наконец, изогнулся в моих руках так, чтобы видеть мое лицо.
- Он – не знаю. А вот они вдвоем – определенно.
- Тогда это все теряет смысл.
- Да. Тебе надо обратно. Откуда ты пришел. – Я смотрел в серые глаза Тома и понимал, что делаю сейчас больно не только ему. Себе тоже, в разы сильнее. Просто так вышло, что для меня стало важнее, что чувствует он. – Для человека даже на границе слишком опасно.
- Я не уйду без тебя, Дом.
Я вздохнул, на секунду прикрыв глаза. Не то чтобы я ждал услышать эти слова – я и хотел этого, и боялся.
- Тогда мы уйдем вместе.
Я обернулся, зная уже, что на крыльце стоят они все. Дверь в этот раз не хлопала, чтобы не мешать, открылась-закрылась бесшумно.
Гаррет и Рудольф, Бригитта и Мириам. Я понял, что они вышли нас провожать. Вдалеке, совершенно не по графику, занимался рассвет. Дорога в Тот мир нас звала.
- Ты точно не сожалеешь? – Том смотрел на меня внимательно, но руку мою сжимал так крепко, будто страховался на случай, если я начну вырываться.
- Нет, - я улыбнулся ему. – Меня так давно там не было, что стоит попробовать еще раз. Вдруг приживусь. Раз уж теперь есть повод.
Мы шагнули вместе на дорогу. Совершенно внезапно за нами увязался маленький нетопырь.
- Я с вами, я с вами! – орал он, догоняя. И как только он первым умудрялся всегда узнавать новости? Пришлось остановиться и подождать его.
- А я думал, мы заведем собаку… - сказал мне Том.
- С нетопырем мне будет привычней, - я улыбался во весь рот, почти веря, что все будет в порядке. А как еще-то? Я впервые покидал родной Приют, и было ощущение, будто на курорт уезжаю.
Маленький нетопырь пролетел у нас над головами, спикировал вниз, чтобы коснуться крылом дороги, ловя ее направление. Его черные уши трепетали от возбуждения, глаза напоминали две плошки. Он впервые отправлялся в мир людей! Снова поравнявшись с нами, он затянул песенку:
У леди-сребровласки,
Имелся раньше муж,
Но был он, по секрету,
Немножко неуклюж…
Кажется, в пути нам предстояло выслушать историю Бригитты, и, судя по рифме, в повествовании вот-вот должно было всплыть слово «нож»…
Я держал Тома за руку, стараясь не оглядываться назад. Я знал, что мои до сих пор смотрят мне вслед.
….
- Как ты думаешь, Дом вернется? – спросила Мириам, когда троица скрылась с глаз.
- Вернется, он же всегда принадлежал границе, - ответила Бригитта. - Здесь его место. Он ее дух. Без него граница долго не протянет.
- А то, что он помнил про Тот мир и горящий шар?
- Когда-то вся Земля была горящим шаром, и что? – Рудольф скрипуче рассмеялся, пытаясь параллельно отодвинуться от Гаррета.
- Ничего, - подтвердил Гаррет, игнорируя его попытки.
- Но он точно вернется?!
Солнце взошло, дорога в Тот мир казалась абсолютно четкой и безопасной. А дел нужно было переделать еще много.
Мириам заторопилась домой, следом за ней потянулись остальные.
Автор: Maxim
Бета: Ирис
Размер: мини
Рейтинг: PG-13
Вместо саммари: писалось на фест форума Домиана, тема "Наперекор судьбе (герои в суровых реалиях жизни, борьба)".
Коллаж: miss Vong, спасибо NeAmina за стихи.
От автора: Это странная история. Не веселая, навряд ли грустная, но она о любви.

Пищит будильник. В окнах сумрак…Зачем вставать в такую рань?
Пришло очередное утро. И мне опять пора на грань.
С собою посох, горсть монеток и плащ, не ношенный почти.
Ох, как не скоро до рассвета – придется в темноте идти.
Наш мир – придуманное нечто, в нем нет жестокости и зла,
он огорожен безупречной стеной из толстого стекла,
в ней открываются проходы всего лишь пару раз в году,
привычку воспитали годы: звенит будильник – я иду.
Ага, ворота нараспашку, оттуда брызжет яркий свет,
и, зябко кутаясь в рубашку, в дверях стоит какой-то шкет,
он озадачен и растерян, он чувствует себя живым.
Я тихо закрываю двери.
Назад дороги нет, увы.
(c) NeAmina
читать дальше
Пытаясь описать свой дом, я каждый раз вспоминаю сердобольных старушек, которые подбирают бездомных котят и прикармливают бродячих псов. Причем, если у питомца подбита лапа и обрублен хвост – это даже плюс, он становится для них ценней. Так же и у меня, пожалуй. Я испытываю что-то вроде гордости, когда в моей коллекции появляется новый необычный экземпляр. Правда, это для дома мы все коллекция, а для меня эти существа – семья, так уж вышло, потому что другой не имею. Или просто не помню ее.
Они попадали ко мне совершенно по-разному: Гаррета я нашел плачущим на пороге, голого, посиневшего от холода и пытающегося сжаться в комочек, что было сложно при его двухметровом росте. Прозрачные, нелепо торчащие из лопаток крылья напоминали уродливую тряпку…
В Мириам дети швырялись грязью на улице, а она пыталась убежать на своих маленьких кривых ножках. Красивое лицо было испачкано землей…
Ну а Рудольф – он пришел сам. Бледный настолько, что его кожа казалась зеленоватой; с раздувающимися нервно ноздрями и маленькими бегающими глазками-буравчиками. Его облик был настолько отталкивающим, что я долго не мог привыкнуть.
Кажется, что ему действительно есть здесь место, я осознал только в тот вечер, когда он еле дошел до дома, весь в крови, словно его истыкали иглами. Но все-таки дошел. Гаррет держал его, пока я пытался лечить. Кто это сделал, мы не спрашивали. И так ясно – свои. Точнее, уже чужие.
Лепреконы не прощают перебежчиков.
Рудольф это знает, но все равно каждый вечер уходит закапывать куда-нибудь свое заколдованное золото, чтобы я его потом нашел и купил нам всем поесть. Или смог починить крышу Приюта. Так они прозвали наше жилище, которое почему-то на имя «Дом» готово откликаться только мне.
Приют стоит на границе, между Тем миром и Этим. Как выглядит Тот мир – мир людей - я помню смутно, а как выглядит Этот – мир таинств - не смотрел никогда. Боюсь тварей, которые в нем обитают. Хотя и сам наверняка являюсь какой-то тварью. Неведомой. Если верить играм моей памяти, я упал с неба горящим камнем. А следующее, что помню – как пытался быть человеком. Учился в институте, носил за спиной зеленый рюкзак с красным знаком пацифик… Почему-то, когда думаю про ту жизнь, всегда вспоминается вот такая ерунда. Развязавшийся шнурок, желтая машина, пакет с нарисованным улыбающимся мишкой и запах хвои. Все. Людей я вспомнить не могу, знаю только, что не мог с ними никак сладить, не было мне среди них места. Так я и оказался здесь. Шагнул случайно из Того мира в Этот, но остановился на полдороги. Потому что в Этом мире мне тоже места не нашлось. Так и остался я на черте. Не помню, был ли тогда Дом. Наверное, был. И как-то меня позвал, приютил…
Дом стоит на самой границе. Люди бы сказали – на перекрестке. Две прямые дороги из Этого мира в Тот, а из Того в Этот, абсолютно разные, пересекаются здесь под прямым углом. Если прошел туда одной дорогой, обратно ты ею уже не вернешься. Да и вообще не вернешься. За тебя придет обратно кто-то другой, просто похожий. Я очень боюсь обеих дорог, и никогда больше ни по одной из них не пройду. Я стараюсь далеко не отходить от перекрестка.
