я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Подробности и условия спора здесь: www.diary.ru/~silverstyle/p65948023.htm#more2
Задание от Ежик-сан:
Мои условия. Не юмор. Не современность. Не абстракция. Написанная не от человеческого лица. Без фантастических элементов. (кроме того, что повествование идет не от лица человека - прим. от Maxim). Не джен.
Стихотворение:
читать дальшеРад показать!
Слушай, мой милый: труды роковые
Кончены - немец уж рельсы кладет.
Мертвые в землю зарыты; больные
Скрыты в землянках; рабочий народ
Тесной гурьбой у конторы собрался...
Крепко затылки чесали они:
Каждый подрядчику должен остался,
Стали в копейку прогульные дни!
Всё заносили десятники в книжку -
Брал ли на баню, лежал ли больной:
"Может, и есть тут теперича лишку,
Да вот, поди ты!.." Махнули рукой...
В синем кафтане - почтенный лабазник,
Толстый, присадистый, красный, как медь,
Едет подрядчик по линии в праздник,
Едет работы свои посмотреть.
Праздный народ расступается чинно...
Пот отирает купчина с лица
И говорит, подбоченясь картинно:
"Ладно... нешто... молодца!.. молодца!..
С богом, теперь по домам,- проздравляю!
(Шапки долой - коли я говорю!)
Бочку рабочим вина выставляю
И - недоимку дарю!.."
Кто-то "ура" закричал. Подхватили
Громче, дружнее, протяжнее... Глядь:
С песней десятники бочку катили...
Тут и ленивый не мог устоять!
Выпряг народ лошадей - и купчину
С криком "ура!" по дороге помчал...
Кажется, трудно отрадней картину
Нарисовать, генерал?..
(с) "Железная Дорога" Некрасова
Результат:
От автора: я закончил только что. Вычитать не успел ни разу. Простите.
читать дальшеУтро подкрадывается незаметно. Если учесть, во сколько нам вчера пришлось лечь спать, то это не самая лучшая новость. Я предпочел не радоваться первым солнечным лучам, а благоразумно повернуться на другой бок, чтоб не светило в глаза. Впрочем, это пустой труд, хозяин уже заворочался, что-то пробормотал во сне – скоро проснется. Зеваю во всю пасть и смотрю на него - спит пока. Перевожу взгляд на шеренгу пустых бутылок, втягиваю воздух, чуть морща нос. За ночь удушливый запах алкоголя почти выветрился – жить можно. Другой вопрос, а нормально ли так жить?
Я не стремлюсь осуждать, нет. Может, дело молодое, перебесится, пройдет. Сам когда-то был не лучше: гулял напропалую, менял дам, как перчатки. Да, было дело. А сейчас я уже в почтенном возрасте, да и аристократическое происхождение дает о себе знать. Приосаниваюсь, преисполнившись собственной важности. Еще раз зеваю. Настенные часы бьют шесть раз. Пора. Снова кладу голову на лапы и пристально слежу за шевелениями хозяина.
Его зовут Андрэ, и мы знакомы еще с тех пор, когда он только заканчивал школу. Я те времена плохо помню – мал был. Знаю только, что тогда, давным-давно, его звали Андрюша. Был он кудряв, сероглаз, розовощек и улыбчив. Смена имени не пошла ему на пользу. Или сказался переезд в столицу.
Мы приехали поступать в университет, и, к моей большой гордости, справились с этим без проблем. Потом шесть лет учились на журналиста. За это время мой хозяин успел похудеть, приобрести нездоровую «интересную бледность» и обзавестись с легкой подачи новых друзей звучным именем. Андрэ – теперь оно ему подходит идеально, тут даже я не спорю. Единственно, не нравились мне его товарищи, ну, просто очень. Они часто собирались у нас большой компанией, пили, иногда портили мебель и беспокоили соседей. Но меня выводило из себя даже больше не это, а их разговоры. Большей частью я не понимал, о чем речь, но от нагнетаемого ими напряжения хотелось выть в голос. Острая, удушливая аура недовольства. От нее у меня начиналась резь в глазах. Хотелось уже встать и закричать – хватит трепаться, сколько можно переливать из пустого в порожнее?! Пойдите уже и сделайте! Идите на ваши «баррикады», отстаивайте там эти ваши… «убеждения», хотя я не понимаю, что это и зачем оно надо. Но, раз вы столько об этом говорите, значит, оно важно, правда? В итоге я не выдерживаю. Сказать не получается, люди слышат только «лай». И за это в меня летит бутылка. Я породистый дог, аристократ, это я знаю точно. У меня отличная родословная. Но ведь не объяснишь, что я выступаю не от дурного воспитания, а потому, что в отличие от них, я могу сказать громко, когда что-то не по мне. На моем счету много драк с себе подобными, я не неженка.
