я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Название: Влюбленный Maxim…
Автор: Maxim
Бета: Ирэн (в гробу меня видала, просила указать)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ээээ…(краснея)
Жанр: romance, юмор, ангст
Саммари: Немного насилия и крови (в начале), немного любви, стеба и суицидных мотивов. Все живы, если не здоровы…
Размещение: спросите у меня, благо далеко ходить не надо.
От автора: Это последняя часть цикла, поэтому она получилась длиннее предыдущих. Посвящается всем прошедшим праздникам, неистовым и беспощадным.
Остальные рассказы цикла: www.diary.ru/~silverstyle/p58844986.htm#more1
Новый Год
читать дальшеСтынут губы холодом обид,
Знакомые слова непонятны стали.
Кто-то вспомнит, а кто-то не простит,
А время отзвонит в колокол хрустальный.
Андрей Державин
И вот опять, как в самом начале, я сижу на подоконнике. Окно таки открылось до конца: надо было только открутить пару шурупов. И ву-а-ля: я удобно располагаюсь в окне четырнадцатого этажа с ноутом и бутылкой шампанского. Внизу лежит мой город. А я смотрю вверх, в темноту, выискивая на небе звезды. Пью. Сегодня можно, ведь праздник – Рождество. За это грех не выпить. Я сижу, глотаю снежинки пополам с сигаретным дымом. Шампанское кружит голову: хочется стать легким, воспарить, унестись в темноту, станцевав напоследок со снегом.
В моей квартире темно, только елка мигает гирляндами. Я в сотый раз слушаю, как Меладзе поет: «сказки краткая глава, ночь накануне Рождества…». Слушаю и не плачу. Потому что сам прогнал. Да, это я прогнал Пашку. Удивлены? Правда, он еще об этом не знает… Но все его вещи уже аккуратно расположились на пороге - я таскал целый час. Бросал вперемешку одежду, парфюмерию, документы – все очень хорошо поместилось в мусорные мешки. От хлама надо избавляться. Меня не волнует, что он скажет, когда, заходя в квартиру, вступит в свое имущество. Плевать, что вся прихожая провоняла его разбившимся одеколоном… Я ненавижу этот запах, потому и открыл окно. И теперь сижу на подоконнике с шампанским. Мне хорошо и весело. И совсем-совсем не холодно. Словно гора с плеч: я свободен. Хочется проорать это в небо так громко, чтоб слышали даже звезды. Я свободен, и я не прощу. Никогда. Пусть не возвращается…не жду совсем. Только где-то в глубине души странно: ожидалось, что все испорчу я. Так было всегда. Но не теперь. А он даже не позвонил, чтобы объясниться. Делаю глоток, смакую на языке вкус маленьких шаловливых пузырьков. На секунду возвращается ностальгия: вспоминаю, как он снимал меня с этого окна в ноябре, когда я вдохновлялся для какого-то рассказа, как мы потом дрались, как мирились, как ездили прошлым летом на дачу к его семье, как он долго и постепенно внушал веру в нас. Не прощу. Никогда. А ведь все начиналось так хорошо…
Всего лишь неделю назад я несся по Выборгскому шоссе в Финляндию, где мы собирались встречать Новый Год с Пашкиными друзьями. Смотрел в окно на проносящиеся ели, на песчаные холмы и думал о том, какой устроенной стала моя жизнь. У меня есть парень, о котором можно только мечтать, и сейчас я утопаю в кожаном сиденьи его джипа, рассеянно переключая радиостанции в поисках новогодних песенок. В багажнике едут лыжи. А еще три ящика мандаринов и пять коробок с шампанским. Неплохо, в самый раз.
Впервые я буду встречать Новый Год за границей, а не в каком-то замшелом питерском клубе. Мы будем гулять до утра, пускать фейерверки, варить глинтвейт и обязательно прокатимся на санках, запряженных оленями. Пашка мне обещал. А потом будет сауна, ночь (вернее, утро) любви, игра в снежки, и еще он обязательно поставит меня на горные лыжи. От последних мыслей становится немного страшновато: физкультура для меня закончилась в десятом классе школы, то есть в прошлой жизни, но хочется верить в лучшее. Это будет самый незабываемый Новый Год в моей жизни!
Победно улыбаясь, смотрю на Пашку: хорош, блин. Ну что тут сказать еще? И ему безумно идет новая зимняя куртка. Я даже смог дать на нее денег: мой тут целый рукав. Я горд и счастлив. И когда-нибудь обязательно разбогатею. И сверну вон те горы… Короче, настроение у меня было отменное.
Ловлю на себе Пашкин взгляд:
- Что ты елозишь задницей, горе? Собираешься протереть сиденье? Еще 100 километров - и мы, считай, на месте.
От этой информации хочется нетерпеливо повыть, но он смотрит так нежно…
- Паааш? А тебе делали когда-нибудь минет за рулем? – Тянусь к нему, насколько мне позволяет ремень безопасности, кладу руку на ширинку.
- На скорости сто пятьдесят километров?
- Ты можешь сбавить…
- Угумс. А давай вообще остановимся, Максимка? Только Новый Год ты встретишь вон в тех милых придорожных кустиках. Ты же любитель экстрима! – Я сердито пихаю Пашу локтем в живот, слушаю возмущенные возгласы и, устыдившись, целую в ушибленное место через свитер. Он довольно кряхтит, отрывает руку от руля, чтоб взъерошить мне волосы:
- Давно бы так.
- Что? А я разве не хороший? – Эта скотина только усмехается в ответ, явно нарываясь на новый акт насилия.
Так мы и не заметили, как добрались до цели. Уже смеркалось, но даже в темноте все было потрясающе красиво: маленькая деревушка, украшенные новогодними гирляндами домики, замерзшее озеро и пологие снежные склоны. Я полюбил это место моментально.
- Вылезай, Макс. Приехали, – Пашка сгреб меня в охапку, не давая последовать предложению. Все-таки он отменно целуется. И не только… Но, увы: хлопнула дверь домика, напротив которого мы припарковались, и, обернувшись, я увидел спешащую к нам улыбающуюся Светку.
- Пашка! – Не успел мой бойфренд выйти из машины, как на его шее оказалась радостно визжащая девчонка. Мне оставалось лишь растянуть сморщившееся, как от зубной боли, лицо в приветливую улыбку.
- А ребята уже салаты режут, мы по округе проехались, купили местных пирогов в кондитерской – такая прелесть, а еще «новенький» Сашка ушел уже наверх с Анжелкой! Бесстыжая, ей лишь бы…
- А мы тоже кое-что привезли! – Паша все-таки оказался вынужден прервать этот поток красноречия. Он нажал кнопку для открытия богажника и отступил в сторону с очень многозначительным выражением на лице. Я заткнул уши, и как раз вовремя. Увидев шампанское и мандарины, Светка завизжала так, что впору помереть на месте. Правда, поскольку ее настроение от просто прекрасного стало зашкаливать за «охуенное», она таки повисела и на моей шее.
- Как у тебя дела, Максим? Как универ? – Милостиво осведомилась Светик. Пашка, видя мое лицо, ответил за меня:
- Он молодец, все сдал! – Гордость, которая прозвучала в его голосе, растопила мое холодное черствое сердце. И я довольно пробурчал, завернувшись в привычные теплые объятия:
- И хвосты все сдал. – «Ой, какие камушки на дорожке интересные, надо их посмотреть. Ага. И пересчитать. Тогда я, может, выдержу…», - Светка снова сжала пальцы на моей многострадальной шее, причем так сильно, что я невольно усомнился в доброте ее намерений. Меня спас чей-то незнакомый голос…
- Светлан, тут помощь моя нужна? – Получив свободу, я без особого интереса повернулся посмотреть, кто там. Очередной «Сашка» какой-то там Анжелки?
Парень оказался красивым. Не в моем вкусе, я люблю брюнетов, но аккурат в Пашкином – блондин. Приглядевшись, понимаю, что крашеный, но очень дорого и красиво, так, что и не определишь сразу. Это плохо. Может, он обычный модник… Стоп, о чем я думаю? Бред.
- О! Конечно помоги! – Светка в очередной раз подпрыгнула на месте, но ни на ком не повисла (прогресс, бля):
– Стасик, это мой лучший друг с детства Паша. Я тебе про него рассказывала, - при этом мне померещилась какая-то многозначительная пауза… Паранойя? У меня? Хех, не смешите мои тапочки, они и так веселые. Просто я устал, и надо уже, наконец, выпить. - А это Максим. Мальчики, это Стасик! Вы обязательно должны подружиться, - голос понижается до заговорщицкого шепота. – Он ведь как раз по вашей теме…
Натужная улыбка сползает с лица. Меня начинает колотить. Сука. Если б не Пашкины руки на моих плечах, вцепился бы ей в лицо. Вспоминаются лицемерные «ой, Паша, тебе так повезло с Максом» и «вы такая красивая пара» на отмечании его Дня Рождения. А все потому, что незадолго до праздника всем популярно было разъяснено: мы вместе, и те, кому это не нравится, могут смело забыть наш адрес, номер телефона и вообще, как кого звали.
- Очень приятно, - Стас улыбнулся немного смущенно, словно извиняясь за Светкину бестактность, при этом на его щеках заиграли ямочки. Блядь. И смотрит он только на Пашу. Протягивает ему руку для пожатия.
Я вырываюсь из Пашкиных объятий и, не сказав не слова, несусь в дом. Пусть еще радуются, что все живы. Пока.