Что же до остальных, они попали сюда так же, как и я. Почти так же. Я бежал от людей, они же, наоборот, пытались перейти черту из теневого мира в человеческий. Но были выброшены обратно искалеченными.
Зачем они туда так рвались? Если задать им этот вопрос, ни один из них на него не ответит, обидятся только. Но Дом постепенно раскрывает их истории. Нашептывает мне поскрипыванием половиц, намекает запахом мятного чая, рисует капельками осенней мороси на окне.
У нас в Приюте очень не любят одну человеческую сказку – «Русалочку» Андерсена. Я прочел ее вслух как-то, увидев аналогию.
Гаррет очень внимательно слушал, раскачиваясь в кресле-качалке, Мириам мыла посуду, а Рудольф буравил меня своими сверкающими глазками, хищно раздувая ноздри – непонятно, слушал ли вообще или думал о золоте. Но нет, когда я закончил, первым заговорил именно он.
- Это дурная сказка, - его свистящий, чуть надтреснутый голос сочился ненавистью. Проблема была в том, что он так звучал всегда: испытывай Рудольф истинную нежность или попытайся искренне признаться в любви – эффект один.
- Почему?
- Девчонка слишком мало заплатила за свой каприз.
- Всего-то поплатилась жизнью… - не сдержался я, но Рудольф будто меня не слышал, он смотрел в окно, наблюдая за дождем.
- Всего лишь ногами как по битому стеклу… на цыпочках. Но если бы мне кто дал ее красоту! Я бы…
Он осекся, огляделся по сторонам, как вор, за которым пришли.
Гаррет перестал раскачиваться в кресле-качалке, Мириам закончила мыть посуду, я отложил книгу… Все смотрели на него. Не знаю, почудилось ли, но в тот момент во взгляде загнанного в угол Рудольфа полыхнула настоящая, искристо-красная ненависть. Как кровь с шампанским. Или как огни, которые появляются на дороге, ведущей из мира таинств в мир людей, когда кто-то пытается перейти границу. Кто-то, взявший в багаже слишком много нечеловеческого зла.
- Да. Когда-то я тоже любил человеческое отродье.
Рудольф посмотрел на свои руки – пожалуй, единственное, что у него было красивого по меркам людей – длинные ровные белые пальцы, как у пианиста. Как насмешка над маленькими узловатыми ручками лепреконов…
- Я прошел из своего мира в тот. У меня было много золота. Я копил его десятилетиями и хотел обменять на силу. Я собирался раздать его алчным людям и, выпив их души, окупить вложения сполна. Мне хотелось власти и уважения своего народа. Все этого хотят. А потом я должен был вернуться. У меня был друг, вернее, приятель. Его звали Риц. Я собирался принести пару душ ему, он бы мне за это отдался. Знаете, он был красивым лепреконом. Его носу и ушам мог позавидовать каждый. Но люди… - Рудольф презрительно сплюнул на пол. – Вы ничего не смыслите в красоте лепреконов.
Мы молчали, боясь его спугнуть. Напоминать ему, что тут нет людей, было излишним.
- И я обогатился. Я подолгу выбирал подходящих кандидатов, пестовал их, как мать ребенка, сопровождал каждый шаг, пригоршнями кидая под ноги богатства. Они звали это удачей... А потом я наткнулся на него. Очень непростой экземпляр! Он не любил деньги, казалось, но я почувствовал истинный потенциал! Он стоил пятерых, а то и дюжины собранных мной душ. И я решил, достану его и сразу махну обратно, домой.
Достал.
Рудольф замолчал, снова уставясь в одну точку. Его ноздри раздувались.
- Он был такой… как сказать? Как клад. Большущий клад, какой только можно найти. Даже гора золота не сверкала так сильно…
Я сопровождал его, давал ему все, что пожелает. Следовал за ним всюду. Надышаться не мог на свое сокровище. Сдувал пылинки… Я даже раздобыл зелье, которое вылечило его старую больную собаку, только бы он не переживал, что его шавка сдохла. Он был к ней очень привязан.
Мой «клад» долго не поддавался, но я все же добился своего. Этот человек пошел по пути наживы и превзошел всех прежних… В последнюю ночь я сидел в изголовье его кровати, смотрел, как он спит… И не мог забрать его душу. Мои руки тянулись довершить начатое, но внутренности словно превращались в клубок ядовитых змей, стоило мне представить, как это будет. Без него.
Я слишком долго жил среди людишек, не замечал, как меня травят. Как меняюсь. Дома меня предупреждали, что я ступил на опасный путь. Тот мир пьет тебя так же, как ты пьешь его. Высасывает и выбрасывает, как падаль.
Больше Рудольф тот вечер ничего не сказал, и вообще больше не поднимал тему, возможно, жалея о своей откровенности. Но ему и не нужно было – мы знали конец.
Русалочка обратилась к злой ведьме… Неизвестно, кто именно «удружил» Рудольфу, но ему дали то, что он просил. Даже без пыток и обещаний страшной расплаты – он хотел человеческий облик, и он его получил.
Я почему-то очень четко представляю, как лепрекон Рудольф, зеленый коротышка с глазами-буравчиками, неделями ходил вслед за объектом своей страсти. В кармане у него уже лежала заветная фляга. Иногда он проверял, на месте ли она, гладил, как кошку, своей маленькой, похожей на клешню, ручкой.
А потом выпил. И испытал боль. А может, вовсе ничего не испытал. Заснул одним, проснулся совершенно другим. Перешел грань.
Рудольф, которого мы знаем сейчас – это тощий человек среднего роста с жидкими волосами и очень дурной, землистого цвета кожей. Добавьте ко всему прочему кривой нос, с уродливо раздувающимися при каждом вдохе ноздрями, желтые зубы и темные, узко посаженные блестящие глазки. В нем вроде и нет ничего такого, что вселяет ужас, но без подготовки на него невозможно смотреть две секунды кряду, настолько отвратительным он кажется.
Остаток этой истории я узнал позже у Рица, его несостоявшегося любовника. В тот самый вечер, когда Рудольф еле дошел до дома, весь израненный. Мы тогда чуть его не потеряли. Я долго практиковал на нем свои способности к врачеванию, очень устал и вышел на улицу покурить.
Риц сидел на скамейке возле Дома. В сам Дом он зайти не смог, но скамейка к Дому никак не относилась, просто стояла поблизости, как случайная соседка. В сумерках я не сразу заметил маленького человечка в большой темной шляпе. А когда заметил, вначале испугался: окажись рядом его агрессивно настроенные собратья, я бы навряд ли успел укрыться.
- Он выжил? – спросил Риц, когда пауза уже слишком затянулась.
- А тебе что за дело? Ты же его выдал, верно?
- Верно.
Риц хмуро молчал, скрывая от меня лицо за полями широкой ляпы, он не казался мне злобным, поэтому я сел рядом.
- Теперь ты жалеешь?
- Нет. Ему лучше было умереть.
- Это ты так считаешь.
Он вскинул голову, и я, наконец, увидел его глаза. Светло-серые, очень светлые. Необычно для лепрекона. И большой нос, загнутый, как клюв совы. Кажется, у них это считается очень красивым. Рудольф многое потерял, наверное.
