я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Название: Старый дневник
Автор: Maxim
Бета: Word
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, триллер, немного angst
Саммари: Немного крови, немного любви. Все живы, если не здоровы…
По рисунку KASAI Ayumi:

От автора: написано для челенджа в дневнике [Kaya.]
читать дальше2 сентября 1973 г.
Пробуждение было, на первый взгляд, не из приятных. Шея затекла, голова покоится на чем-то жестком, а лоб упирается во что-то твердое и холодное. После некоторых раздумий понимаю, что опять заснул в библиотеке. А голову мне холодит остывшая чашка кофе, и любое неверное движение может привести к ее падению на пол или, что еще хуже, на конспект по криминалистике или стопку библиотечных книг, которая должна быть прямо по курсу, аккурат за чашкой.
Осторожно разлепляю один глаз, потом второй. Свет выключен, значит – утро. Уже хлопают двери кабинетов, врачи, преподаватели и студенты-практиканты спешат кто куда. Впрочем, многие ночевали тут, как я, поэтому и не скажешь сразу, проспал на занятия или нет. А значит, сознанию можно еще на минуту зависнуть, а телу поваляться в неудобном положении. Только надо отодвинуться от конспекта, чтоб не кололся, паршивец.
Следующее пробуждение наступает от того, что чьи-то пальцы настойчиво, но очень приятно ерошат мои волосы. Не чьи-то. Его. Я узнал и зажмуриваюсь сильнее, внутренне мурлыча, как кошка. Или котенок, ибо мне только недавно стукнуло семнадцать. И я люблю человека, который вот уже минуту, пока безрезультатно пытается меня разбудить. Моя любовь к нему началась как раз с рук, с красивых длинных пальцев, которые могут принадлежать только знаменитому пианисту. Или великому хирургу.
- Малыш, как бывший студент я понимаю, что сон на конспектах, а особенно в нашей библиотеке – это самый верный способ подготовки к экзаменам, но…ты ведь совсем тут поселился. Хочешь стать грозой преступного мира? – С трудом воспринимаю слова, тону в звуках. Я говорил, что у него лучший в мире голос? Мягкий и насмешливый. Он создан убеждать людей в том, что все у них будет хорошо. И как может быть иначе? Ему все верят. Вернее – в него.
Наконец, с неохотой «пробуждаюсь». Демонстративно зеваю, улыбаюсь ему сквозь взлохмаченную челку. Хочу верить, что выходит соблазнительно. Впрочем, что мне светит? Смотрю на него и понимаю, насколько смешон. Его лучистые светлые глаза выражают только заинтересованность и дружеский интерес, тепло, которое он щедро дарит всем. Небрежно наброшенный на плечи халат, под ним идеально свежая рубашка, сегодня с еле уловимым голубоватым оттенком – в цвет глаз. Значит, ночевал не в больнице. Внутри змеей поднимается беспочвенная ревность, на которую я не имею никакого права. Неприязненно смотрю на протянутые мне кружку со свежим кофе и пакетик с домашней выпечкой. Наверняка, как только он вошел в отделение, был атакован какой-то влюбленной медсестрой или благодарной пациенткой. Молодой и обаятельный, уже «столько всего добился» - все сходят с ума по его улыбке и пепельным волосам. Наиболее умные говорят, что у него потрясающие глаза и красивые руки. Мнящие себя интеллектуалками вспоминают, что он еще и прославленный хирург. Но ни одна из них не может уразуметь, что он не пьет кофе и не ест сладкого.
Впрочем, он никогда это никому не говорил. У него стол забит конфетами и печеньем, которые достаются наиболее юным пациентам, а кофе становится спасением для заснувших в больнице врачей и студентов. Иногда мне кажется, что я для него такой же, как остальные. Да и с чего мне мнить себя особенным? Принимаю от него гостинцы, чтоб потом выбросить все в мусорную корзину.
- Спасибо… - со сна голос, как всегда, хрипит, каждый звук отдает першением в горле. Вынуждаю себя сделать глоток из ненавистной чашки. – Который сейчас час?