В доме царила предпраздничная суета: девчонки резали на кухне оливье, парни довольно бездарно и косо украшали окно гирляндами, кто-то пытался отцентровать вечно косую искусственную елку (это притом, что во дворе стоит настоящая). Какой-то дурачок жег раньше времени бенгальские огни и бегал, пугая искрящимися палочками не менее глупых девчонок. Короче, в воздухе ощущалась атмосфера праздника, а глазу представился разгром, которому позавидует палата любой психушки. Стоит ли говорить, что реакция на меня у Пашкиных друзей вышла самая неадекватная? Они мне обрадовались, причем, совершенно искренне. От этой аномалии я впал в легкий ступор, но от сердца чуть-чуть отлегло. Может, и зря я так, не разобравшись. Ну, бывает, залетный гей в компании. Одинокий. Велика важность. Интересно, а кто его пригласил?
Я улыбался, принимал приветствия, обнимался, даже вызвался помочь придуркам с гирляндой и немного исправил это уродство. Вышло вполне даже мило.
Пашка в начале бросал на меня удивленно-обиженные взгляды, бегая мимо с ящиками шампанского и мандаринов в сторону кухни, но потом оттаял, видя, что я ему улыбаюсь и больше не сержусь непонятно за что. На самом деле я улыбался, наблюдая, как бегает следом за ним Стасик, нагруженный выше крыши. Парень, конечно, повыше меня ростом и в плечах пошире, явно качается, но потянуть Пашкины нагрузки ему тяжеловато – так и до Нобелевской премии за первого родившего мужчину недолго… Смеюсь, мне весело и хорошо, и нафиг послана противная Светка. Дура она, и парень ее бросил. Я почти жалею на минутку, что лишен наслаждения кидать таких противных девиц. Ничего, будем надеться, не переведутся без меня герои. Ослепительно улыбаюсь Светке, она чуть не въезжает в косяк, пялясь в ответ.
Постепенно приготовления к празднику заканчиваются: народ бегает, накрывая на стол, девчонки постепенно утекают переодеваться, кто-то уже тянет заунывное «надо поспать перед ночью». Я тоже ищу взглядом Пашку. Мы ведь даже нашу комнату не успели посмотреть! Мой чемодан, скорее всего, доставлен на место, осталось только выяснить, где это самое место находится. Поднимаюсь на второй этаж и начинаю наугад открывать все двери подряд. Это оказалось так весело! «Упс, извините, я не знал», «Ой, а вы вместе, ну-ну», «ах, вы шалунишки» и так далее и тому подобное. Вслед мне летели тапки, мат и поздравления с Новым Годом.
После четырех неудачных попыток я, открыв очередную дверь, увидел раскинувшегося на кровати спящего Пашку, слава Богу, в одиночестве. Впрочем, умиленно полюбовавшись на эту картину, я тут же решил исправить в корне неправильное положение вещей. И мне нисколечко не стыдно беспокоить уставшего парня, который таскал ящики, потом лыжи, потом мой чемодан и наверняка еще двигал мебель в гостиной. Нифига, отдохнет потом, пока я буду курить. С этими радужными мыслями я аккуратненько прикрыл дверь, разулся и на цыпочках подкрался к кровати. Теперь надо осторожно заползти, уютно устроиться у него на животе и провести языком от нижней губы к верхней, прикусить, потянуть.
- Мммм! – Этот грубиян попытался повернуться на бок, чуть не спихнув меня при этом на пол. Разозлившись, я сразу полез расстегивать ему джинсы, и тут же моя рука была задержана на месте преступления и прижата большой ладонью. В этот момент меня посетило чувство настоящей гордости за Пашку: вот пример истинного семьянина, который даже во сне на страже и никому не позволит посягнуть на свою честь. Его длиннющие ресницы дрогнули, он удивленно воззрился на меня:
- Максим? – Голос хрипит со сна. Мм-м-м! Обожаю… - Ты что делаешь? – Я чуть сам не падаю с Пашки. Нет, ну, какое же он у меня все-таки дерево временами!
- Мандарины ищу! – Огрызнулся я.
- А-а, понятно, – он зевает. – Они на кухне в ящиках рядом с холодильником. – И утыкается в ладонь с явным намерением продолжать спать дальше.
Естественно, такой подлости я вынести не смог. Оседлав для удобства жертву, начал издеваться: прижимать уши к голове, оттягивать щеки, дуть в нос – спустя секунд десять стараний, я оказался подмят почти стокилограммовой тушей, причем, этот гад даже не потрудился перенести часть веса на руки! Впрочем, он должен был чем-то отбиваться от моих попыток его стукнуть. Наконец, от его тяжести мне поплохело настолько, что я успокоился. Почувствовав это, Пашка немного отстранился.
- И что мне с тобой делать? В проруби утопить, чтоб не мешался? – Его голос звучит спокойно и миролюбиво, без всякой угрозы, но я знаю: одно неверное слово, и меня ждет холодный душ, поэтому делаю большие глаза:
- Паш, поцелуй меня лучше.
- Я устал и хотел отдохнуть. Помнится, это ты мне советовал взять еще парочку лишних ящиков шампанского в магазине. Обещал сам донести свой чемодан. И что в итоге? – Интонации не поменялись, плохо дело.
- Я помогал ребятам комнату украшать. Ты же видел, что они устроили.
- Видел. – Он тяжело вздохнул, и я, празднуя победу, прижался к его губам, пользуясь тем, что меня больше не удерживают. И тут же вновь оказался вжатым в кровать, но при этом Пашка ответил на поцелуй и принялся шарить руками под моим свитером. Ура, кажется, меня ждет жесткий секс.
На этой радужной ноте тихо скрипнула дверь, и послышалось:
- О! Извините, пожалуйста, я случайно! - Черт, фак, нет в сто раз хуже! Пашка тут же с меня скатился и поспешил успокаивать смущенного Стаса, который, отводя взгляд, что-то бубнил про незапертую дверь и как ему неудобно.
- Ничего страшного, заходи. Мы все равно ничего такого не собирались, успеется еще.
- А! Ладно.
Я поборол в себе желание убить обоих. Нет, но как так можно? Один ворвался, испортил людям секс, а другой: «ничего страшного, присаживайтесь, чувствуйте себя, словно ни хрена не помешали».
- Вообще-то собирались! – Я с почти неприкрытой неприязнью смотрю на Станислава и отхожу порыться в чемодане, чтоб найти сигареты и немного успокоиться.
- Не обращай внимания, он не в духе, - пачка затрещала у меня в руках.
- Почему? Ведь сегодня Новый Год…
- Нам надо в душ! – Почти проорал я, сдерживаясь из самых последних сил, которые мне дало, несомненно, желание не остаться в праздник вовсе без секса. – Незваный гость тут же подскочил, засобирался, мило покраснев и снова продемонстрировав свои ямочки. Я сгреб его в охапку, изобразив «Светкины объятия», то есть, чудом не задушив:
- Это так мило, что ты заглянул! Мы обязательно встретимся внизу и поболтаем, – я почти вытолкнул Стаса за дверь, про себя добавив к своей тираде «фигушки ты к нам подойдешь», и быстро скользнул в ванну мимо Паши.
Он зашел следом. Молча смотрел, как я быстро раздеваюсь, затем изрек:
- И тебе не стыдно, Максим? Как маленький, ей богу…
- А беспардонно врываться в чужую частную жизнь не стыдно? Твоего Стаса в детстве стучать не научили?
- Почему «моего»?
- Ну, так, просто… Ты ж его защищаешь! И потри мне спину, я что, сам буду тянуться? -
Пашка, наконец, начал раздеваться и полез под душ следом.
- Дверь на щеколду запри, - сердито пробурчал я, наблюдая за ним украдкой. Настроение медленно начало подниматься. И не только. Когда он с силой принялся скрести мою спину мочалкой, я разве что не замурчал. Все-таки классно мой Паша это делает, как надо.
Я, как можно призывнее, выпячивал пятую точку, прогибался, подстраивался под его руку… Все усилия к черту!
- Теперь ты мне потри, Максим. – О, да! Я потру.
Естественно, от мытья в рекордные сроки мы перешли к эротическому массажу. Когда я уже собирался приняться за его член, Паша перехватил мою руку, дернул, и мой многострадальный нос впечатался в кафель.
- Ты что делаешь?
- Что надо, - вышло с придыханием, ибо, оценив ситуацию, я нашел ее достаточно привлекательной.
Он хмыкнул, шлепнул меня по заднице, и в следующую секунду тело обожгло… ледяной струей из душа! Наверное, мой вопль было слышно на весь дом.
Стоит ли говорить, что до самого выхода к гостям я с ним не разговаривал? Потом, вспомнив про Стаса, я прошипел Пашке о «временном перемирии», что было встречено со свойственной ему иронией.
- О! Мальчики! – Девчонки запищали, увидев нас, у многих были при этом очень многозначительные лица. Парни здоровались с Пашкой за руку, мне только кивали. Какой-то пацан, мнущийся у стенки, сверлил меня полным ненависти взглядом. Не иначе, в прошлой жизни я ему член откусил, и он до сих пор забыть не может. Бедняга. Мне его представили, как Сашку. Наверное, тот самый, что был наверху с Анжелкой. И чего тогда у человека такая рожа кислая? Ведь дали же ему. Или совсем не того душа хотела? Я сочувственно ему улыбнулся, он чуть не плюнул в стоящую рядом елку и пулей унесся из комнаты.