- Из-за него я не получил свои души. И надо мной теперь все смеются – меня же променяли на человека.
- Почему-то мне кажется, что тебе обидно и досадно не только из-за этого.
- А из-за чего еще? – он скрипуче рассмеялся. – Вы, люди, очень глупы.
И все же мне послышалась в его голосе горечь.
- Он бегал за этим человеком десять лет. Стал его поверенным, ел в его доме, носил его вещи, чуть ли не жил с ним. Но стоило ему заикнуться о своих желаниях, как он тут же оказался на улице. Этот человек не позволил ему даже остаться до утра.
Я молчал, докуривая сигарету. Что тут скажешь? Печально. И все.
И тем не менее, я в тот момент завидовал Рудольфу. У него была такая интересная история. И завидовал Рицу – он ведь тоже был влюблен. В человека, пусть и бывшего лепрекона. Несчастливо, но… Я вот не имею никакой грустной истории. Она есть у всех жителей Приюта, даже у наших редких гостей есть, у каждого своя. А у меня никакой. Только воспоминания запаха хвои, желтый мишка… или желтая машина?
Огорчаюсь, потому не могу сосредоточиться. Я вроде бы совершенно обычный, если не считать этих шуток с памятью. Правда, иногда я не помню, какого цвета у меня глаза. Даже не так: я думаю, что они зеленые, а они оказываются карими. Когда я принимаю за правду, что мои глаза карие – смотрю в зеркало: голубые. Так же со всей моей остальной внешностью. И, главное, не только я, вообще никто не может точно сказать, как я выгляжу, но все почему-то узнают, просто знают, что вот это – я. Мое лицо всегда разное, и всегда знакомо.
Возможно, я потерял свой облик вместе с памятью во время перехода… Или раньше, когда падал с неба на землю огненным шаром. Это не так важно. Но все же жалко памяти.
Я вздыхаю и уже было решаю отправиться на кухню к Мириам, чтобы посмотреть и понюхать, как она будет заваривать чай. Но не тут-то было.
Дверь Дома распахивается, с грохотом бьется о косяк. Я смотрю на впорхнувший серебристый вихрь с запахом лета и каких-то невиданных цветов. Чудесно ощущать такой запах осенью… В этом вся Бригитта. Она смеется, грациозно усаживаясь на колченогую табуретку, будто это самый правильный высокий барный табурет на свете. Она вообще называет наше жилище – Трактир. Наверное, так ей представился Дом при первой встрече. Не знаю, что именно она видит, но я никогда не слышал про трактиры, в которых вместо вина подают чай, а вместо ужина и теплой постели зачастую - обычную беседу. Или какую-нибудь покрытую пылью историю.
Впрочем, Бригитте постель не нужна. Она призрак. И потрясающая красавица. Ее длинные волосы струятся серебристой волной. Они, в отличие от нее самой не полупрозрачные, а густые и воздушные, как кучевые облака. Еще у Бригитты зеленые глаза. Как у кошки, кажется, что они горят на матово-серебристом лице. Но дело даже не в красоте этих глаз… Они объясняют, почему Бригитта осталась на границе, не смогла перейти черту.
Человеческие глаза на лице призрака. Она вся словно выткана из серебряных паутинок, а глаза – яркие, живые. Это и страшно, и завораживает. Тот случай, когда говорят «страшно красиво», потому что по-другому и не скажешь. Как с ней это произошло, я не знаю. Ни я, ни даже Приют-Трактир не решились ее об этом спросить.
Бригитта поправляет тонкой рукой свои шикарные серебристые кудри, расправляет складки юбки.
- А где наша криволапка, на кухне? – спрашивает меня небрежно. Она недолюбливает Мириам, не знаю почему, и это взаимно. Я уже устал просить так ее не называть, поэтому молчу.
- Да ладно, Дом. Я пошутила.
Да, они зовут меня «Дом». И Бригитта тоже. Может потому наше жилище для них - то Трактир, то Приют. Есть такая детская считалочка «Дом, который построил Джек». Так вот, «Дом, который построил Дом» - не звучит. А вот трактир «У Дома» или «Дом приютил» звучит еще как.
Я со вздохом покидаю Бригитту, сославшись на то, что очень хочу напоить ее чаем. Бригитта не пьет чай, и вообще ничего никогда не пьет, но с энтузиазмом соглашается.
Тем более что в комнату заходит Гаррет. Ему приходится согнуться, чтобы пролезть в дверной проем, настолько он высокий и несуразный, как большое насекомое. Сходства с насекомым добавляют большие прозрачные крылья, как у стрекозы, которые сейчас аккуратно сложены на спине.
Увидев его, Бригитта просияла.
- Миледи, - Гаррет поклонился и поцеловал ей руку. Бригитта благосклонно улыбнулась в ответ и с показной тщательностью расправила складки своей воздушной юбки. Для них это игра. Хотя, допускаю, что галантность Гаррета не была наигранной. Она такой и не казалась. Он был настоящий принц, принц фейри, маленького крылатого народа, облюбовавшего зеленые холмы далекой страны в Том мире. Кто-то до сих пор остался там, кто ушел в Этот, где не было людей. Гаррет по понятным причинам пройти не смог.
Наверное, он был когда-то очень красивым, он и сейчас не страшен, у него вполне приятное лицо. А вот длинное несуразное тело… Проклятие потрудилось на славу. Кто и за что его так – пока, видимо, узнать не пришло время. По версии Гаррета: он спасал свой народ. Хотя то, что с ним стало, больше похоже на попытку перейти грань в человеческий мир, выпив зелье, как сделал Рудольф, только что-то пошло не так, и итог оказался куда более плачевным.
Оставив принца фейри любезничать с девушкой-призраком (кровожадной убийцей всех своих прежних мужей, если верить злой молве), я отправился на кухню к Мириам.
Как всегда, когда ей казалось, что за ней никто не наблюдает, она пела. Тихо, вполголоса – иначе мы бы все уже спали беспробудно – но все равно слаще звуков я не слыхал. Очень люблю слушать, как она поет.
У Мириам красивое лицо с крупными, выразительными чертами; большие синие глаза с поволокой способны заставить чаще забиться сердце любого мужчины. Я уж молчу про густую русую косу, обернутую сейчас вокруг головы, и невероятно красивую, пышную и высокую грудь. Такой бы могла позавидовать и Бригитта... Но, увы, красива Мириам была лишь по пояс... Ее наполовину скрывал кухонный стол, за которым она устроилась, нарезая овощи к обеду. Она всегда старалась, чтобы между ней и остальными была какая-то преграда. А если так не получалось, то просто накрывала ноги пледом. Раньше она скрадывала свое уродство длинной юбкой со шлейфом, но насмешки Бригитты сделали свое дело. Не понимаю, почему та прицепилась к бедняжке.
Мириам узнала меня по шагам, улыбнулась по-доброму, чуть присев в неуклюжем реверансе.
- Ужин уже почти готов.
- Так долго?! Я с голоду помру, – я изобразил на лице детскую обиду, устраиваясь напротив нее и опустив голову на скрещенные руки – все-таки просто подпирать щекой столешницу было жестко.
Мириам рассмеялась:
- Врешь ты все – не помрешь! - и тут же засуетилась над котелком. Я наблюдал за ее действиями, лениво думая о том, что она все же очень красивая и когда-нибудь найдет себе нормального парня. Из Того мира, или из Этого, но он обязательно придет.