- Половина одиннадцатого. – Подскакиваю и бегу, собрав в бесформенную кучу конспекты. Слышу веселый смех за спиной, от которого немедленно краснеют уши. И почему я так чудовищно неуклюж? На ходу затягиваю потуже на шее уже привычный шарф, в этот раз тускло-зеленый. Типа, у меня такой стиль. Всегда их ношу. И каждые пять минут поправляю, не в силах сопротивляться укоренившейся привычке. День начался.
Занятия проносятся стремительной пеленой, периодически я просыпаюсь, услышав что-то интересное, но в основном сплю. Все важное было там, в библиотеке.
Последним номером перед обеденным перерывом, естественно, стоит самое неаппетитное, что только можно. Уже традиционно из лаборатории поштучно выносят потерявших сознание девчонок и некоторых парней. Я скучаю и жду окончания, вяло наблюдая. Напугать видом крови меня сложно.
Когда нас, наконец, отпускают, стремглав несусь в столовую, расталкивая позеленевших и шатающихся студентов. Интересно, какие из них будут криминалисты? Впрочем, мой любимый доктор говорит, что я слишком критичен к себе и окружающим. А он никогда не ошибается, иначе быть не может.
Есть такое правило, что если очень хочешь и одновременно боишься кого-нибудь увидеть, обязательно впилишься в этого человека со всего маху и при самых дурацких обстоятельствах. «Из этого правила пора сделать закон», - решил я, потирая свой нос после встречи с металлической пуговицей. Разница в росте действует удручающе. Даже поднимать глаз необязательно, чтоб понять, кого я только что чуть было не снес с дороги.
Знакомые руки мягко отстраняют меня на приличную дистанцию и тут же отпускают. Ведь люди кругом смотрят.
- Не можешь никак проснуться, Рене? Тебе стоило позавтракать утром. Совсем себя не бережешь… - он хотел что-то еще мне сказать, я уверен, но тут его окликают:
- Доктор Брайт! – Он улыбается мне напоследок, треплет по волосам и стремительно удаляется. А я смотрю ему вслед, покрасневший как свекла от его прикосновения, и не в состоянии выдавить из себя ни звука. Опять выставил себя идиотом. Но это сильнее меня, его присутствие словно вгоняет меня в транс. Он для меня Бог. Казалось бы, что тут необычного? Нормальное поведение для влюбленного семнадцатилетнего мальчишки. Только он на самом деле Бог для меня, человек, подаривший жизнь. Два года назад, в этой самой клинике.
Меня привезли ночью, истекающего кровью, с почти перерезанным горлом. Шансы спасти были очень близки к нулю, это я понимаю сейчас, начав изучать анатомию и медицину. Особенно, если у человека непереносимость к наркозу. Но я всего этого не понимал тогда и смотрел на него широко распахнутыми глазами. Я не знал, кто он, не представлял, как все случилось, даже сейчас вспоминаются только растерянность, боль и холод. И свое «спаси», которое не мог произнести. Я, как завороженный, смотрел на скальпель в его руках, на нитки, которыми меня будут зашивать по живому, если доживу до момента, и мог думать только о том, какие у него пальцы. Никогда в жизни не видел таких красивых рук. И человечество не изобретет сильнее наркотика, чем его голос. Не помню, что он тогда мне говорил, но я выдержал все до конца. И потом еще два раза, чтоб вернулась способность нормально дышать и говорить.
Про нас писали все газеты. Его преследовали социальные организации, пытались запретить в судебном порядке. Две «лишние» операции без наркоза с возможным летальным исходом. Я согласился на все не для того, чтобы жить нормально, а чтобы снова чувствовать его так близко, позволяя держать свою жизнь на кончиках пальцев. Каждый раз, когда игла входила в кожу, я представлял себя бабочкой из собственной коллекции, которую регулярно пополнял в детстве со всей беззаботной жестокостью. Трепет жизни под пальцами и иголка в руках. Интересно, что чувствовал он, когда распоряжался моей? Я не мог видеть его четко во время операций, иногда сознание милосердно ускользало, а иногда казалось, что от боли сердце выпрыгнет из груди. Но никогда не забуду, как засияли его глаза, когда я сказал первое в своей новой жизни слово. Тогда я выучил для себя их цвет – серо-голубые, наполненные светом. Именно так, и никак иначе. И тогда же я в первый раз назвал доктора Брайта по имени. Райен. И очень долго не смел решиться на такую дерзость повторно. Даже касаться его казалось святотатством. Но мы прошли все до конца. Вместе.