- Какой милый мальчик! – Заметил я искренне расстроившейся Светке, невинно хлопая глазами. Шутки шутками, а лучше, чтоб Пашка этого не видел, иначе взбесится. В его присутствии гомофобы обычно преодолевают все свои фобии, но в праздник лучше обойтись без лишних стрессов.
Дальше все пошло замечательно: мы пили добротно сваренный глинтвейн, вспоминали старый год, сидя на ковре среди вазочек салатов, горок мандаринов и, ждущих своего времени, бутылок шампанского. Я очень уютно устроился в Пашкиных объятьях, расслабившись и откровенно кайфуя, видя, какие взгляды на нашу идиллию бросают Светка и Стас. Значит, на их счет ошибки быть не может, ибо такое поведение говорит само за себя. Но я абсолютно спокоен: Паша даже не смотрит в сторону Стаса, о чем-то думает сосредоточенно, опустив подбородок мне на макушку. Даже не хочется спрашивать о чем, внутри меня растекается тепло, умиротворение и легкая тягучая лень. Хорошо - других слов нет.
Дальше в моей памяти все расплывается: бой курантов по телику, выстрелы, с которыми пробки весело выпускали наружу шампанское, фейерверк во дворе, наше плутание по улочкам в поисках главной площади городка. Ночь и звезды, и Пашкины губы со вкусом шампанского – ипанутая мечта больного романтика. Я смеялся, глядя ему в глаза, мир кружился, все-таки шампанского было слишком много, Пашины руки держали сильно, уверенно и очень привычно – не упадем, нам не страшен никакой сугроб.
Утро застало меня только днем. На часах было два пятнадцать, но для меня все равно день только начинался. К моей великой радости, я оказался в уже полюбившейся мне нашей комнате, на удобной постели, чистый, счастливый, но не в состоянии пошевелить ни рукой, ни головой. Улыбка на лице, видимо, так и осталась с вечера – кривая, застывшая, но бесспорно довольная, из чего я делаю вывод, что погуляли мы на славу.
Провожу рукой рядом – Пашки нету. Пугаюсь сам не знамо чего, но тут же успокаиваюсь, услышав шум воды в ванной. Потягиваюсь. Ощущение чистоты явно говорит о том, что таки вчера была баня. Во рту при этом у меня полнейшая засуха и легкий, но очень характерный привкус, что безошибочно позволяет определить оральный секс на сон грядущий. Последующая попытка пошевелиться помогает мне вспомнить все остальное, связанное с сексом, который произошел в знаменитой финской сауне. Моя кривая вчерашняя улыбка становится полноценной и обретает краски: мне вспоминается такое! Мы попробовали все позы, который Пашка раньше считал применительно ко мне неприменимыми и жутко неприличными. На бедрах, как следы каленого железа, горят отпечатки его пальцев, явно будут нехилые синяки, но мне пофиг. Попытка сесть на кровати позволяет мне понять, что поясница болит так, как никогда и ничто не болело. Боль в заднице на этом фоне кажется вообще незначительной. Еще бы ее замечать, когда вечером исполнял такие акробатические «этюды» - все тело ноет почти равномерно.
Я блаженно зажмуриваюсь и, когда открываю глаза, вижу склоненного надо мной очень обеспокоенного Пашку, а в руках у него большую кружку, от которой поднимается пар и доносится самый райский запах на земле – правильно, это запах кофе в похмельное утро. Я настаиваю, что в таких случаях аромат становится совершенно неповторимым и многогранным.
- Кто ты, прекрасное виденье? – Декламирую я. Лицо Паши становится еще более встревоженным. Видимо, он уже ищет у меня симптомы белой горячки.
- Это ты мне приволок, солнц? – Мурлычу я, повергая в шок своего парня. Наблюдая его реакцию, даю себе слово быть с ним нежнее в наступившем году.
Паша ставит чашку на столик, очень бережно помогает мне усесться, подкладывает подушки, затем дает мне мой вожделенный напиток. И усаживается рядом, готовый подхватить чашку, если вдруг она выскользнет из моих не вполне еще ловких пальцев. Раньше меня такая повышенная забота бесила, но сегодня я принимаю ее с радостью, чувствуя себя абсолютно счастливым. Никогда я так не был готов сказать Пашке «я люблю тебя», просто глядя в глаза, без всяких глупых улыбок, шуток и запрятанных до поры сомнений.
- Паш… - горечь кофе повисает на языке вместе со словами.
- Что? – Он весь вздрагивает, ожидая, когда начнутся упреки за вчерашнее. – Я утыкаюсь ему в шею и шепчу:
- Не парься… вчера был лучший секс в моей жизни, - торопливо целую. Не это я хотел сказать, но куда мне торопиться? У нас тут целая неделя, скажу еще.
Он недоверчиво смотрит на меня, потом смеется. Я чуть было не краснею от его взгляда – слишком собственнического, сытого и откровенного. Чувствую возбуждение, но, увы, до вечера я годен лишь для поцелуев и осторожных объятий. Этим мы и занялись позднее в душе. Ну, или почти этим.
После завтрака были санки. Я, корчась, усаживался вместе с парой добровольцев на деревянное сиденье, после чего мы с гиканьем отталкивались и летели вниз с горки до первого сугроба или непослушного дерева. Чуть в отдалении, на трассе, ребята опробовали горные лыжи. Я не смог к ним присоединиться, в виду свого плачевного состояния, о чем, впрочем, особо не жалел.
После окончания снежных забав и побоища в снежки мы, крайне довольные всем и сразу, завалились в финскую баню. Это оказалась наикласснейшая вещь! Правда, временами я краснел, выделяя взглядом очередную запомнившуюся мне горизонтальную или вертикальную поверхность. Также вспомнилось зловещее «упс», с которым пару раз врывались какие-то пьяные личности. Надеюсь, они ничего уже не помнят, иначе психологическая травма на всю жизнь им гарантирована.
Так проходили дни: завтрак, лыжи, на которые меня все-таки поставил Пашка, баня. А вечером гулянки, какие-то новые поездки, местные таверны и пускание фейерверков с дикими хороводами у полюбившейся елки во дворе (искусственная праздника не пережила).
Пашка очень подружился со Стасом на почве любви к горным лыжам и борьбе, от которой, как выяснилось, последний давно фанател, но сам не занимался. Я перестал их ревновать, ибо сексуальная жизнь нашей пары была на таком Эвересте, о существовании которого я даже не предполагал. Знал бы, никогда б от себя не отпускал. Впрочем, теперь я был во всеоружии, и Пашка просто светился от перемены в наших отношениях. Последняя мысль очень грела душу каждый раз, когда я, поднявшись на гору, смотрел вниз на машущего мне рукой малюсенького Пашку и готовился, оттолкнувшись, полететь вниз, чтоб обязательно свалиться в конце, преодолев уже все самое страшное. Любовь требует жертв, говорил я себе, когда руки моего парня в очередной раз вынимали отплевывающегося меня из пушистого сугроба. Идиот. Какой же я был идиот.
Тот день ничем не отличался от предыдущих: непоздний подъем, лыжи. За завтраком народ уже обсуждал, как будем праздновать Рождество, я только мечтательно улыбался в предвкушении.
Отмучившись на знакомой горке, я со всеми пошел в баню, вяло слушал, как Стас подшучивает над Пашкой, как гудят на заднем плане девчонки.
После этого, как обычно, поплелся наверх, урвать часок отдыха для моего сладко ноющего, непривычного к таким нагрузкам тела. Я лежал и думал о нас, о нашем ржачном первом свидании, о том, как Пашка, смущаясь, дарил мне первые коробки с конфетами и шоколадки. В итоге, мне безумно захотелось сладенького. Весь дом спал, на пути к кухне мне не попалось ни одного энтузиаста. Нет, на кухне все-таки кто-то был. Я зашел, даже не посмотрев сразу, уже приготовив свою дежурную улыбку.
На кухне была какая-то целующаяся парочка. «Гомофоб Сашка», как я его окрестил, и какой-то парень… Стоп. Парень? Нет, не просто парень. Я стоял и смотрел, как мой Паша обнимает и целует какого-то левого типа. Секунд десять длился паралич. Мое сознание рвалось покинуть помещение еще с первой секунды, когда просекло фишку, но все моторные функции дружно испарились. Вот сейчас они повернутся, и я умру на месте. Меня не должно здесь быть. Наконец, найдя в себе силы пошевелиться, я отступил в прихожую. От прихожей до гостиной был пятнадцать шагов. Еще двадцать через гостиную. Дальше дверь. Ступеньки. Улица. Сугроб.
Кажется, именно в сугробе ко мне вернулась возможность мыслить словами, а не образами. Непонимание рвалось наружу. Я бы еще как-то принял, если бы это был Стас, роскошный, модельный, добрый, вежливый Стас. Но Сашка! Променять меня на блеклую моль, которую и рядом не поставишь. Он же обычный. Простой, как та палка. Что в нем такого? И что во мне не так? Вот этот самый вопрос. Последний, самый мерзкий, загнавший меня на пять лет в душные клубы с одноразовыми парнями, положив конец наивности, с которой я спокойно и тупо велся на любой предложенный мне бред. Я казался себе старше и умнее на жизнь, когда на моем пути возник Паша, хоть он и считал меня всегда неразумным ребенком. И что теперь? Все то же. Идиотское дрожание губ и такое избитое «почему»… Мне стало противно, отвращение к себе иногда здорово помогает собраться в нужную минуту. Ко мне вернулись ощущения, я понял, что совершенно замерз, и машинально, не зафиксировав, как я шел, оказался в своей комнате. Там новой вехой стал шкаф. Моих вещей было не так уж и много – мне показалось, чемодан наполнился и закрылся за секунду. Потом была центральная площадь городка и автобусная остановка, откуда меня через полчаса забрал комфортабельный автобус. Очереди на границе не было: под Рождество все ломились туда, а не обратно.