А пока… Мириам действительно была отличной кухаркой. Без нее, как и без золота Рудольфа, навряд ли мы бы справлялись.
А ее история – в ней есть толика юмора, или рассказчица просто умела все так преподнести. Она тоже связана с Тем миром и с людьми.
Мириам – бывшая сирена. И типичная «золушка». Мачехи, впрочем, у нее не было, но имелись две сестры, вместе с которыми она топила корабли, заманивая их сладким пением на острые камни. Шли тысячелетия, Мириам, как любой нормальной девушке, сделалось скучно жить на каком-то сером скалистом острове с двумя незамужними старшими сестрами и петь о вечном блаженстве – она заманила в плен своих чар кого-то из моряков и уплыла искать свое счастье. То, что как любая сирена, нижней частью туловища она была подобна птице, причем весьма непривлекательной и неуклюжей, ее не смущало. Она пела, пока корабль не пришел в большой порт. Потом нашла «фею-крестную», которая удружила ей с эликсиром…
Смешно, но выслушав ее историю, я уже всерьез задумался о том, что есть какой-то специальный демон, который развлекается такими шутками. Или в мире Таинств уже запущено целое производство ядов, обращающих теневых созданий в людей.
Но слава всем богам сразу, случаи превращений все же были уникальны, иначе мой ветхий Приют был бы забит до отказа.
В любом случае, сирена выпила яд. Красивей и грациозней она от этого не стала, но птичьи лапы превратились в толстые человеческие ножки, нижняя часть тела осталась по-прежнему грузной, но большую уродливую птицу больше не напоминала. Мириам стала карлицей. Но ее, в отличие от Рудольфа, такие неприятности нисколько не смущали. В том веке были модны пышные длинные юбки, верхняя часть Мириам была прекрасна, нрав весел и голос так сладок, что не заслушаться им было невозможно. Она очень любила описывать свой первый бал. И очень не любила рассказывать про свадьбу.
Нетрудно догадаться, какой шок испытал жених в первую брачную ночь, раз уж скончался от удара в тот же миг, как увидел ее. Хрустальная туфелька его жене явно бы не подошла по размеру, прискорбный факт. Недолго Мириам пробыла молодой и счастливой королевой. Сама она относилась к этому с иронией и даже по секрету показала мне корону, предложив ее как-нибудь продать. Я наотрез отказался, решив, что такие вещи надо обязательно хранить, как память. Память ведь штука очень ценная.
Я дождался, пока Мириам закончит с готовкой, подхватил котелок, предоставив ей нести поднос чаем, и вышел к нашим гостям.
Их незаметно прибыло: вслед за Бригиттой прилетел маленький нетопырь, еще совсем ребенок с длинными пушистыми ресницами и темными мягкими, как бархат, ушами. Большие перепончатые крылья он скромно сложил, повиснув на дверном косяке вниз головой. Говорят, его мать была человеком. Может, потому его мордашка была смазливой, а не будто вылепленной наспех, как большинства нетопырей.
Мириам налила всем чай и устроилась в углу, плотнее закутав ноги пледом. Исподтишка она наблюдала за Бригиттой, которая казалась поглощенной разговором с Гарретом и вовсе ее не замечала. Обманчивая иллюзия, конфликт мог вспыхнуть в любой момент.
- Ты пойдешь на открытие Врат, Дом? – спросила Бригитта, тряхнув своей серебристой головкой, ее голос звучал капризно. – Гаррет вот пойдет.
Я пожал плечами.
- Ты опять будешь драться со мной?
Бригитта в ответ повторила мой жест, ее зеленые глаза озорно сверкнули.
- Может быть, и буду. Посмотрим.
Открытие Врат – это праздник, который как Новый Год у людей – раз в году. Он же еще как «горящая путевка» между мирами. Сегодня любой может добраться из Этого мира в Тот, и наоборот, минуя все пересекающиеся дороги и сомнительные перекрестки. Легко и почти безопасно. Если Врата удается открыть. Но обычно с другой стороны их всегда кто-то держит. Это как игра, своеобразный ритуал. В положенный час силы Этого мира подтягиваются к границе, но чаще всего пройти никто не пытается. Все только делают вид: одни – что пытаются открыть дверь, другие - что ее держат. Иногда выходило довольно забавно – как, например, в ту ночь, когда сражались два всадника – темный и светлый. Светлый был почему-то весь в крови, хотя его никто не ранил. Я от души смеялся, когда узнал, что темный рыцарь сражался за людей, а светлый пытался пройти во Врата, чтобы пронести какую-то страшную болезнь средневековья – чуму или холеру. Шутники. Я откуда-то знал, что чумой никого больше не напугаешь.
Но пару раз все было вполне всерьез. И в один из этих разов я схлестнулся с Бригиттой – все реально пошли стенка на стенку. Кто-то даже погиб, говорят. Хотя в праздничную ночь это почти невозможно. Гаррет очень переживал, не зная, чью сторону принять: дама, которую звал дамой своего сердца, схлестнулась с человеком, которому он был обязан жизнью. Его мучения прервал Рудольф: я очнулся в Приюте, с шишкой на голове, а Бригитта долго потом у нас не появлялась. Не знаю уж, что именно добрый Рудольф ей сказал или пообещал сделать…
Вот, кстати, и он. Легок на помине. С его приходом очаг Приюта сам начинает гореть ярче, показывая, что все теперь в сборе.
- Я думал, вы уже там…
Он неопределенно повел головой куда-то в сторону окна, за которым уже мелькали красные огоньки и блики факелов.
- Нет, мы подойдем позже. Выпей с нами чаю.
Обычно все боятся пропустить начало, но нам это не грозит: как только будет пора, наш Приют будет трястись, как при землетрясении, ведь мы же стоим на самой черте. На перекрестке дорог.
Рудольф принимает чашку из рук Мириам; спрашивать его, где пропадал – бесполезно. Лепреконы очень скрытный народ, все равно не ответит. Дом тем временем начинает ощутимо дрожать, у Рудольфа в чашке зазвенела ложечка, в буфете недовольным дребезжанием отозвалась прочая посуда. Мириам охнула и понеслась ее спасать. Видимо, с прошлого года там опять завелось что-то ценное из фарфора. И опять, скорее всего, это ценное спасению подлежать не будет. Слишком уж тут к ночи весело.
Гаррет поднимается со своего места, протягивая руку Бригитте, я тоже неохотно поднимаюсь следом – все-таки оставаться в доме, который трясется, и чуть ли не подпрыгивает, будто стоит на вулкане, мне не хочется.
Маленький нетопырь радостно сорвался с насиженного места и, хлопая крыльями, унесся в ночь – пора.
- Мириам, ты идешь?
В этот раз все должно было пройти, как обычно. Гладко, может быть, с парочкой прорывов в обе стороны. Я знал, что потом мы вернемся, возбужденные и насытившиеся впечатлениями на год вперед, сядем за стол, и Гаррет, скорей всего, расскажет свою историю. Он был последним постояльцем Приюта, про которого я ничего не знал. А если не он, то Бригитта вспомнит кого-то из своих мужей, или маленький нетопырь будет трещать без умолку, рассказывая последние сплетни.
Мы вышли на улицу, огляделись. Место, выбранное для прорыва, мы заметили сразу, по скоплению огней и факелов вокруг. В этот раз они подошли совсем близко… даже слишком.
Мы старались держаться вместе на случай, если лепреконы завидят нас в толпе и решат напасть. Зарослей мы тоже сторонились, и вообще не держали кустов возле дома – чтобы фейри не смогли добраться до своего бывшего принца. Кто их знает, этих крылатых человечков, они даже людей считают массивными уродцами, несложно представить, что они думают о нашем Гаррете.