В случае неудачи его ждал суд, но удача улыбнулась – и я стал его докторской диссертацией и пропуском в эту клинику, одну из лучших.
Меня он не забыл и не бросил. Я плакал на его плече, когда узнал, что в ту ночь неизвестный убил моих родителей и пытался убить меня. Я ничего не помнил. И сейчас вместо лиц только размытые пятна.
Мой доктор регулярно навещал меня в приюте, сердце пело каждый раз, но слова не шли. Я не мог сказать, что к нему чувствую. Но однажды поделился с ним своей мечтой. И вот – я здесь. Учусь, чтоб разоблачать негодяев, один из которых «поломал мне жизнь», по мнению сердобольных одногруппниц. Для них я герой. И все хотят увидеть мой шрам, спрятанный под шарфом. Мальчик, который выжил. Вам ничего это не напоминает? Мне - только о заголовках газет и надоедливых репортерах.
Убийцу так и не нашли. Да и кому он нужен? Обычный рядовой криминал. Необычным его сделал мой доктор, вернувший меня с того света. Для меня он самый близкий и далекий человек на Земле. За него я мог бы убить, понимает ли он это?
11 июля 1977 г.
Вот мне и двадцать один. Не взирая на все приметы, я отметил накануне. Натужно веселился в кругу друзей, которых у меня на самом деле нет, а теперь сижу и смотрю на часы, грея в руках бокал вина. Минутная стрелка догоняет часовую. Отсчет идет на минуты, как в Новый Год. Десять, девять, восемь….две, одна. Все. Человек родился. И сразу стремительный звонок в дверь. Он. Сгребает в охапку прямо на пороге, к черту летят ненужные цветы. Никогда не видел его таким: взъерошенным, возбужденным, почти безумным. Мой Райен. Теперь я могу это сказать. Оплетаю руками и ногами. Не отдам и не отпущу, не отберете. Ждать столько лет, пока будет можно. Зачем? Никто бы не узнал. «Я буду знать, Рене, и этого достаточно», - как же я ненавидел его в такие моменты! И как желал.
До спальни не дойти, тяну его вниз на ковер.
- Давай, здесь., - хриплю. Голос пропадает, дрожащими пальцами расстегиваю его рубашку. Столько готовился, а не могу вспомнить… Что же делать теперь? Он обхватывает мое лицо руками, долго смотрит в глаза. Я тону. Так плохо не было даже во время операций, но и так хорошо тоже не было никогда. Отвечаю на его поцелуи, мечтая поскорее избавиться от одежды, чтоб ощутить под пальцами кожу. Как можно так медленно?
- Не торопись, будет больно. У тебя ведь в первый раз, - он покрывает мое тело поцелуями, гладит. Я выгибаюсь и кричу. Зачем он мучает меня? И так знаю, что для него
я не первый, пусть сто раз особенный. От ревности я становлюсь агрессивным. Он вздрагивает, когда провожу ногтями по широкой гладкой спине. Пометить. Мой. Он смеется. Я сказал это вслух? Обхватываю губами его член, ласкаю.
Что, не до смеха уже, Райен? Иногда опыт можно компенсировать желанием, и я клянусь, это будет твоя лучшая ночь.