Понимаю, что дрожу. Переволновался. Нахожу языком маленький шрамик на боку от осколка бутылки. Почти незаметный. Зализываю, чуть рыча сквозь стиснутые зубы. Язык шершавый, прикосновение приятное, оно успокаивает. За мою довольно долгую и отнюдь не безмятежную жизнь у меня было много ранений, но это самое обидное. Задело по касательной, а запало прямо в сердце. Я долго после этого отказывался принимать пищу и общаться с хозяином. Он переживал, вызывал врачей. Потом сдался. Человека, который это сделал, в нашем доме больше никогда не было. А ведь они были близкие друзья…очень близкие. Но, видимо, я оказался дороже. И за это хозяину можно простить очень многое. Например, то, что он сейчас пнул меня, проходя мимо, почему-то считая, что именно так положено будить уважающую себя собаку.
Судя по тому, как неспешно он собирается и как тщательно приводит себя в порядок – мы сейчас не пойдем в редакцию, а поедем на «натуру». Про эту самую натуру мой хозяин пишет «статью». Статья – это хорошо. У хозяина талант. Так все говорят. Он выводит свои статьи на бумаге заточенным большим пером. Видимо, из хвоста приличной по размерам птицы. С легким стыдом вспоминаю, что в детстве я любил охотиться за этой диковиной и трепать. За неприличное поведение мне очень доставалось. Теперь я стал умнее и, когда хозяин пишет, тихо подхожу, стараясь не шуметь, и кладу голову к нему на колени. Мне нравится наблюдать за ним. Он становится очень красивым, когда сосредоточенно морщит лоб, чуть кусая нижнюю губу. Сочиняет. В такие моменты можно полностью расслабиться, впитывая исходящие от него покой и умиротворение. Впрочем, изредка у хозяина не получается ничего написать. Тогда он начинает курить, ходить по комнате. Но мне нравится даже это.
- Граф, пойдем. – Хозяин зовет меня. Он уже готов и нетерпеливо вертит в руках трость. Опять забыл меня покормить, непутевый. Но я не ропщу. Найдем чего-нибудь, где наша не пропадала.
Выходим на улицу. На секунду я притормаживаю, переваривая обрушившуюся на меня волну запахов и звуков. Хозяин тянет дальше. Торопится. В месте, где пересекается много улиц и насыщенность запахов особенно сильна, мы ловим ящик на колесах. Вернее, он сам останавливается, и мы в него запрыгиваем. Тянет ящик парочка смирных крупных животных с резким запахом, от которого хочется рычать. Но я солидный пес, а не какая-то дворовая шавка, которая только и может, что бегать и брехать. Да и жалко этих животных. Они такие смирные, покорные и все равно их иногда бьют. У хозяина, который правит ящиком на колесах, есть кнут. Это и так унизительно, когда на тебе ездят, я бы никогда не смог так жить. Я бы взбунтовался. А они терпят. И за это их бьют.
Засыпая под мерную тряску ящика, я представляю себе их грустные и безразличные глаза. Там, куда мы едем, есть люди с такими глазами. Все-таки мне повезло, что я собака.
Едем мы долго. Я успеваю досмотреть пропущенные утренние сны. Конечно, голодному псу снится еда, поэтому пробуждение опять особой радости не несет. Зеваю, встряхиваюсь. Понимаю, что лапы затекли, поэтому долго собираю их в кучу, чтоб встать. Хозяин называет меня стариком и треплет по голове. Обидно.
Хотя мы тут уже не впервые, шерсть на холке встает дыбом, когда выбираюсь наружу. Первый порыв – бежать вон и без оглядки, но я не даром породистый пес. Терплю, чинно выступая рядом с хозяином. Его я в таком месте никогда одного не оставлю, хотя мог бы остаться подождать у ящика.
Жуткий шум бьет по ушам так, что сдавливает голову. Его иногда перекрывают резкие выкрики. Кругом грязь, мусор, об который можно поранить лапы. Я стараюсь внимательно смотреть, куда ставлю лапу.
Повсюду нагромождения непонятных предметов и много людей, которые перетаскивают эти предметы с места на место и что-то делают. Из-за этого получается шум. Но самое худшее для меня – это запахи. Нормальный естественный запах человеческого пота и деревянных опилок смешивается с чем-то искусственным, смертоносным. Пыль забивается в ноздри. И здесь очень сыро. Сгорбленные фигурки, с торчащими ребрами копошатся в воде по колено. Ежусь, глядя на них, ведь холодно. Они плохо одеты, но, судя по запаху, с них сходит «десять потов», как говорит хозяин. Даже он чувствует запах. Я понимаю это по тому, как морщится его нос.
Спустя пять минут ожидания в полнейшем хаосе, к нам подходит человек. Мне он не нравится сразу. Тучный, краснолицый, в шубе. Плохой человек, это я понимаю сразу. Хочется вцепиться и сжать зубы. Сдерживаюсь. А еще, от него разит спиртным и этим, как его, луком. Моему хозяину человек тоже не нравится, я понимаю это даже, не оборачиваясь на него.