Земля задрожала под ногами снова, и мы прибавили шаг, потому что, кажется, вышли поздновато – что само по себе было странно. Печать только начали ломать, но она сама будто поддавалась, я отчетливо слышал по звуку! Еще даже не все защитники успели стянуться на потеху.
Мы бросились бегом. Такой поворот событий мог привести к катастрофе. Вдруг, раз все так легко получилось и никто почти не оказал сопротивления, слишком многие решат прогуляться в Тот мир?
Мы успели как раз в момент, когда Врата начали открываться. Но открывались они не с нашей стороны, а с Той. На моей памяти такое было впервые. В мире людей просто не могло быть столько темных существ. Или что-то случилось, и все теневые создания земного шара ломятся домой?!
Пока я лихорадочно размышлял, Врата беспрепятственно открылись. Но никакого потолка сил или существ не хлынуло через них в Этот мир. Да, поднялся жуткий ветер, земля задрожала, факелы погасли, все попадали… Потом Врата закрылись. Сами. И все. Как в дурном анекдоте.
Я, еще оглушенный происшедшим, ничего не понимая, поднялся с земли. Рядом парила Бригитта, где-то поблизости монотонно бубнил Рудольф, пытаясь успокоить разнервничавшегося Гаррета. В воздухе пахло гарью и еще почему-то… хвоей?
- Смотри.
Я проследил взглядом, куда указывала Бригитта и замер. Никаких теневых сил не прошло через Врата, это правда, но… С земли поднимался, отряхиваясь, какой-то светловолосый парень в джинсовой куртке, и вообще выглядевший, как человек.
- Он и пахнет, как человек, - сообщил маленький нетопырь, подлетая. К счастью, он реально узнавал новости быстрее всех.
Человек. Обыкновенный. Настоящий.
Толпа теневых существ замерла, некоторые не видели людей никогда и испытывали теперь нечто вроде страха, другие же… Я не докончил мысль, поняв, что еще пару секунд, и его разорвут в клочья.
- Хватай парня и бежим, - прохрипел я, от нервного напряжения горло будто свело.
- Как скажешь, - равнодушно откликнулась Бригитта, взлетая в воздух вслед за нетопырем.
По толпе прокатился вой, от которого даже у меня затряслись поджилки.
- Надо валить отсюда, - озвучил общее мнение Рудольф. Спорить с ним никто не собирался, и мы бегом бросились прочь. Я от души надеялся, что Бригитта не упустила добычу и случайный гость из Того мира еще жив, но проверять времени не было. Куча озлобленных тварей, которым испортили шоу – это не шутки. Раз бой за Врата не состоялся, они будут драться друг с другом просто так, от злобы. И, может быть, нам повезет, и про человека они забудут. А даже если и нет…
Никто, не относящийся к границе, не может долго на ней оставаться, не переходя черту из Этого мира в Тот. Они побесятся до утра и разойдутся. До следующего года. Мало кто решится рисковать, оставшись. Никогда не знаешь, какая из дорог и куда утянет тебя с перекрестка…
Отдышались мы лишь на пороге. Приют ожидал нас, тревожась, с распахнутой дверью, мы гурьбой ввалились внутрь, но мне пришлось задержаться, чтобы дверь не захлопнулась у нас за спиной, рядом нетерпеливо щелкали замки и затворы – Приют очень переживал и старался закрыться. Окна захлопывались одно за другим, предупреждая вторжение. Дверь пыталась сделать то же самое, но я не давал, и вскоре ко мне присоединился Гаррет, подставив свое широкое плечо – он так поступал, потому что Бригитта осталась снаружи. Хотя что может сделаться призраку? Но я не стал этого озвучивать, самому мне жаждущую оградить нас от опасности дверь сдерживать было бы уже не под силу.
Бригитта задерживалась, потому что ноша оказалась не самая легкая, парень был взрослый, не ребенок, мог и начать сопротивляться, очухавшись. Первым мимо нас пронесся маленький нетопырь, влетел черным снарядом, ударился об противоположную стену и тряпочкой шмякнулся на ковер.
- Ужас, - прокомментировал он, открыв один глаз. Но, вопреки своему заявлению, выглядел скорее довольным, пусть и уставшим, чем испуганным.
Пока я собирался уточнить у него, что же именно ужасного происходило за дверью – явилась Бригитта. Она влетела серебристым благоухающим смерчем, стремительно, но врезаться в стену и падать на ковер не стала, лишь шмякнула рядом с нетопырем, похоже, бесчувственного человека.
Пока я пялился на человека, снаружи послышалось такое красноречивое рычание, что мы с Гарретом тут же влетели внутрь, дверь захлопнулась, лязгая затворами. С той стороны ее очень убедительно трясли. На пороге красовался след от когтей. М-да. Редкой твари удается зайти на порог, и Приют еще будет мстить нам за эти царапины, я уверен, можно попрощаться с запасами крупы и поздороваться с мышами-призраками.
- Тарелки уцелели, - сообщила Мириам, прижимая к своей пышной груди стопку спасенного фарфора. Кажется, она очень мудро поступила, что с нами не пошла.
Дверь продолжали интенсивно трясти, теперь уже ломились и в окна.
- Наверх его, - предложил я, стараясь не смотреть на человека. – И свет погасите везде, так они быстрее уймутся.
- Ты думаешь? – скептически поинтересовался Рудольф. Что он был, мягко говоря, не доволен, догадаться было несложно, но я пока это проигнорировал, решив отложить разговор на потом.
Человек в нашем доме. Боги. Уверен ли я, что все будет хорошо? Не уверен.
- Им же нужно успеть вернуться своей дорогой до рассвета, иначе заблудятся и попадут не туда.
Фишка двух пересекающихся дорог как раз в том, что теневую, ведущую в Этот мир, видно лишь в темноте, а ту, что ведет в мир людей – лишь днем. Вместе они вроде как не существуют, но при этом пересекаются. Эта странность сейчас очень сильно играла нам на руку: поорут до восхода солнца и разойдутся. По крайней мере, я очень на это надеялся.
Человек был уложен спать наверху, а мы собрались на совет в гостиной.
- Ты не можешь оставить его здесь, - сразу заявил мне Рудольф. И с ним никто спорить не стал, даже Бригитта.
Я устало потер виски.
- Ну а что ты предлагаешь? Выбросить его на растерзание?
- Да.
Я не удивился, услышав такое от Рудольфа. Странно было только, что благородный Гаррет молчал. Неожиданно меня поддержала Мириам. Она подошла и решительно ткнула Рудольфа пальцем в грудь.
- Он остается. Или я оставлю тебя без ужина.
Рудольф только хмыкнул. Гаррет развел руками, демонстрируя всем своим видом важность аргумента.
- Как же кое-кто мечтает выйти замуж, - ехидно заметила из своего угла Бригитта. Немножко очухавшийся маленький нетопырь сидел на спинке ее кресла.
- Дура, - не оборачиваясь, бросила Мириам.
Их перепалки почему-то сегодня злили меня особо. Все пошло не так, как я хотел. Впрочем, когда все шло по-моему?!
- Он остается, - повторил я следом за Мириам уже вполне очевидный факт. – Приют его принял. А через год отправим его обратно.
- Будем ждать открытия Врат? А по дороге в мир людей его отправить не вариант?