Следующей яркой точкой стал подоконник и забытая в холодильнике бутылка шампанского. И тошнотворный запах ненавистного разбитого одеколона в прихожей. Телефон отключен. Мобильник забыт в Финляндии, я только что об этом вспомнил. Надеюсь, он беспокоится. Или ему похуй? Глоток, горечь на губах. Нет, не может быть, ведь он у нас такой ответственный, надежный, небось, места себе не находит. Как же я от этого устал. Хочется добавить: «от всего», но какая-то чудом оставшаяся трезвой часть сознания твердит, что это небезопасные мысли, если ты сидишь на полностью открытом окне. Что ж, в этом что-то есть. Если я выпаду, со мной пропадет целых полбутылки шампанского! Беспредел, которого ни за что нельзя допустить. Снова смотрю на звезды и понимаю, что они начинают кружиться… Не мог я так окосеть с такой порции алкоголя или мог? Наверное, усталость и стресс добавили. Тело не слушается, я подавляю тяжелый вздох и принимаю единственное верное решение: десять раз подумав, правильно ли я выбрал направление и пару раз испугавшись, я свалился спиной вперед в квартиру. Боли от падения я не почувствовал, захотелось свернуться клубочком и заснуть, что я немедленно и сделал бы, не услышь рядом «мяу». Открытое окно и кот – вот две вещи, которые могут довести до конвульсий любого владельца бессмысленной живой кучки меха. Я подскочил, как ужаленный, и побег закрывать. Кот был пойман, окно закрыто, остатки шампанского растеклись лужицей по полу.
Я прижимал до боли это дрожащее, замочившее лапы в луже нечто и тихо плакал. Это так паскудно, когда тебя бросают. Я могу сто раз повторить, что сам его выставил, но для всех будет Светкино «а помните, этого парня Павел кинул в Финках»… О прочем стараюсь вообще не думать: я ничего не собирался говорить ему в те праздники, мне примерещилось. Мы с котом немного отползаем от лужи, ближе к батарее, и продолжаем дремать.
Где-то в моем сне слышится щелчок, потом жуткий грохот. Меня трясут. Я нарочно долго не открываю глаза, пока не выстраиваю в голове цепочку: звук открывающейся двери, грохот, Пашкин мат – он вошел и вступил в свои вещи. Втягиваю воздух. Открываю глаза, цежу сквозь зубы:
- Убирайся, – шарю рядом в поисках сигарет. Они упали куда-то на пол? Или я тогда неверно выбрал направление, когда бросал их? Неважно. Повторяю:
- Убирайся, - он меня отпускает, на секунду мне кажется, что так и уйдет молча, но нет.
- Ты понимаешь, что я думал, пока не нашел твою гребаную трубку разряженной под кроватью? – Его голос звучит тихо, кажется, он вообще шепчет, сверля взглядом мне в макушке дырку. Пофиг, я на него не смотрю.
- Это твои проблемы. Уйди, - у меня есть дела поважнее, чем смотреть ему в лицо. Например, надо повнимательней рассмотреть свои пальцы, каждую складочку – когда еще будет такая возможность?
Павел отходит от меня, наворачивает три круга по комнате. Тишина весит, мой бывший парень ходит вокруг да около – это даже забавно.
- Не знаю, кто и что тебе сказал, но…
- Я все видел, - слова такие лишние, уже ничего не решающие. Но их нужно сказать, чтоб он ушел и оставил меня, наконец, в покое. – Тебя и Сашку. На кухне. Сказать, что вы делали или сам помнишь?
- Он пытался меня целовать.
- Пытался?! – У меня вырывается нервный смешок. Забывшись, я на секунду глянул в его сторону. – А мне показалось, наоборот, ты его целовал.
- Да. Напоследок.
- Отлично, - я чувствую, что начинаю заводиться. Меня бесит его наглое непробиваемое спокойствие. – Ты молодец. Что еще хочешь сказать?
- Я знаю про Этьена.
Четыре слова, как удар. Молчу секунду, другую, надеясь, что ослышался. Больше молчать нельзя, и я глухо интересуюсь:
- Откуда?
- Сашка. Он работает в том клубе менеджером.
Теперь я смотрю на него, пытаясь хорошенько запомнить. Значит, это я все испортил. Приятно осознавать, что на этом свете остались еще хорошие парни, пусть и не для меня.
- Как давно… ты знаешь? - Это просто любопытство, но вопрос вырывается, о чем я тут же жалею.
- Почти сразу, как вы снова начали.
- у нас было всего несколько раз, - перебиваю его резко. Мучительно хочется, чтоб он, наконец, ударил, тогда меня немного отпустит. Или не отпустит, но хоть что-то изменится.
- Знаю.
- Паш, я не понимаю… - Беспомощно смотрю в его слишком спокойное лицо. – Я делаю тебе больно, уходи. Я не стану удерживать.
- Знаю, - он склоняется надо мной, и через секунду я уже оказываюсь на ногах. - Пойдем в душ, ты совсем холодный.
Холод действительно пробрал уже до костей. Я сижу, привалившись к дверному косяку, смотрю, как набирается ванна. Мыслей нет, есть только журчание воды, тепло и Пашкина голая спина – он снял рубашку. Через пару минут его руки поднимают меня, как что-то совсем невесомое, раздевают, избавляя от, словно вмерзшей в кожу, одежды.
В начале вода обжигает, потом я закрываю глаза, уплывая на теплой волне. Когда чувствую его руки, растирающие гель для душа по моей коже, хочется закричать от того, как это хорошо. Не понимаю, почему он такой нежный. Скорее всего, просто щадит обмороженную местами кожу.
Спустя какое-то время, прикосновения пропадают, он подхватывает меня под мышки, вытаскивает из ванной. Начинает обтирать большим махровым полотенцем. Чувствую, как он невольно прижимается сзади, и пытаюсь отстраниться. Он не позволяет. Через мгновение я ощущаю его руку на своем члене.
- Паш, я не ..., - поздно, его губы уже накрыли мой рот, язык без преград скользит внутрь. Я не пытаюсь сопротивляться: он сильнее меня раза в три, это бесполезно. Да и не хочется. Он имеет право на этот последний раз, а я потерплю.
Пожалуй, у нас никогда не было так, как в этот вечер. Медленно, мучительно, словно при каждом движении к чему-то прислушивались внутри и запоминали, но при этом очень сладко. Кажется, слезы все-таки потекли в конце, я плохо помню, был словно в ступоре. Не мог заставить себя сказать, как хочу, чтоб он остался. На любых условиях. Какая-то часть меня была этому рада: так хотелось покоя, просто лечь и заснуть, никаких слов, отказов и слезных сцен.
Пашка привел нас обоих в порядок и, закутов в халат, проводил меня на кухню. Я сидел на табурете и по-прежнему безучастно наблюдал, как он ставит чайник. Наконец, уже глядя в горячую чашку и зная, что он смотрит на меня, я спросил:
- Ты уходишь?
Секундная пауза.
- Нет.
Простое, четкое и уверенное. Я делаю глоток. Уже не в первый раз отмечаю, как мне хочется спать. Все мысли куда-то разбежались, не могу их собрать воедино, чтобы спросить. Что спросить? Не знаю.
Он продолжает сам, словно отвечая на мой незаданный вопрос:
- Ага. Я уйду, а ты просто будешь сидеть сутки на сквозняке, сляжешь, забудешь про все лекарства и в каком направлении искать холодильник, а потом на похоронах в меня будут пальцами тыкать твои родственники.
- Тебе не все равно?
- Нет. – Он усмехается. И смотрит на меня так нежно, насмешливо, будто я запутавшийся в клубке с нитками котенок.
- Максим, ты и в самом деле держишь меня за полного идиота? По-твоему, я ничего не вижу, не знаю? Ты думаешь, твой любовник-мавр сам отвалил? Да еще и в Москву срочно перебрался? Серьезно, что ли? – Я слушаю бархатистые раскаты Пашкиного голоса, смотрю на него и понимаю, что никогда толком его не знал. И сейчас не знаю. На мгновение от этой мысли становится не по себе.
Или он не был таким раньше, жестким и властным? Передо мной мое же творение? Не нахожу, что ответить, поэтому сидим молча. Я смотрю в окно, когда вдруг ощущаю на себе его сильные руки. Не успев запаниковать, оказываюсь у Пашки на коленях. Он утыкается носом мне в шею, тяжело дышит, я ощущаю жар его дыхания.
- Никуда я не уйду. И тебя не пушу. Максим!
- М-м-м-м?
- Дело не в том, как мне с тобой. Дело в том, как мне без тебя.
- И как? – Я пытаюсь увидеть его лицо, но Пашка мне не дает этого сделать, еще сильнее прижимая к себе.
- Никак. Макс?
- М-м-м-м?..
Проходит час, в доме опять выносит пробки, и мы сидим в темноте. Смотрим на снег и взрывающиеся фейерверки. Все-таки я люблю праздники. Особенно, когда мне дарят нужные подарки.
_______________
Вот так заканчивается наша лав-стори. Честно, боюсь ее продолжать дальше. Поверил ли я ему? – Не знаю. Только это неважно. Важнее, что мы опять все разрушили и начинаем строить сначала.
И еще он грозится меня на работу устроить. Изверг.