Я не позволяю ему кончить. Слишком хочу почувствовать в себе. Сейчас, скорее. Опираюсь на диван, раскрываясь перед ним, как можно сильнее. Моя нетерпеливость стоит мне боли. Боли? Не смешите меня. Подаюсь ему навстречу. Это не боль, а наслаждение. Снова близко, как никогда. И снова я, как бабочка из моей выброшенной коллекции. Нахожу его губы, ловлю в плен все его не заданные вопросы. Все хорошо. Наконец-то. Сплетаю его пальцы со своими. Отрываюсь от губ, чтоб поцеловать каждый. Он обнимает меня, так близко. Ближе не бывает. И снова его голос. Уговаривает, так знакомо. Но сейчас он не приказывает мне жить, а мягко просит не будить соседей. От безысходности кусаю губы. Потом обивку дивана. Потом мы кричим уже вместе. Не остановиться. И сердце выпрыгивает из груди, как от самой дикой боли.
После разрядки я опустошен, как после операции. И мне холодно. Прижимаюсь к нему крепче.
- Поцелуй меня… - он слушается беспрекословно, и наваждение проходит, я успокаиваюсь. В тишине слышится тиканье часов и его ровное дыхание пополам с моим, чуть хриплым. Вот какое оно – счастье…
11 июля 1983 г.
Мой день рождения. И очередная годовщина нашей любви. Он опять принес ненужные цветы. И мы не дошли до спальни. Впрочем, до нее надо теперь подниматься на другой этаж. Он – прославленный хирург, я – известный криминалист. Только одно не дает мне покоя. Уже которую ночь мне снится тот человек с серым пятном вместо лица. Тайком от Райена после долгих сомнений я решил поднять старое дело и просмотреть все отчеты. Должно стать легче, я знаю. Ведь рядом он, и мне нечего бояться.
25 июля 1983 г.
Я сижу сейчас один, в темноте. Райан уехал, а я в который раз смотрел документы. И в который раз что-то не сходилось. И я, наконец, теперь понимаю, что. Когда он вернется, у меня будет к нему всего один вопрос: «почему?». Только не знаю, смогу ли я заставить себя его задать.
_____
Наши дни, Испания:
Море целует кончики моих ботинок, я курю и смотрю в даль. Райен спит. Когда проснется, должна позвонить сиделка. Мне буквально пришлось себя вытащить на воздух. Я часами мог бы смотреть на прозрачную трубочку капельницы, тонущую в его руке, а он не любит, когда я рядом в такие моменты. Стесняется меня, любовника, который моложе его на двадцать лет. Усмехаюсь, затягиваясь дымом. Ничего, любимый, я тебя догоню. Успею выкурить свои легкие к нужному сроку. А пока, мы оба молодцы. Ты встанешь, и мы будем гулять по берегу до самого обеда. И я буду держать тебя за руку.
«Жили они долго и счастливо» - это про нас. Вот только в момент, когда наступит «один день» в нашей сказке, как мне задать свой вопрос? И надо ли? Ты ведь все знаешь. Хирург от Бога не мог ошибиться.
Не было никакого человека с пятном вместо лица. Был только один маленький убийца и неудавшийся самоубийца. Фотографии в деле – фальшивка. Шрам на мне, как живая улика. Можно было ничего и не понять, но… я ведь стал лучшим. Для тебя. А для кого все делал ты? Почему не выдал? Я не могу заставить себя думать, что дело было только в карьере. Но теперь понимаю, почему ты на это пошел. Мало кто смог бы так резать невинного ребенка, ставя на нем непростой эксперимент. Но ты оперировал убийцу и знал это. И из-под твоих рук вышел новый человек. Я все забыл. А когда узнал правду, долго не мог понять, как жить со всем этим. Мне неинтересно, почему я так поступил. Но ты? Жил в одном доме столько лет, занимался со мной любовью, засыпал рядом… неужели, тебе было неинтересно узнать – почему? За что я так их и себя? Мне не понять тебя, Райен, но я и не уверен, что хочу этого. Ты мой Бог, мой создатель, ты рискнул для меня всем.
В кармане вибрирует телефон. Улыбаюсь – ты проснулся. Я иду к тебе.
Автор: Maxim
Бета: Word
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, триллер, немного angst
Саммари: Немного крови, немного любви. Все живы, если не здоровы…
По рисунку KASAI Ayumi:

От автора: написано для челенджа в дневнике [Kaya.]