- Он не дойдет, - вмешалась в разговор Бригитта. – Эти дороги не предназначены для людей. Да и… - она сделала неопределенный жест рукой, потом ткнула пальцем в нетопыря. – Там много всяких тварей, вроде вот этого, которые мечтают полакомиться человечиной. Один он точно не дойдет.
Маленький нетопырь возмущенно захлопал крыльями, но его никто не стал слушать.
Так в нашем Приюте появился Том Беннет.
В первый вечер я решил сам отнести ужин в его комнату, и когда зашел, увидел, что он уже не спит: сидит на кровати, запустив пальцы в растрепанные светлые волосы. Вроде бы такой обычный по своей сути, устроенный проще, чем большинство тварей Этого мира, но при этом редчайшая, почти немыслимая тут диковина – человек.
Я поставил миску с едой на столик у кровати и уселся рядом. Он поднял голову и посмотрел на меня светлыми человеческими глазами, серыми, кажется. А вокруг зрачка желтые точки.
- Я на границе? – спросил он. Я кивнул, не удивляясь даже, что он знает понятия.
- Мне надо дальше.
- Тебе туда точно не надо. Да и не сможешь туда сейчас уйти.
- Надо.
Я только пожал плечами,
- Сейчас тебе туда попасть нереально. Потом, наверное, тоже. Так что останешься пока здесь, - я поднялся, собираясь уходить. – Можешь называть это место Приютом.
- А ты Дом, верно? – спросил он. Его глаза блестели, как у больного в лихорадке.
- Откуда ты меня… - я прервал себя на полуслове. Все-таки не дело встречать гостей расспросами. – Располагайся.
- Меня зовут Том, - крикнул он мне вслед, когда я уже закрывал дверь. – Беннет.
- Очень приятно, Том, - тихо отозвался я, пусть он уже не мог меня слышать. Ступеньки лестницы успокаивающе поскрипывали под ногами, пытаясь, видимо, намекнуть, что все будет хорошо.
Время текло, на границе выпал первый снег, пушистый и легкий, как пух в перинах, которые сегодня с утра взбивала Мириам. Может, это она своими действиями наколдовала? Я довольно жмурился на рассвет, гордо встречая его на крыльце с дымящейся чашкой кофе и сигаретой. Розовая полоска, пробившаяся все-таки из-под низких серых облаков. Зимой на границе редко встретишь солнце… Забавно, но я был счастлив. Совершенно незнакомое мне, иррациональное состояние. Как правило, я просто был спокоен, не пытаясь никак обозначить, что испытываю в тот или иной момент. Тревога, радость, удовольствие, страх – все это существовало будто само по себе. Я никогда раньше так не останавливался, не замирал, отстранившись от всего вокруг, чтобы понять одну простую вещь: я счастлив. Что произошло? Я мог бы покривить душой, но ответ прекрасно знал. У меня есть свое место, есть существа, которые мне очень дороги, и которым дорог я сам, есть… Том Беннет.
Как раз в этот момент он был во дворе, колол дрова, чтобы Мириам могла растопить печку. Снег белым пухом ложился ему на светлые волосы, совсем запорошил, а он будто не замечал, увлеченный своим занятием. Рубашку он скинул… Жарко сделалось, видимо. Я чуть сильнее стиснул в пальцах кружку и принялся смотреть вниз, на деревянные, слегка подгнившие доски крыльца. Узоры дерева тут же с готовностью выдали мне фразу: «Дом влюбился». Чертыхнувшись, я поднял голову. Том перестал колоть дрова и задумчиво смотрел на меня.
Я заставил себя улыбнуться, приветливо отсалютовал ему кружкой и поспешил убраться с крыльца. Лучше пойду на кухню, буду мешать Мириам, чтобы приготовление борща не казалось ей таким легким и приятным делом.
- Доброе утро, Дом.
Когда я зашел на кухню, Мириам сразу перестала петь. Я огорчился, но не сильно – божественный запах супа был почти так же хорош, как ее пение.
- Доброе утро, красавица.
- Том во дворе?
- Ага. – Я стараюсь не улыбаться, как идиот, от уха до уха, но получается плохо.
- Ты его отвлекал. – В голосе Мириам явно слышится осуждение.
- Неправда! Я просто стоял на крыльце с чашкой.
- Угу. Вот поэтому он и работает сегодня со скоростью пьяной мухи, искупавшейся в пиве.
Кажется, в последнее время я осознал еще одну шокирующую вещь про себя: оказывается, Дом умеет краснеть. Дабы не заострять на этом внимание, я, как мне показалось, мастерски сменил тему:
- Рудольф еще не вернулся?
Мириам пожала плечами.
- Нет. Ушел на болото и, судя по тому, как его не хотел отпускать Гаррет, опять с кем-то драться.
Хорошее настроение, как рукой сняло. Рудольф никогда со мной не советовался, когда решал свои дела, и это было плохо.
- Оружие он взял?
- Да. И полный набор для изгнания демонов.
- Хреново. – Я помолчал, заглушая муки совести. Вдвоем с Гарретом мы бы его отговорили. – Может, пошел разбираться с тем старым нетопырем, с которым повздорил на почве виски и разницы во взглядах на происхождение Врат?
Мириам покачала головой.
- Тогда с кем он будет находиться на этой «почве виски» и обсуждать Врата? Не с Гарретом же.
- С Бригиттой может, - ляпнул я и прикусил язык. С той ночи, когда появился Том, мы ничего про нее не слышали. Странно, но мне казалось, что Мириам за нее волнуется.
- Пусть тогда и уходит вслед за ней в Этот мир.
- Я не думаю все же, что Бригитта перешла. Как?! Да и не попрощавшись даже…
Мириам очень серьезно посмотрела на меня, ее синие с поволокой глаза казались сейчас совсем взрослыми, глаза пожилой женщины на юном лице. Я постоянно забывал ее возраст, но в такие моменты будто видел дорожки несуществующих морщин, которые должно было проложить время.
- В любом случае ее больше здесь нет.
Мириам хлопнула дверцей кухонного шкафа, показывая всем видом, что разговор окончен.
Это немножко подпортило мое безмятежное утреннее настроение, кофе остыл, снег закончился. Впрочем, любое волшебство тем и хорошо, что конечно. Я сразу вспомнил все попытки Тома уйти. Он дважды выходил на дорогу. В первый раз – почти сразу после своего появления. Вернулся сам, через полчаса, его всего трясло. Рассказывать, что его так напугало и заставило вернуться, он не стал, но мы и сами догадывались прекрасно. Второй раз был совсем недавно.
Прошло достаточно много времени, все к нему успели привыкнуть, даже Рудольф… И это было как гром среди ясного неба – я оказался совсем к этому не готов.
Том вышел к завтраку с очень большим рюкзаком и абсолютной решимостью во взгляде.
- Ты никуда не пойдешь, - сразу сказал Рудольф, только посмотрев на него. Странно, но эти двое со временем неожиданно поладили.
- Пойду. Не останавливай меня, Дом. – Смотрел он в тот момент только на меня.
Я пожал плечами. Что мне за печаль до Тома Беннета? Зачем мне останавливать его?
И он ушел. Приют сразу затих с его уходом. За окном начался дождь.
- Тучи серьезные, наверняка будет гроза, - сказала Мириам.
- Да, наверное. - Я рассеянно глянул в окно.
Дождь.
Не могу сказать, что произошло. Просто я вдруг сорвался и выбежал на улицу. Содрогаясь, выбрал заметную в темноте дорогу в Этот мир. Я ступил на нее, осознавая, что назад пути уже не будет. Не повернуть. Только сойти, на свой страх и риск, чтобы потом вернуться. Прошел час, Том уже мог быть далеко.