Автор: Maxim
Бета: Ирэн (в гробу меня видала, просила указать)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ээээ…(краснея)
Жанр: romance, юмор, ангст
Саммари: Немного насилия и крови (в начале), немного любви, стеба и суицидных мотивов. Все живы, если не здоровы…
Размещение: спросите у меня, благо далеко ходить не надо.
От автора: Это последняя часть цикла, поэтому она получилась длиннее предыдущих. Посвящается всем прошедшим праздникам, неистовым и беспощадным.
Остальные рассказы цикла: www.diary.ru/~silverstyle/p58844986.htm#more1
Новый Год
читать дальшеСтынут губы холодом обид,
Знакомые слова непонятны стали.
Кто-то вспомнит, а кто-то не простит,
А время отзвонит в колокол хрустальный.
Андрей Державин
И вот опять, как в самом начале, я сижу на подоконнике. Окно таки открылось до конца: надо было только открутить пару шурупов. И ву-а-ля: я удобно располагаюсь в окне четырнадцатого этажа с ноутом и бутылкой шампанского. Внизу лежит мой город. А я смотрю вверх, в темноту, выискивая на небе звезды. Пью. Сегодня можно, ведь праздник – Рождество. За это грех не выпить. Я сижу, глотаю снежинки пополам с сигаретным дымом. Шампанское кружит голову: хочется стать легким, воспарить, унестись в темноту, станцевав напоследок со снегом.
В моей квартире темно, только елка мигает гирляндами. Я в сотый раз слушаю, как Меладзе поет: «сказки краткая глава, ночь накануне Рождества…». Слушаю и не плачу. Потому что сам прогнал. Да, это я прогнал Пашку. Удивлены? Правда, он еще об этом не знает… Но все его вещи уже аккуратно расположились на пороге - я таскал целый час. Бросал вперемешку одежду, парфюмерию, документы – все очень хорошо поместилось в мусорные мешки. От хлама надо избавляться. Меня не волнует, что он скажет, когда, заходя в квартиру, вступит в свое имущество. Плевать, что вся прихожая провоняла его разбившимся одеколоном… Я ненавижу этот запах, потому и открыл окно. И теперь сижу на подоконнике с шампанским. Мне хорошо и весело. И совсем-совсем не холодно. Словно гора с плеч: я свободен. Хочется проорать это в небо так громко, чтоб слышали даже звезды. Я свободен, и я не прощу. Никогда. Пусть не возвращается…не жду совсем. Только где-то в глубине души странно: ожидалось, что все испорчу я. Так было всегда. Но не теперь. А он даже не позвонил, чтобы объясниться. Делаю глоток, смакую на языке вкус маленьких шаловливых пузырьков. На секунду возвращается ностальгия: вспоминаю, как он снимал меня с этого окна в ноябре, когда я вдохновлялся для какого-то рассказа, как мы потом дрались, как мирились, как ездили прошлым летом на дачу к его семье, как он долго и постепенно внушал веру в нас. Не прощу. Никогда. А ведь все начиналось так хорошо…
Всего лишь неделю назад я несся по Выборгскому шоссе в Финляндию, где мы собирались встречать Новый Год с Пашкиными друзьями. Смотрел в окно на проносящиеся ели, на песчаные холмы и думал о том, какой устроенной стала моя жизнь. У меня есть парень, о котором можно только мечтать, и сейчас я утопаю в кожаном сиденьи его джипа, рассеянно переключая радиостанции в поисках новогодних песенок. В багажнике едут лыжи. А еще три ящика мандаринов и пять коробок с шампанским. Неплохо, в самый раз.
Впервые я буду встречать Новый Год за границей, а не в каком-то замшелом питерском клубе. Мы будем гулять до утра, пускать фейерверки, варить глинтвейт и обязательно прокатимся на санках, запряженных оленями. Пашка мне обещал. А потом будет сауна, ночь (вернее, утро) любви, игра в снежки, и еще он обязательно поставит меня на горные лыжи. От последних мыслей становится немного страшновато: физкультура для меня закончилась в десятом классе школы, то есть в прошлой жизни, но хочется верить в лучшее. Это будет самый незабываемый Новый Год в моей жизни!
Победно улыбаясь, смотрю на Пашку: хорош, блин. Ну что тут сказать еще? И ему безумно идет новая зимняя куртка. Я даже смог дать на нее денег: мой тут целый рукав. Я горд и счастлив. И когда-нибудь обязательно разбогатею. И сверну вон те горы… Короче, настроение у меня было отменное.
Ловлю на себе Пашкин взгляд:
- Что ты елозишь задницей, горе? Собираешься протереть сиденье? Еще 100 километров - и мы, считай, на месте.
От этой информации хочется нетерпеливо повыть, но он смотрит так нежно…
- Паааш? А тебе делали когда-нибудь минет за рулем? – Тянусь к нему, насколько мне позволяет ремень безопасности, кладу руку на ширинку.
- На скорости сто пятьдесят километров?
- Ты можешь сбавить…
- Угумс. А давай вообще остановимся, Максимка? Только Новый Год ты встретишь вон в тех милых придорожных кустиках. Ты же любитель экстрима! – Я сердито пихаю Пашу локтем в живот, слушаю возмущенные возгласы и, устыдившись, целую в ушибленное место через свитер. Он довольно кряхтит, отрывает руку от руля, чтоб взъерошить мне волосы:
- Давно бы так.
- Что? А я разве не хороший? – Эта скотина только усмехается в ответ, явно нарываясь на новый акт насилия.
Так мы и не заметили, как добрались до цели. Уже смеркалось, но даже в темноте все было потрясающе красиво: маленькая деревушка, украшенные новогодними гирляндами домики, замерзшее озеро и пологие снежные склоны. Я полюбил это место моментально.
- Вылезай, Макс. Приехали, – Пашка сгреб меня в охапку, не давая последовать предложению. Все-таки он отменно целуется. И не только… Но, увы: хлопнула дверь домика, напротив которого мы припарковались, и, обернувшись, я увидел спешащую к нам улыбающуюся Светку.
- Пашка! – Не успел мой бойфренд выйти из машины, как на его шее оказалась радостно визжащая девчонка. Мне оставалось лишь растянуть сморщившееся, как от зубной боли, лицо в приветливую улыбку.
- А ребята уже салаты режут, мы по округе проехались, купили местных пирогов в кондитерской – такая прелесть, а еще «новенький» Сашка ушел уже наверх с Анжелкой! Бесстыжая, ей лишь бы…
- А мы тоже кое-что привезли! – Паша все-таки оказался вынужден прервать этот поток красноречия. Он нажал кнопку для открытия богажника и отступил в сторону с очень многозначительным выражением на лице. Я заткнул уши, и как раз вовремя. Увидев шампанское и мандарины, Светка завизжала так, что впору помереть на месте. Правда, поскольку ее настроение от просто прекрасного стало зашкаливать за «охуенное», она таки повисела и на моей шее.
- Как у тебя дела, Максим? Как универ? – Милостиво осведомилась Светик. Пашка, видя мое лицо, ответил за меня:
- Он молодец, все сдал! – Гордость, которая прозвучала в его голосе, растопила мое холодное черствое сердце. И я довольно пробурчал, завернувшись в привычные теплые объятия:
- И хвосты все сдал. – «Ой, какие камушки на дорожке интересные, надо их посмотреть. Ага. И пересчитать. Тогда я, может, выдержу…», - Светка снова сжала пальцы на моей многострадальной шее, причем так сильно, что я невольно усомнился в доброте ее намерений. Меня спас чей-то незнакомый голос…
- Светлан, тут помощь моя нужна? – Получив свободу, я без особого интереса повернулся посмотреть, кто там. Очередной «Сашка» какой-то там Анжелки?
Парень оказался красивым. Не в моем вкусе, я люблю брюнетов, но аккурат в Пашкином – блондин. Приглядевшись, понимаю, что крашеный, но очень дорого и красиво, так, что и не определишь сразу. Это плохо. Может, он обычный модник… Стоп, о чем я думаю? Бред.
- О! Конечно помоги! – Светка в очередной раз подпрыгнула на месте, но ни на ком не повисла (прогресс, бля):
– Стасик, это мой лучший друг с детства Паша. Я тебе про него рассказывала, - при этом мне померещилась какая-то многозначительная пауза… Паранойя? У меня? Хех, не смешите мои тапочки, они и так веселые. Просто я устал, и надо уже, наконец, выпить. - А это Максим. Мальчики, это Стасик! Вы обязательно должны подружиться, - голос понижается до заговорщицкого шепота. – Он ведь как раз по вашей теме…
Натужная улыбка сползает с лица. Меня начинает колотить. Сука. Если б не Пашкины руки на моих плечах, вцепился бы ей в лицо. Вспоминаются лицемерные «ой, Паша, тебе так повезло с Максом» и «вы такая красивая пара» на отмечании его Дня Рождения. А все потому, что незадолго до праздника всем популярно было разъяснено: мы вместе, и те, кому это не нравится, могут смело забыть наш адрес, номер телефона и вообще, как кого звали.
- Очень приятно, - Стас улыбнулся немного смущенно, словно извиняясь за Светкину бестактность, при этом на его щеках заиграли ямочки. Блядь. И смотрит он только на Пашу. Протягивает ему руку для пожатия.
Я вырываюсь из Пашкиных объятий и, не сказав не слова, несусь в дом. Пусть еще радуются, что все живы. Пока.