читать дальше2 сентября 1973 г.
Пробуждение было, на первый взгляд, не из приятных. Шея затекла, голова покоится на чем-то жестком, а лоб упирается во что-то твердое и холодное. После некоторых раздумий понимаю, что опять заснул в библиотеке. А голову мне холодит остывшая чашка кофе, и любое неверное движение может привести к ее падению на пол или, что еще хуже, на конспект по криминалистике или стопку библиотечных книг, которая должна быть прямо по курсу, аккурат за чашкой.
Осторожно разлепляю один глаз, потом второй. Свет выключен, значит – утро. Уже хлопают двери кабинетов, врачи, преподаватели и студенты-практиканты спешат кто куда. Впрочем, многие ночевали тут, как я, поэтому и не скажешь сразу, проспал на занятия или нет. А значит, сознанию можно еще на минуту зависнуть, а телу поваляться в неудобном положении. Только надо отодвинуться от конспекта, чтоб не кололся, паршивец.
Следующее пробуждение наступает от того, что чьи-то пальцы настойчиво, но очень приятно ерошат мои волосы. Не чьи-то. Его. Я узнал и зажмуриваюсь сильнее, внутренне мурлыча, как кошка. Или котенок, ибо мне только недавно стукнуло семнадцать. И я люблю человека, который вот уже минуту, пока безрезультатно пытается меня разбудить. Моя любовь к нему началась как раз с рук, с красивых длинных пальцев, которые могут принадлежать только знаменитому пианисту. Или великому хирургу.
- Малыш, как бывший студент я понимаю, что сон на конспектах, а особенно в нашей библиотеке – это самый верный способ подготовки к экзаменам, но…ты ведь совсем тут поселился. Хочешь стать грозой преступного мира? – С трудом воспринимаю слова, тону в звуках. Я говорил, что у него лучший в мире голос? Мягкий и насмешливый. Он создан убеждать людей в том, что все у них будет хорошо. И как может быть иначе? Ему все верят. Вернее – в него.
Наконец, с неохотой «пробуждаюсь». Демонстративно зеваю, улыбаюсь ему сквозь взлохмаченную челку. Хочу верить, что выходит соблазнительно. Впрочем, что мне светит? Смотрю на него и понимаю, насколько смешон. Его лучистые светлые глаза выражают только заинтересованность и дружеский интерес, тепло, которое он щедро дарит всем. Небрежно наброшенный на плечи халат, под ним идеально свежая рубашка, сегодня с еле уловимым голубоватым оттенком – в цвет глаз. Значит, ночевал не в больнице. Внутри змеей поднимается беспочвенная ревность, на которую я не имею никакого права. Неприязненно смотрю на протянутые мне кружку со свежим кофе и пакетик с домашней выпечкой. Наверняка, как только он вошел в отделение, был атакован какой-то влюбленной медсестрой или благодарной пациенткой. Молодой и обаятельный, уже «столько всего добился» - все сходят с ума по его улыбке и пепельным волосам. Наиболее умные говорят, что у него потрясающие глаза и красивые руки. Мнящие себя интеллектуалками вспоминают, что он еще и прославленный хирург. Но ни одна из них не может уразуметь, что он не пьет кофе и не ест сладкого.
Впрочем, он никогда это никому не говорил. У него стол забит конфетами и печеньем, которые достаются наиболее юным пациентам, а кофе становится спасением для заснувших в больнице врачей и студентов. Иногда мне кажется, что я для него такой же, как остальные. Да и с чего мне мнить себя особенным? Принимаю от него гостинцы, чтоб потом выбросить все в мусорную корзину.
- Спасибо… - со сна голос, как всегда, хрипит, каждый звук отдает першением в горле. Вынуждаю себя сделать глоток из ненавистной чашки. – Который сейчас час?