Я нашел его за первым поворотом. Он стоял, не снимая с плеч рюкзак, и смотрел вперед, хотя впереди была только темнота. Такова уж эта дорога – она петляет, и ничего не разглядишь дальше нескольких метров.
- Том! - позвал я его. Он вздрогнул и обернулся. Я подбежал к нему, схватил за руку, утягивая в сторону с дороги.
- Пришел. – Желтые точечки в радужке его серых глаз увеличились, образуя подобие цветка вокруг зрачка. Так случалось, когда он бывал чем-то взбудоражен. – Я уж не думал… - Он не закончил фразу. Я почувствовал прикосновение сухих обветренных губ к своим губам. Меня впервые целовал человек. Меня впервые вообще так целовали. Я не помнил точно… Но откуда-то знал, что в таких случаях, если хочется – надо целовать в ответ и можно прижаться и обнять крепко-крепко. Я перебирал его светлые волосы, удивляясь, как такие тонкие могут быть густыми и жесткими на ощупь. Он отстранился первым, рассмеялся счастливо.
- Целоваться на дороге в Этот мир. Да мы больные.
Я кивнул, не в состоянии сказать хоть что-то. Я вдруг понял, что в этот момент началась Моя история. До этого я знал и слушал только чужие…
Дом влюбился. Теперь эти слова преследовали меня повсюду. Соберись я сейчас сунуться пошуровать поварешкой в кастрюле Мириам, наверняка нарезанные листики капусты тут же объединились бы в эту фразу. Хоть в собственную тарелку не заглядывай, и вообще, глаз не открывай. Я понял, что снова счастливо улыбаюсь.
Привлеченные запахом, на кухню заглянули Гаррет и Том, всем своим видом намекая, что пора бы и обедать. Мириам не хотела начинать без Рудольфа, но тот и так опаздывал уже на час. Пришлось.
Мы расположились, следуя традиции в самой большой комнате, которую звали гостиной. Там и окна больше, и дверь входную видать. Да и гостю сразу видно, чем заняты хозяева: не заподозрит никто, что к его приходу спрятали все угощения.
Не успели мы приняться за еду, как дверь с шумом распахнулась и очень характерно ударилась о косяк, сбивая старую облупившуюся покраску. Так дверь открывало лишь одно создание на всей границе – Бригитта. И лишь она могла так влететь серебристым вихрем… Как я понял, насколько успел ее узнать – весьма сердитым в данный момент серебристым вихрем.
- Он у вас что, вообще с ума сошел?! – заорала она на нас, опускаясь серебристым облаком в кресло и расправляя легкую юбку.
- Не шуми, женщина, - следом за ней вошел Рудольф. Причем шел очень неуверенно, и его и так кривое лицо было искажено гримасой боли. Мы все повскакали с мест, я лишь отметил, что крови не видно.
- Где ты был? – мой голос дрогнул, пусть я и старался казаться сердитым и возмущенным.
- Проучил парочку инкубов, которые приставали к Мириам на базаре.
- Так проучил, что мне его еще пришлось и спасать! – недовольно отозвалась со своего места Бригитта.
Рудольф лишь презрительно скривил губы. Он снял через голову рубашку, и я увидел, что он весь в лилово-черных синяках. Такие бывают, когда швыряют проклятием, а на жертве надеты амулеты. Судя по тому, что никаких амулетов сейчас на Рудольфе не было, они все сгорели. Бригитта действительно успела очень вовремя.
- И никакой благодарности! – она осуждающе покачала головой. – Он просто грубиян, Гаррет.
- Я поговорю с ним, миледи! – с готовностью отозвался Гаррет и вышел из комнаты.
В этот момент я, наконец, немножко вышел из ступора.
- Почему ты мне ничего не сказала? – спросил я Мириам, которая лишь хлопала глазами с выражением полнейшей растерянности и крайнего огорчения на лице.
- Не хотела тебя отвлекать… - Увидев, видимо, что-то в моем взгляде, она осеклась. – Ты и так много сделал для нас для всех, Дом. Тебе нужно заниматься своей жизнью. Ты должен убедить Его, чтоб не уходил. Но если бы я знала, что Рудольф пойдет…
Она замолчала, еще более огорченная, чем прежде, потому что сказала много лишнего.
Я не убедил Тома остаться, это правда. Он здесь, просто потому что считает, что время еще не пришло. Набирается сил. Я оказался для него аргументом подождать, но не таким важным, чтобы остаться.
Том встал из-за стола и ушел на улицу. Я надеялся, что просто проветриться. Дверь хлопнула противно и звонко. Я не пошел за ним. Мириам была права: я совсем запустил свои обязанности. В Приюте у каждого было собственное назначение: у Мириам – дарить уют и создавать тепло, у Гаррета – всех мирить и начинать за обедом разговор, у Рудольфа – доставать все необходимое и защищать границы Приюта. А общие решения всегда принимал я. Я был той функцией, которую называют «семейным советом». Без меня они никогда не могли ничего решить совместно, слишком были разные.
Я пошел вслед за Гарретом и Рудольфом. В прихожей было темно, потому старую лестницу подсвечивал светильник. И в круге света очень красиво смотрелись две ломаные тени, сочетание острых углов и резких линий. Я видел, как Гаррет касается груди Рудольфа, гладит, обводит пальцем темное пятно от брошенного проклятия. Его крылья сейчас подняты вверх, подрагивают, готовые полностью распуститься… Я знаю, что это означает у фейри. Так дрожат сложенные крылья двух бабочек, повстречавшихся на цветке в разгар лета... Любовная игра.
В этот момент Гаррет распускает свои крылья, действительно огромные, я не знал что они такие. Рудольф на его фоне выглядит тонким и хрупким, как статуэтка. Изящным. Кажется, я впервые смог применить к нему это слово. Такие несуразные по отдельности, вместе они напоминали фантазию безумного гения-авангардиста. Абсолютное совершенство двух объединенных в одно целое дисгармоний. Я даже почти вижу эту скульптуру. Хотел бы ее создать…
Я сделал шаг назад, закрывая дверь перед своим носом.
- А ты не знал? – в голосе Бригитты звучит легкая насмешка, но говорит она мягко.
Я покачал головой, чувствуя себя слепым и глухим сразу.
Бригитта поднялась с кресла, подошла ко мне – неужели чтобы обнять? Я отстраненно подумал, что они несколько минут были наедине с Мириам, но так и не поругались.
- Они стали такими из-за тебя, Дом. Приют их вылечил. Они перестали себя так ненавидеть. И поэтому снова смогли любить.
Я тускло улыбнулся, понимая, что она права. И все же чувствовал себя обманутым. Или даже не так… Другое слово. Ненужным.
- Значит, я здесь больше не нужен.
Я посмотрел на Мириам, глядевшую на нас своими серьезными синими глазами. Бригитта легко подплыла к ней, положила свои полупрозрачные руки ей на плечи. Серебристые волосы смешались с золотисто-русыми. В изумрудных глазах Бригитты была явная, хорошо мне знакомая печаль. Невзаимная любовь – редкая зараза. Хотя… был ли я так прав, желая Мириам хорошего парня?
- Ты здесь очень нужен, Дом. Но теперь ты свободен. Хочешь – верни его, хочешь – иди с ним. Только возвращайся.