В доме царила предпраздничная суета: девчонки резали на кухне оливье, парни довольно бездарно и косо украшали окно гирляндами, кто-то пытался отцентровать вечно косую искусственную елку (это притом, что во дворе стоит настоящая). Какой-то дурачок жег раньше времени бенгальские огни и бегал, пугая искрящимися палочками не менее глупых девчонок. Короче, в воздухе ощущалась атмосфера праздника, а глазу представился разгром, которому позавидует палата любой психушки. Стоит ли говорить, что реакция на меня у Пашкиных друзей вышла самая неадекватная? Они мне обрадовались, причем, совершенно искренне. От этой аномалии я впал в легкий ступор, но от сердца чуть-чуть отлегло. Может, и зря я так, не разобравшись. Ну, бывает, залетный гей в компании. Одинокий. Велика важность. Интересно, а кто его пригласил?
Я улыбался, принимал приветствия, обнимался, даже вызвался помочь придуркам с гирляндой и немного исправил это уродство. Вышло вполне даже мило.
Пашка в начале бросал на меня удивленно-обиженные взгляды, бегая мимо с ящиками шампанского и мандаринов в сторону кухни, но потом оттаял, видя, что я ему улыбаюсь и больше не сержусь непонятно за что. На самом деле я улыбался, наблюдая, как бегает следом за ним Стасик, нагруженный выше крыши. Парень, конечно, повыше меня ростом и в плечах пошире, явно качается, но потянуть Пашкины нагрузки ему тяжеловато – так и до Нобелевской премии за первого родившего мужчину недолго… Смеюсь, мне весело и хорошо, и нафиг послана противная Светка. Дура она, и парень ее бросил. Я почти жалею на минутку, что лишен наслаждения кидать таких противных девиц. Ничего, будем надеться, не переведутся без меня герои. Ослепительно улыбаюсь Светке, она чуть не въезжает в косяк, пялясь в ответ.
Постепенно приготовления к празднику заканчиваются: народ бегает, накрывая на стол, девчонки постепенно утекают переодеваться, кто-то уже тянет заунывное «надо поспать перед ночью». Я тоже ищу взглядом Пашку. Мы ведь даже нашу комнату не успели посмотреть! Мой чемодан, скорее всего, доставлен на место, осталось только выяснить, где это самое место находится. Поднимаюсь на второй этаж и начинаю наугад открывать все двери подряд. Это оказалось так весело! «Упс, извините, я не знал», «Ой, а вы вместе, ну-ну», «ах, вы шалунишки» и так далее и тому подобное. Вслед мне летели тапки, мат и поздравления с Новым Годом.
После четырех неудачных попыток я, открыв очередную дверь, увидел раскинувшегося на кровати спящего Пашку, слава Богу, в одиночестве. Впрочем, умиленно полюбовавшись на эту картину, я тут же решил исправить в корне неправильное положение вещей. И мне нисколечко не стыдно беспокоить уставшего парня, который таскал ящики, потом лыжи, потом мой чемодан и наверняка еще двигал мебель в гостиной. Нифига, отдохнет потом, пока я буду курить. С этими радужными мыслями я аккуратненько прикрыл дверь, разулся и на цыпочках подкрался к кровати. Теперь надо осторожно заползти, уютно устроиться у него на животе и провести языком от нижней губы к верхней, прикусить, потянуть.
- Мммм! – Этот грубиян попытался повернуться на бок, чуть не спихнув меня при этом на пол. Разозлившись, я сразу полез расстегивать ему джинсы, и тут же моя рука была задержана на месте преступления и прижата большой ладонью. В этот момент меня посетило чувство настоящей гордости за Пашку: вот пример истинного семьянина, который даже во сне на страже и никому не позволит посягнуть на свою честь. Его длиннющие ресницы дрогнули, он удивленно воззрился на меня:
- Максим? – Голос хрипит со сна. Мм-м-м! Обожаю… - Ты что делаешь? – Я чуть сам не падаю с Пашки. Нет, ну, какое же он у меня все-таки дерево временами!
- Мандарины ищу! – Огрызнулся я.
- А-а, понятно, – он зевает. – Они на кухне в ящиках рядом с холодильником. – И утыкается в ладонь с явным намерением продолжать спать дальше.
Естественно, такой подлости я вынести не смог. Оседлав для удобства жертву, начал издеваться: прижимать уши к голове, оттягивать щеки, дуть в нос – спустя секунд десять стараний, я оказался подмят почти стокилограммовой тушей, причем, этот гад даже не потрудился перенести часть веса на руки! Впрочем, он должен был чем-то отбиваться от моих попыток его стукнуть. Наконец, от его тяжести мне поплохело настолько, что я успокоился. Почувствовав это, Пашка немного отстранился.
- И что мне с тобой делать? В проруби утопить, чтоб не мешался? – Его голос звучит спокойно и миролюбиво, без всякой угрозы, но я знаю: одно неверное слово, и меня ждет холодный душ, поэтому делаю большие глаза:
- Паш, поцелуй меня лучше.
- Я устал и хотел отдохнуть. Помнится, это ты мне советовал взять еще парочку лишних ящиков шампанского в магазине. Обещал сам донести свой чемодан. И что в итоге? – Интонации не поменялись, плохо дело.
- Я помогал ребятам комнату украшать. Ты же видел, что они устроили.
- Видел. – Он тяжело вздохнул, и я, празднуя победу, прижался к его губам, пользуясь тем, что меня больше не удерживают. И тут же вновь оказался вжатым в кровать, но при этом Пашка ответил на поцелуй и принялся шарить руками под моим свитером. Ура, кажется, меня ждет жесткий секс.
На этой радужной ноте тихо скрипнула дверь, и послышалось:
- О! Извините, пожалуйста, я случайно! - Черт, фак, нет в сто раз хуже! Пашка тут же с меня скатился и поспешил успокаивать смущенного Стаса, который, отводя взгляд, что-то бубнил про незапертую дверь и как ему неудобно.
- Ничего страшного, заходи. Мы все равно ничего такого не собирались, успеется еще.
- А! Ладно.
Я поборол в себе желание убить обоих. Нет, но как так можно? Один ворвался, испортил людям секс, а другой: «ничего страшного, присаживайтесь, чувствуйте себя, словно ни хрена не помешали».
- Вообще-то собирались! – Я с почти неприкрытой неприязнью смотрю на Станислава и отхожу порыться в чемодане, чтоб найти сигареты и немного успокоиться.
- Не обращай внимания, он не в духе, - пачка затрещала у меня в руках.
- Почему? Ведь сегодня Новый Год…
- Нам надо в душ! – Почти проорал я, сдерживаясь из самых последних сил, которые мне дало, несомненно, желание не остаться в праздник вовсе без секса. – Незваный гость тут же подскочил, засобирался, мило покраснев и снова продемонстрировав свои ямочки. Я сгреб его в охапку, изобразив «Светкины объятия», то есть, чудом не задушив:
- Это так мило, что ты заглянул! Мы обязательно встретимся внизу и поболтаем, – я почти вытолкнул Стаса за дверь, про себя добавив к своей тираде «фигушки ты к нам подойдешь», и быстро скользнул в ванну мимо Паши.
Он зашел следом. Молча смотрел, как я быстро раздеваюсь, затем изрек:
- И тебе не стыдно, Максим? Как маленький, ей богу…
- А беспардонно врываться в чужую частную жизнь не стыдно? Твоего Стаса в детстве стучать не научили?
- Почему «моего»?
- Ну, так, просто… Ты ж его защищаешь! И потри мне спину, я что, сам буду тянуться? -
Пашка, наконец, начал раздеваться и полез под душ следом.
- Дверь на щеколду запри, - сердито пробурчал я, наблюдая за ним украдкой. Настроение медленно начало подниматься. И не только. Когда он с силой принялся скрести мою спину мочалкой, я разве что не замурчал. Все-таки классно мой Паша это делает, как надо.
Я, как можно призывнее, выпячивал пятую точку, прогибался, подстраивался под его руку… Все усилия к черту!
- Теперь ты мне потри, Максим. – О, да! Я потру.
Естественно, от мытья в рекордные сроки мы перешли к эротическому массажу. Когда я уже собирался приняться за его член, Паша перехватил мою руку, дернул, и мой многострадальный нос впечатался в кафель.
- Ты что делаешь?
- Что надо, - вышло с придыханием, ибо, оценив ситуацию, я нашел ее достаточно привлекательной.
Он хмыкнул, шлепнул меня по заднице, и в следующую секунду тело обожгло… ледяной струей из душа! Наверное, мой вопль было слышно на весь дом.
Стоит ли говорить, что до самого выхода к гостям я с ним не разговаривал? Потом, вспомнив про Стаса, я прошипел Пашке о «временном перемирии», что было встречено со свойственной ему иронией.
- О! Мальчики! – Девчонки запищали, увидев нас, у многих были при этом очень многозначительные лица. Парни здоровались с Пашкой за руку, мне только кивали. Какой-то пацан, мнущийся у стенки, сверлил меня полным ненависти взглядом. Не иначе, в прошлой жизни я ему член откусил, и он до сих пор забыть не может. Бедняга. Мне его представили, как Сашку. Наверное, тот самый, что был наверху с Анжелкой. И чего тогда у человека такая рожа кислая? Ведь дали же ему. Или совсем не того душа хотела? Я сочувственно ему улыбнулся, он чуть не плюнул в стоящую рядом елку и пулей унесся из комнаты.
- Какой милый мальчик! – Заметил я искренне расстроившейся Светке, невинно хлопая глазами. Шутки шутками, а лучше, чтоб Пашка этого не видел, иначе взбесится. В его присутствии гомофобы обычно преодолевают все свои фобии, но в праздник лучше обойтись без лишних стрессов.