- Половина одиннадцатого. – Подскакиваю и бегу, собрав в бесформенную кучу конспекты. Слышу веселый смех за спиной, от которого немедленно краснеют уши. И почему я так чудовищно неуклюж? На ходу затягиваю потуже на шее уже привычный шарф, в этот раз тускло-зеленый. Типа, у меня такой стиль. Всегда их ношу. И каждые пять минут поправляю, не в силах сопротивляться укоренившейся привычке. День начался.
Занятия проносятся стремительной пеленой, периодически я просыпаюсь, услышав что-то интересное, но в основном сплю. Все важное было там, в библиотеке.
Последним номером перед обеденным перерывом, естественно, стоит самое неаппетитное, что только можно. Уже традиционно из лаборатории поштучно выносят потерявших сознание девчонок и некоторых парней. Я скучаю и жду окончания, вяло наблюдая. Напугать видом крови меня сложно.
Когда нас, наконец, отпускают, стремглав несусь в столовую, расталкивая позеленевших и шатающихся студентов. Интересно, какие из них будут криминалисты? Впрочем, мой любимый доктор говорит, что я слишком критичен к себе и окружающим. А он никогда не ошибается, иначе быть не может.
Есть такое правило, что если очень хочешь и одновременно боишься кого-нибудь увидеть, обязательно впилишься в этого человека со всего маху и при самых дурацких обстоятельствах. «Из этого правила пора сделать закон», - решил я, потирая свой нос после встречи с металлической пуговицей. Разница в росте действует удручающе. Даже поднимать глаз необязательно, чтоб понять, кого я только что чуть было не снес с дороги.
Знакомые руки мягко отстраняют меня на приличную дистанцию и тут же отпускают. Ведь люди кругом смотрят.
- Не можешь никак проснуться, Рене? Тебе стоило позавтракать утром. Совсем себя не бережешь… - он хотел что-то еще мне сказать, я уверен, но тут его окликают:
- Доктор Брайт! – Он улыбается мне напоследок, треплет по волосам и стремительно удаляется. А я смотрю ему вслед, покрасневший как свекла от его прикосновения, и не в состоянии выдавить из себя ни звука. Опять выставил себя идиотом. Но это сильнее меня, его присутствие словно вгоняет меня в транс. Он для меня Бог. Казалось бы, что тут необычного? Нормальное поведение для влюбленного семнадцатилетнего мальчишки. Только он на самом деле Бог для меня, человек, подаривший жизнь. Два года назад, в этой самой клинике.
Меня привезли ночью, истекающего кровью, с почти перерезанным горлом. Шансы спасти были очень близки к нулю, это я понимаю сейчас, начав изучать анатомию и медицину. Особенно, если у человека непереносимость к наркозу. Но я всего этого не понимал тогда и смотрел на него широко распахнутыми глазами. Я не знал, кто он, не представлял, как все случилось, даже сейчас вспоминаются только растерянность, боль и холод. И свое «спаси», которое не мог произнести. Я, как завороженный, смотрел на скальпель в его руках, на нитки, которыми меня будут зашивать по живому, если доживу до момента, и мог думать только о том, какие у него пальцы. Никогда в жизни не видел таких красивых рук. И человечество не изобретет сильнее наркотика, чем его голос. Не помню, что он тогда мне говорил, но я выдержал все до конца. И потом еще два раза, чтоб вернулась способность нормально дышать и говорить.
Про нас писали все газеты. Его преследовали социальные организации, пытались запретить в судебном порядке. Две «лишние» операции без наркоза с возможным летальным исходом. Я согласился на все не для того, чтобы жить нормально, а чтобы снова чувствовать его так близко, позволяя держать свою жизнь на кончиках пальцев. Каждый раз, когда игла входила в кожу, я представлял себя бабочкой из собственной коллекции, которую регулярно пополнял в детстве со всей беззаботной жестокостью. Трепет жизни под пальцами и иголка в руках. Интересно, что чувствовал он, когда распоряжался моей? Я не мог видеть его четко во время операций, иногда сознание милосердно ускользало, а иногда казалось, что от боли сердце выпрыгнет из груди. Но никогда не забуду, как засияли его глаза, когда я сказал первое в своей новой жизни слово. Тогда я выучил для себя их цвет – серо-голубые, наполненные светом. Именно так, и никак иначе. И тогда же я в первый раз назвал доктора Брайта по имени. Райен. И очень долго не смел решиться на такую дерзость повторно. Даже касаться его казалось святотатством. Но мы прошли все до конца. Вместе.