Я кивнул, как марионетка, потому что говорить спокойно не было сил. Что и говорить, Бригитта бывает потрясающе мудрой иногда, только кажется взбалмошной. Дверь хлопнула еще раз. Гулко и грустно.
Тома я нашел во дворе. Он стоял и смотрел на пересечение двух дорог. Я подошел к нему, сделав над собой усилие – обнял. Все-таки тяжело мне пока давалось осознание, что имею на это право. И имею ли?
- Я здесь из-за Гаррета, - сказал вдруг Том, не оборачиваясь. Я положил подбородок ему на плечо, приготовившись слушать. Еще одна история Приюта. Нет, даже две.
- Знаешь, иногда фейри заключают договор с людьми. И если кто-то его нарушит, другой оказывается проклят.
- И что же хотел получить Гаррет?
- Ничего. Он хотел помочь. У моего отца была фабрика в их долине. Он производил молоко, кефир, сметану. Всякую всячину, которую фейри одобряли. Этот бизнес передавался у нас из поколение в поколение. А потом отец заболел, дела пошли очень плохо, и нашу землю предложила купить крупная строительная компания.
- И Гаррет спас твоего отца.
- Да, они заключили договор. Тот поправился, но… - Том замолчал.
- Но?
- Землю он все равно продал.
- С людьми такое случается…
Я прикусил язык, вспомнив, кого держу в объятиях. Просто слишком привык произносить эти утешительные слова то Рудольфу, то Мириам, то Гаррету.
- И ты пришел сюда, чтобы ему помочь?
- Я знал его в детстве. Но он меня не помнит.
- Думаю, помнит. У фейри очень хорошая память.
Том вздрогнул всем телом и покачал головой упрямо.
- Узнал, но не попытался отомстить?
- Гаррет добр. Да и за что ему мстить мальчику, которому он снился в детских снах с полетами и крылатыми человечками?
Я чувствовал, как Тому Беннету сейчас тяжело, и ничего не мог сделать. Вернее, я мог лишь продолжать его держать, позволяя прижаться спиной к моей груди и чувствовать себя под защитой.
- Я должен его спасти.
- Уйдя в Этот мир?
- Если человек пройдет путь в Этот мир до конца, Гаррет тоже сможет найти следом дорогу. Он станет нормальным. Каким был раньше.
- Кто тебе рассказал все это?
- Это было в условиях старого Договора.
- И как ты его нашел? А потом и нас?
- Мне передал его лепрекон Риц. И рассказал, что надо сделать и как вас искать. И про тебя рассказал. Но я не думал, что все выйдет вот так. Что я не смогу без тебя.
Последние слова Том произнес почти шепотом, мне пришлось напрягать слух, чтобы услышать. И я не услышал, скорее, почувствовал. Прижал его к себе крепче, показывая, что и не собираюсь никуда его от себя отпускать.
- Понятно,Том. Только Гаррету это уже не нужно. А Риц… Он наверняка ревнует Рудольфа. Гаррет для него помеха. Если тот станет нормальным, Рудольф будет слишком горд, чтобы в своем нынешнем положении оставаться рядом. Чувствовать себя уродцем рядом с принцем фейри… Такое мало кому пожелаешь.
- Думаешь, он счастлив? – Том, наконец, изогнулся в моих руках так, чтобы видеть мое лицо.
- Он – не знаю. А вот они вдвоем – определенно.
- Тогда это все теряет смысл.
- Да. Тебе надо обратно. Откуда ты пришел. – Я смотрел в серые глаза Тома и понимал, что делаю сейчас больно не только ему. Себе тоже, в разы сильнее. Просто так вышло, что для меня стало важнее, что чувствует он. – Для человека даже на границе слишком опасно.
- Я не уйду без тебя, Дом.
Я вздохнул, на секунду прикрыв глаза. Не то чтобы я ждал услышать эти слова – я и хотел этого, и боялся.
- Тогда мы уйдем вместе.
Я обернулся, зная уже, что на крыльце стоят они все. Дверь в этот раз не хлопала, чтобы не мешать, открылась-закрылась бесшумно.
Гаррет и Рудольф, Бригитта и Мириам. Я понял, что они вышли нас провожать. Вдалеке, совершенно не по графику, занимался рассвет. Дорога в Тот мир нас звала.
- Ты точно не сожалеешь? – Том смотрел на меня внимательно, но руку мою сжимал так крепко, будто страховался на случай, если я начну вырываться.
- Нет, - я улыбнулся ему. – Меня так давно там не было, что стоит попробовать еще раз. Вдруг приживусь. Раз уж теперь есть повод.
Мы шагнули вместе на дорогу. Совершенно внезапно за нами увязался маленький нетопырь.
- Я с вами, я с вами! – орал он, догоняя. И как только он первым умудрялся всегда узнавать новости? Пришлось остановиться и подождать его.
- А я думал, мы заведем собаку… - сказал мне Том.
- С нетопырем мне будет привычней, - я улыбался во весь рот, почти веря, что все будет в порядке. А как еще-то? Я впервые покидал родной Приют, и было ощущение, будто на курорт уезжаю.
Маленький нетопырь пролетел у нас над головами, спикировал вниз, чтобы коснуться крылом дороги, ловя ее направление. Его черные уши трепетали от возбуждения, глаза напоминали две плошки. Он впервые отправлялся в мир людей! Снова поравнявшись с нами, он затянул песенку:
У леди-сребровласки,
Имелся раньше муж,
Но был он, по секрету,
Немножко неуклюж…
Кажется, в пути нам предстояло выслушать историю Бригитты, и, судя по рифме, в повествовании вот-вот должно было всплыть слово «нож»…
Я держал Тома за руку, стараясь не оглядываться назад. Я знал, что мои до сих пор смотрят мне вслед.
….
- Как ты думаешь, Дом вернется? – спросила Мириам, когда троица скрылась с глаз.
- Вернется, он же всегда принадлежал границе, - ответила Бригитта. - Здесь его место. Он ее дух. Без него граница долго не протянет.
- А то, что он помнил про Тот мир и горящий шар?
- Когда-то вся Земля была горящим шаром, и что? – Рудольф скрипуче рассмеялся, пытаясь параллельно отодвинуться от Гаррета.
- Ничего, - подтвердил Гаррет, игнорируя его попытки.
- Но он точно вернется?!
Солнце взошло, дорога в Тот мир казалась абсолютно четкой и безопасной. А дел нужно было переделать еще много.
Мириам заторопилась домой, следом за ней потянулись остальные.
@темы: Библиотека моего притона, ориджи от Maxim, фестовое, завсегдатаи притона пьют абсент
Нам определенно понравилось, вот только "ммм..." однохзначно выглядит загадошнее простого "загадошно". Ммм? *гадяйский вид*
А вообще, оч оригинально. Идея дорог и Приюта и его постояльцев.
Однозначно, вкусно)
И... Спасибо)
Ночь жеж на дворе! Минуз 140 и вечное лето)))) И месяц прямо в глаз светит
Романтишн-эдишн...
Чем еще заняться в столь позднее (раннее??) время? Читать сказки и обдирать коски.
Арти Э., я прям даже что сказать не знаю. Растрогался. Спасибо. Как знать... может, и будет когда-нибудь книжка, может, совсем другая, но с этим названием. А может и не с этим. Но я все же надеюсь, что что-нибудь когда-нибудь будет... рано или поздно, так или иначе
И да, присоединяюсь к просьбе Арти Э.: расскажи еще историю Макс...
Хотя, наверное, вопрос риторический.
А продолжение было (и я пропустил) или таки пока нет?