Дальше все пошло замечательно: мы пили добротно сваренный глинтвейн, вспоминали старый год, сидя на ковре среди вазочек салатов, горок мандаринов и, ждущих своего времени, бутылок шампанского. Я очень уютно устроился в Пашкиных объятьях, расслабившись и откровенно кайфуя, видя, какие взгляды на нашу идиллию бросают Светка и Стас. Значит, на их счет ошибки быть не может, ибо такое поведение говорит само за себя. Но я абсолютно спокоен: Паша даже не смотрит в сторону Стаса, о чем-то думает сосредоточенно, опустив подбородок мне на макушку. Даже не хочется спрашивать о чем, внутри меня растекается тепло, умиротворение и легкая тягучая лень. Хорошо - других слов нет.
Дальше в моей памяти все расплывается: бой курантов по телику, выстрелы, с которыми пробки весело выпускали наружу шампанское, фейерверк во дворе, наше плутание по улочкам в поисках главной площади городка. Ночь и звезды, и Пашкины губы со вкусом шампанского – ипанутая мечта больного романтика. Я смеялся, глядя ему в глаза, мир кружился, все-таки шампанского было слишком много, Пашины руки держали сильно, уверенно и очень привычно – не упадем, нам не страшен никакой сугроб.
Утро застало меня только днем. На часах было два пятнадцать, но для меня все равно день только начинался. К моей великой радости, я оказался в уже полюбившейся мне нашей комнате, на удобной постели, чистый, счастливый, но не в состоянии пошевелить ни рукой, ни головой. Улыбка на лице, видимо, так и осталась с вечера – кривая, застывшая, но бесспорно довольная, из чего я делаю вывод, что погуляли мы на славу.
Провожу рукой рядом – Пашки нету. Пугаюсь сам не знамо чего, но тут же успокаиваюсь, услышав шум воды в ванной. Потягиваюсь. Ощущение чистоты явно говорит о том, что таки вчера была баня. Во рту при этом у меня полнейшая засуха и легкий, но очень характерный привкус, что безошибочно позволяет определить оральный секс на сон грядущий. Последующая попытка пошевелиться помогает мне вспомнить все остальное, связанное с сексом, который произошел в знаменитой финской сауне. Моя кривая вчерашняя улыбка становится полноценной и обретает краски: мне вспоминается такое! Мы попробовали все позы, который Пашка раньше считал применительно ко мне неприменимыми и жутко неприличными. На бедрах, как следы каленого железа, горят отпечатки его пальцев, явно будут нехилые синяки, но мне пофиг. Попытка сесть на кровати позволяет мне понять, что поясница болит так, как никогда и ничто не болело. Боль в заднице на этом фоне кажется вообще незначительной. Еще бы ее замечать, когда вечером исполнял такие акробатические «этюды» - все тело ноет почти равномерно.
Я блаженно зажмуриваюсь и, когда открываю глаза, вижу склоненного надо мной очень обеспокоенного Пашку, а в руках у него большую кружку, от которой поднимается пар и доносится самый райский запах на земле – правильно, это запах кофе в похмельное утро. Я настаиваю, что в таких случаях аромат становится совершенно неповторимым и многогранным.
- Кто ты, прекрасное виденье? – Декламирую я. Лицо Паши становится еще более встревоженным. Видимо, он уже ищет у меня симптомы белой горячки.
- Это ты мне приволок, солнц? – Мурлычу я, повергая в шок своего парня. Наблюдая его реакцию, даю себе слово быть с ним нежнее в наступившем году.
Паша ставит чашку на столик, очень бережно помогает мне усесться, подкладывает подушки, затем дает мне мой вожделенный напиток. И усаживается рядом, готовый подхватить чашку, если вдруг она выскользнет из моих не вполне еще ловких пальцев. Раньше меня такая повышенная забота бесила, но сегодня я принимаю ее с радостью, чувствуя себя абсолютно счастливым. Никогда я так не был готов сказать Пашке «я люблю тебя», просто глядя в глаза, без всяких глупых улыбок, шуток и запрятанных до поры сомнений.
- Паш… - горечь кофе повисает на языке вместе со словами.
- Что? – Он весь вздрагивает, ожидая, когда начнутся упреки за вчерашнее. – Я утыкаюсь ему в шею и шепчу:
- Не парься… вчера был лучший секс в моей жизни, - торопливо целую. Не это я хотел сказать, но куда мне торопиться? У нас тут целая неделя, скажу еще.
Он недоверчиво смотрит на меня, потом смеется. Я чуть было не краснею от его взгляда – слишком собственнического, сытого и откровенного. Чувствую возбуждение, но, увы, до вечера я годен лишь для поцелуев и осторожных объятий. Этим мы и занялись позднее в душе. Ну, или почти этим.
После завтрака были санки. Я, корчась, усаживался вместе с парой добровольцев на деревянное сиденье, после чего мы с гиканьем отталкивались и летели вниз с горки до первого сугроба или непослушного дерева. Чуть в отдалении, на трассе, ребята опробовали горные лыжи. Я не смог к ним присоединиться, в виду свого плачевного состояния, о чем, впрочем, особо не жалел.
После окончания снежных забав и побоища в снежки мы, крайне довольные всем и сразу, завалились в финскую баню. Это оказалась наикласснейшая вещь! Правда, временами я краснел, выделяя взглядом очередную запомнившуюся мне горизонтальную или вертикальную поверхность. Также вспомнилось зловещее «упс», с которым пару раз врывались какие-то пьяные личности. Надеюсь, они ничего уже не помнят, иначе психологическая травма на всю жизнь им гарантирована.
Так проходили дни: завтрак, лыжи, на которые меня все-таки поставил Пашка, баня. А вечером гулянки, какие-то новые поездки, местные таверны и пускание фейерверков с дикими хороводами у полюбившейся елки во дворе (искусственная праздника не пережила).
Пашка очень подружился со Стасом на почве любви к горным лыжам и борьбе, от которой, как выяснилось, последний давно фанател, но сам не занимался. Я перестал их ревновать, ибо сексуальная жизнь нашей пары была на таком Эвересте, о существовании которого я даже не предполагал. Знал бы, никогда б от себя не отпускал. Впрочем, теперь я был во всеоружии, и Пашка просто светился от перемены в наших отношениях. Последняя мысль очень грела душу каждый раз, когда я, поднявшись на гору, смотрел вниз на машущего мне рукой малюсенького Пашку и готовился, оттолкнувшись, полететь вниз, чтоб обязательно свалиться в конце, преодолев уже все самое страшное. Любовь требует жертв, говорил я себе, когда руки моего парня в очередной раз вынимали отплевывающегося меня из пушистого сугроба. Идиот. Какой же я был идиот.
Тот день ничем не отличался от предыдущих: непоздний подъем, лыжи. За завтраком народ уже обсуждал, как будем праздновать Рождество, я только мечтательно улыбался в предвкушении.
Отмучившись на знакомой горке, я со всеми пошел в баню, вяло слушал, как Стас подшучивает над Пашкой, как гудят на заднем плане девчонки.
После этого, как обычно, поплелся наверх, урвать часок отдыха для моего сладко ноющего, непривычного к таким нагрузкам тела. Я лежал и думал о нас, о нашем ржачном первом свидании, о том, как Пашка, смущаясь, дарил мне первые коробки с конфетами и шоколадки. В итоге, мне безумно захотелось сладенького. Весь дом спал, на пути к кухне мне не попалось ни одного энтузиаста. Нет, на кухне все-таки кто-то был. Я зашел, даже не посмотрев сразу, уже приготовив свою дежурную улыбку.
На кухне была какая-то целующаяся парочка. «Гомофоб Сашка», как я его окрестил, и какой-то парень… Стоп. Парень? Нет, не просто парень. Я стоял и смотрел, как мой Паша обнимает и целует какого-то левого типа. Секунд десять длился паралич. Мое сознание рвалось покинуть помещение еще с первой секунды, когда просекло фишку, но все моторные функции дружно испарились. Вот сейчас они повернутся, и я умру на месте. Меня не должно здесь быть. Наконец, найдя в себе силы пошевелиться, я отступил в прихожую. От прихожей до гостиной был пятнадцать шагов. Еще двадцать через гостиную. Дальше дверь. Ступеньки. Улица. Сугроб.
Кажется, именно в сугробе ко мне вернулась возможность мыслить словами, а не образами. Непонимание рвалось наружу. Я бы еще как-то принял, если бы это был Стас, роскошный, модельный, добрый, вежливый Стас. Но Сашка! Променять меня на блеклую моль, которую и рядом не поставишь. Он же обычный. Простой, как та палка. Что в нем такого? И что во мне не так? Вот этот самый вопрос. Последний, самый мерзкий, загнавший меня на пять лет в душные клубы с одноразовыми парнями, положив конец наивности, с которой я спокойно и тупо велся на любой предложенный мне бред. Я казался себе старше и умнее на жизнь, когда на моем пути возник Паша, хоть он и считал меня всегда неразумным ребенком. И что теперь? Все то же. Идиотское дрожание губ и такое избитое «почему»… Мне стало противно, отвращение к себе иногда здорово помогает собраться в нужную минуту. Ко мне вернулись ощущения, я понял, что совершенно замерз, и машинально, не зафиксировав, как я шел, оказался в своей комнате. Там новой вехой стал шкаф. Моих вещей было не так уж и много – мне показалось, чемодан наполнился и закрылся за секунду. Потом была центральная площадь городка и автобусная остановка, откуда меня через полчаса забрал комфортабельный автобус. Очереди на границе не было: под Рождество все ломились туда, а не обратно.