В случае неудачи его ждал суд, но удача улыбнулась – и я стал его докторской диссертацией и пропуском в эту клинику, одну из лучших.
Меня он не забыл и не бросил. Я плакал на его плече, когда узнал, что в ту ночь неизвестный убил моих родителей и пытался убить меня. Я ничего не помнил. И сейчас вместо лиц только размытые пятна.
Мой доктор регулярно навещал меня в приюте, сердце пело каждый раз, но слова не шли. Я не мог сказать, что к нему чувствую. Но однажды поделился с ним своей мечтой. И вот – я здесь. Учусь, чтоб разоблачать негодяев, один из которых «поломал мне жизнь», по мнению сердобольных одногруппниц. Для них я герой. И все хотят увидеть мой шрам, спрятанный под шарфом. Мальчик, который выжил. Вам ничего это не напоминает? Мне - только о заголовках газет и надоедливых репортерах.
Убийцу так и не нашли. Да и кому он нужен? Обычный рядовой криминал. Необычным его сделал мой доктор, вернувший меня с того света. Для меня он самый близкий и далекий человек на Земле. За него я мог бы убить, понимает ли он это?
11 июля 1977 г.
Вот мне и двадцать один. Не взирая на все приметы, я отметил накануне. Натужно веселился в кругу друзей, которых у меня на самом деле нет, а теперь сижу и смотрю на часы, грея в руках бокал вина. Минутная стрелка догоняет часовую. Отсчет идет на минуты, как в Новый Год. Десять, девять, восемь….две, одна. Все. Человек родился. И сразу стремительный звонок в дверь. Он. Сгребает в охапку прямо на пороге, к черту летят ненужные цветы. Никогда не видел его таким: взъерошенным, возбужденным, почти безумным. Мой Райен. Теперь я могу это сказать. Оплетаю руками и ногами. Не отдам и не отпущу, не отберете. Ждать столько лет, пока будет можно. Зачем? Никто бы не узнал. «Я буду знать, Рене, и этого достаточно», - как же я ненавидел его в такие моменты! И как желал.
До спальни не дойти, тяну его вниз на ковер.
- Давай, здесь., - хриплю. Голос пропадает, дрожащими пальцами расстегиваю его рубашку. Столько готовился, а не могу вспомнить… Что же делать теперь? Он обхватывает мое лицо руками, долго смотрит в глаза. Я тону. Так плохо не было даже во время операций, но и так хорошо тоже не было никогда. Отвечаю на его поцелуи, мечтая поскорее избавиться от одежды, чтоб ощутить под пальцами кожу. Как можно так медленно?
- Не торопись, будет больно. У тебя ведь в первый раз, - он покрывает мое тело поцелуями, гладит. Я выгибаюсь и кричу. Зачем он мучает меня? И так знаю, что для него
я не первый, пусть сто раз особенный. От ревности я становлюсь агрессивным. Он вздрагивает, когда провожу ногтями по широкой гладкой спине. Пометить. Мой. Он смеется. Я сказал это вслух? Обхватываю губами его член, ласкаю.
Что, не до смеха уже, Райен? Иногда опыт можно компенсировать желанием, и я клянусь, это будет твоя лучшая ночь.
Я не позволяю ему кончить. Слишком хочу почувствовать в себе. Сейчас, скорее. Опираюсь на диван, раскрываясь перед ним, как можно сильнее. Моя нетерпеливость стоит мне боли. Боли? Не смешите меня. Подаюсь ему навстречу. Это не боль, а наслаждение. Снова близко, как никогда. И снова я, как бабочка из моей выброшенной коллекции. Нахожу его губы, ловлю в плен все его не заданные вопросы. Все хорошо. Наконец-то. Сплетаю его пальцы со своими. Отрываюсь от губ, чтоб поцеловать каждый. Он обнимает меня, так близко. Ближе не бывает. И снова его голос. Уговаривает, так знакомо. Но сейчас он не приказывает мне жить, а мягко просит не будить соседей. От безысходности кусаю губы. Потом обивку дивана. Потом мы кричим уже вместе. Не остановиться. И сердце выпрыгивает из груди, как от самой дикой боли.
После разрядки я опустошен, как после операции. И мне холодно. Прижимаюсь к нему крепче.
- Поцелуй меня… - он слушается беспрекословно, и наваждение проходит, я успокаиваюсь. В тишине слышится тиканье часов и его ровное дыхание пополам с моим, чуть хриплым. Вот какое оно – счастье…
11 июля 1983 г.
Мой день рождения. И очередная годовщина нашей любви. Он опять принес ненужные цветы. И мы не дошли до спальни. Впрочем, до нее надо теперь подниматься на другой этаж. Он – прославленный хирург, я – известный криминалист. Только одно не дает мне покоя. Уже которую ночь мне снится тот человек с серым пятном вместо лица. Тайком от Райена после долгих сомнений я решил поднять старое дело и просмотреть все отчеты. Должно стать легче, я знаю. Ведь рядом он, и мне нечего бояться.
25 июля 1983 г.
Я сижу сейчас один, в темноте. Райан уехал, а я в который раз смотрел документы. И в который раз что-то не сходилось. И я, наконец, теперь понимаю, что. Когда он вернется, у меня будет к нему всего один вопрос: «почему?». Только не знаю, смогу ли я заставить себя его задать.
_____
Наши дни, Испания:
Море целует кончики моих ботинок, я курю и смотрю в даль. Райен спит. Когда проснется, должна позвонить сиделка. Мне буквально пришлось себя вытащить на воздух. Я часами мог бы смотреть на прозрачную трубочку капельницы, тонущую в его руке, а он не любит, когда я рядом в такие моменты. Стесняется меня, любовника, который моложе его на двадцать лет. Усмехаюсь, затягиваясь дымом. Ничего, любимый, я тебя догоню. Успею выкурить свои легкие к нужному сроку. А пока, мы оба молодцы. Ты встанешь, и мы будем гулять по берегу до самого обеда. И я буду держать тебя за руку.
«Жили они долго и счастливо» - это про нас. Вот только в момент, когда наступит «один день» в нашей сказке, как мне задать свой вопрос? И надо ли? Ты ведь все знаешь. Хирург от Бога не мог ошибиться.
Не было никакого человека с пятном вместо лица. Был только один маленький убийца и неудавшийся самоубийца. Фотографии в деле – фальшивка. Шрам на мне, как живая улика. Можно было ничего и не понять, но… я ведь стал лучшим. Для тебя. А для кого все делал ты? Почему не выдал? Я не могу заставить себя думать, что дело было только в карьере. Но теперь понимаю, почему ты на это пошел. Мало кто смог бы так резать невинного ребенка, ставя на нем непростой эксперимент. Но ты оперировал убийцу и знал это. И из-под твоих рук вышел новый человек. Я все забыл. А когда узнал правду, долго не мог понять, как жить со всем этим. Мне неинтересно, почему я так поступил. Но ты? Жил в одном доме столько лет, занимался со мной любовью, засыпал рядом… неужели, тебе было неинтересно узнать – почему? За что я так их и себя? Мне не понять тебя, Райен, но я и не уверен, что хочу этого. Ты мой Бог, мой создатель, ты рискнул для меня всем.
В кармане вибрирует телефон. Улыбаюсь – ты проснулся. Я иду к тебе.
а мну все казалось он автобиографичный, и ... ты уж прости, но очень хотелось уебать Максиму.... И в процессе чтения так такой бардак был, что я была готова к тому, что все не закончится хэппи эндом.
А чем дальше читала твои тексты, я почти ко всему готова. Но читаю не часто, как видишь.
читать дальше
нууу, ты погорячился, не тебя, а героя ориджа.... И то временами.