Следующей яркой точкой стал подоконник и забытая в холодильнике бутылка шампанского. И тошнотворный запах ненавистного разбитого одеколона в прихожей. Телефон отключен. Мобильник забыт в Финляндии, я только что об этом вспомнил. Надеюсь, он беспокоится. Или ему похуй? Глоток, горечь на губах. Нет, не может быть, ведь он у нас такой ответственный, надежный, небось, места себе не находит. Как же я от этого устал. Хочется добавить: «от всего», но какая-то чудом оставшаяся трезвой часть сознания твердит, что это небезопасные мысли, если ты сидишь на полностью открытом окне. Что ж, в этом что-то есть. Если я выпаду, со мной пропадет целых полбутылки шампанского! Беспредел, которого ни за что нельзя допустить. Снова смотрю на звезды и понимаю, что они начинают кружиться… Не мог я так окосеть с такой порции алкоголя или мог? Наверное, усталость и стресс добавили. Тело не слушается, я подавляю тяжелый вздох и принимаю единственное верное решение: десять раз подумав, правильно ли я выбрал направление и пару раз испугавшись, я свалился спиной вперед в квартиру. Боли от падения я не почувствовал, захотелось свернуться клубочком и заснуть, что я немедленно и сделал бы, не услышь рядом «мяу». Открытое окно и кот – вот две вещи, которые могут довести до конвульсий любого владельца бессмысленной живой кучки меха. Я подскочил, как ужаленный, и побег закрывать. Кот был пойман, окно закрыто, остатки шампанского растеклись лужицей по полу.
Я прижимал до боли это дрожащее, замочившее лапы в луже нечто и тихо плакал. Это так паскудно, когда тебя бросают. Я могу сто раз повторить, что сам его выставил, но для всех будет Светкино «а помните, этого парня Павел кинул в Финках»… О прочем стараюсь вообще не думать: я ничего не собирался говорить ему в те праздники, мне примерещилось. Мы с котом немного отползаем от лужи, ближе к батарее, и продолжаем дремать.
Где-то в моем сне слышится щелчок, потом жуткий грохот. Меня трясут. Я нарочно долго не открываю глаза, пока не выстраиваю в голове цепочку: звук открывающейся двери, грохот, Пашкин мат – он вошел и вступил в свои вещи. Втягиваю воздух. Открываю глаза, цежу сквозь зубы:
- Убирайся, – шарю рядом в поисках сигарет. Они упали куда-то на пол? Или я тогда неверно выбрал направление, когда бросал их? Неважно. Повторяю:
- Убирайся, - он меня отпускает, на секунду мне кажется, что так и уйдет молча, но нет.
- Ты понимаешь, что я думал, пока не нашел твою гребаную трубку разряженной под кроватью? – Его голос звучит тихо, кажется, он вообще шепчет, сверля взглядом мне в макушке дырку. Пофиг, я на него не смотрю.
- Это твои проблемы. Уйди, - у меня есть дела поважнее, чем смотреть ему в лицо. Например, надо повнимательней рассмотреть свои пальцы, каждую складочку – когда еще будет такая возможность?
Павел отходит от меня, наворачивает три круга по комнате. Тишина весит, мой бывший парень ходит вокруг да около – это даже забавно.
- Не знаю, кто и что тебе сказал, но…
- Я все видел, - слова такие лишние, уже ничего не решающие. Но их нужно сказать, чтоб он ушел и оставил меня, наконец, в покое. – Тебя и Сашку. На кухне. Сказать, что вы делали или сам помнишь?
- Он пытался меня целовать.
- Пытался?! – У меня вырывается нервный смешок. Забывшись, я на секунду глянул в его сторону. – А мне показалось, наоборот, ты его целовал.
- Да. Напоследок.
- Отлично, - я чувствую, что начинаю заводиться. Меня бесит его наглое непробиваемое спокойствие. – Ты молодец. Что еще хочешь сказать?
- Я знаю про Этьена.
Четыре слова, как удар. Молчу секунду, другую, надеясь, что ослышался. Больше молчать нельзя, и я глухо интересуюсь:
- Откуда?
- Сашка. Он работает в том клубе менеджером.
Теперь я смотрю на него, пытаясь хорошенько запомнить. Значит, это я все испортил. Приятно осознавать, что на этом свете остались еще хорошие парни, пусть и не для меня.
- Как давно… ты знаешь? - Это просто любопытство, но вопрос вырывается, о чем я тут же жалею.
- Почти сразу, как вы снова начали.
- у нас было всего несколько раз, - перебиваю его резко. Мучительно хочется, чтоб он, наконец, ударил, тогда меня немного отпустит. Или не отпустит, но хоть что-то изменится.
- Знаю.
- Паш, я не понимаю… - Беспомощно смотрю в его слишком спокойное лицо. – Я делаю тебе больно, уходи. Я не стану удерживать.
- Знаю, - он склоняется надо мной, и через секунду я уже оказываюсь на ногах. - Пойдем в душ, ты совсем холодный.
Холод действительно пробрал уже до костей. Я сижу, привалившись к дверному косяку, смотрю, как набирается ванна. Мыслей нет, есть только журчание воды, тепло и Пашкина голая спина – он снял рубашку. Через пару минут его руки поднимают меня, как что-то совсем невесомое, раздевают, избавляя от, словно вмерзшей в кожу, одежды.
В начале вода обжигает, потом я закрываю глаза, уплывая на теплой волне. Когда чувствую его руки, растирающие гель для душа по моей коже, хочется закричать от того, как это хорошо. Не понимаю, почему он такой нежный. Скорее всего, просто щадит обмороженную местами кожу.
Спустя какое-то время, прикосновения пропадают, он подхватывает меня под мышки, вытаскивает из ванной. Начинает обтирать большим махровым полотенцем. Чувствую, как он невольно прижимается сзади, и пытаюсь отстраниться. Он не позволяет. Через мгновение я ощущаю его руку на своем члене.
- Паш, я не ..., - поздно, его губы уже накрыли мой рот, язык без преград скользит внутрь. Я не пытаюсь сопротивляться: он сильнее меня раза в три, это бесполезно. Да и не хочется. Он имеет право на этот последний раз, а я потерплю.
Пожалуй, у нас никогда не было так, как в этот вечер. Медленно, мучительно, словно при каждом движении к чему-то прислушивались внутри и запоминали, но при этом очень сладко. Кажется, слезы все-таки потекли в конце, я плохо помню, был словно в ступоре. Не мог заставить себя сказать, как хочу, чтоб он остался. На любых условиях. Какая-то часть меня была этому рада: так хотелось покоя, просто лечь и заснуть, никаких слов, отказов и слезных сцен.
Пашка привел нас обоих в порядок и, закутов в халат, проводил меня на кухню. Я сидел на табурете и по-прежнему безучастно наблюдал, как он ставит чайник. Наконец, уже глядя в горячую чашку и зная, что он смотрит на меня, я спросил:
- Ты уходишь?
Секундная пауза.
- Нет.
Простое, четкое и уверенное. Я делаю глоток. Уже не в первый раз отмечаю, как мне хочется спать. Все мысли куда-то разбежались, не могу их собрать воедино, чтобы спросить. Что спросить? Не знаю.
Он продолжает сам, словно отвечая на мой незаданный вопрос:
- Ага. Я уйду, а ты просто будешь сидеть сутки на сквозняке, сляжешь, забудешь про все лекарства и в каком направлении искать холодильник, а потом на похоронах в меня будут пальцами тыкать твои родственники.
- Тебе не все равно?
- Нет. – Он усмехается. И смотрит на меня так нежно, насмешливо, будто я запутавшийся в клубке с нитками котенок.
- Максим, ты и в самом деле держишь меня за полного идиота? По-твоему, я ничего не вижу, не знаю? Ты думаешь, твой любовник-мавр сам отвалил? Да еще и в Москву срочно перебрался? Серьезно, что ли? – Я слушаю бархатистые раскаты Пашкиного голоса, смотрю на него и понимаю, что никогда толком его не знал. И сейчас не знаю. На мгновение от этой мысли становится не по себе.
Или он не был таким раньше, жестким и властным? Передо мной мое же творение? Не нахожу, что ответить, поэтому сидим молча. Я смотрю в окно, когда вдруг ощущаю на себе его сильные руки. Не успев запаниковать, оказываюсь у Пашки на коленях. Он утыкается носом мне в шею, тяжело дышит, я ощущаю жар его дыхания.
- Никуда я не уйду. И тебя не пушу. Максим!
- М-м-м-м?
- Дело не в том, как мне с тобой. Дело в том, как мне без тебя.
- И как? – Я пытаюсь увидеть его лицо, но Пашка мне не дает этого сделать, еще сильнее прижимая к себе.
- Никак. Макс?
- М-м-м-м?..
Проходит час, в доме опять выносит пробки, и мы сидим в темноте. Смотрим на снег и взрывающиеся фейерверки. Все-таки я люблю праздники. Особенно, когда мне дарят нужные подарки.
_______________
Вот так заканчивается наша лав-стори. Честно, боюсь ее продолжать дальше. Поверил ли я ему? – Не знаю. Только это неважно. Важнее, что мы опять все разрушили и начинаем строить сначала.
И еще он грозится меня на работу устроить. Изверг.
@темы: Библиотека моего притона, Влюбленный Максим, ориджи от Maxim, ничаво, что мое курево - марихуана?
-
-
11.05.2015 в 14:41