- Журналист, да? – Голос сиплый, слова выкатываюсь с отдышкой, будто это уже тяжкий труд. – Много вас сюда повадилось ходить…
Хозяин перебивает сразу:
- Да, вас обо мне предупреждали. И мне нужен кто-то, с кем можно поговорить, – меряет толстяка небрежным взглядом и добавляет, делая ударение на последних словах. – С кем-то, кто в курсе.
Какое-то время краснолицый пыхтит и шлепает губами, затем уходит вразвалочку, пробурчав что-то недовольное. Судя по тому, как напрягся мой хозяин, и не вполне пристойное. Но не по чину обращать внимание на шавок. Мы стоим и ждем.
И ожидание оказывается вознаграждено. Подошедший к нам человек оказался как раз тем, кем нужно. Похоже, его запах понравился не только мне, ибо хозяин заволновался. Его возбуждение отозвалось во мне теплом, оно почти осязаемо, как одеяло из шерсти. И как наш собеседник не чувствует?
Хозяин находит его очень привлекательным. И не без оснований. Человек высок ростом, светловолос и от него приятно пахнет. Он иностранец, немец. Я знаю, что это значит – как и мы, не местный. Но совсем-совсем издалека. И говорит странно, я плохо понимаю.
В процессе обмена любезностями, мы узнаем, что его зовут Франц фон как-то там. Мне не запомнить, длинно слишком. Он треплет меня по голове, и я терплю. Эти их «любезности», как у нас обнюхивание – если состоялось, значит, хозяин признает его равным. Потому дружелюбно тыкаюсь носом в руку человека, запоминая запах. Тех, кого признает хозяин, приличный пес должен уважать.
После окончания всех положенных ритуалов нас приглашают в «контору». Там чисто, не так шумно и пахнет, как в комнате моего хозяина – бумагой и чернилами. Мне нравится. Устраиваюсь под столом, положив голову на лапы, но искоса наблюдаю за обоими. Мне отсюда не только ноги видать.
- Итак, я к вашим услугам. – Немец Франц и мой хозяин устраиваются в креслах у камина, и начинается самое интересное – разговор.
- Я хотел бы узнать, как идет строительство, какие прогнозы по окончанию, трудности. Также читателям будет интересно ваше мнение о России. Вы ведь приехали недавно? – Хозяин уже успокоился. Он внешне расслаблен и безупречно любезен. Начинает, как всегда, издалека. Самые «горячие» вопросы оставляет на потом.
Немец внимательно его слушает, приветливо улыбаясь. Я изучаю его внимательней. Отмечаю, что у него приятная улыбка и глаза цвета неба. Выражение лица невинно-удивленное и на редкость безмятежное, видимо, так у всех иностранцев. В нем сразу чувствуется чужой.
- Россия замечательная страна, широких возможностей. И эта дорога, соединяющая два ваших самых крупных города очень важна. У вас очень приветливые и открытые люди. Я счастлив работать здесь.
Хозяин слушает его, откинувшись на спинку кресла. Он само спокойствие и доброжелательность, только чуть приподнятые брови отражают недоверчивое «неужели?» да насмешливые искорки в серых глазах разгораются чуть ярче. Мне тоже становится весело, раз так надо. Хозяин довольно долго позволяет собеседнику говорить, не перебивая. Меня уже начинает клонить в сон от размеренной, приятной слуху речи с резковатым акцентом, из-за которого мне сложно ее разбирать. Навостряю уши только тогда, когда хозяин, похвалив отличное произношение, интересуется, откуда немец так хорошо говорит по-русски. Разбираю из потока слов, что мать родом отсюда. Ясно.
- А как вы оцениваете условия труда для рабочих? – вопрос задается небрежно, без изменения интонации, позы и выражения лица, но по пробежавшему по коже напряжению понимаю, что вот оно.
Обстановка резко меняется. Немец также приветлив и улыбчив, но и я, и хозяин успеваем заметить промелькнувшее на его лице выражение. Он не попался на крючок. Снова любезная улыбка и дежурные фразы:
- Мы стараемся, чтоб техника безопасности соблюдалась так строго, как это возможно…- речь снова течет плавно, создается ощущения, что он знает правильный ответ, еще не услышав вопроса. - Нет, значительных происшествий за последний месяц не наблюдалось… На продовольствие никто не жалуется, но лично это не моя компетенция.
- А что вы скажете про эпидемии, о которых пишут во всех газетах? – Хозяин говорит уже резко, он понимает, что от нас вежливо отмахнулись и что этот немец совсем не так прост, как показался в начале.
Так и есть. Искреннее удивление во взгляде и безмятежная улыбка:
- Разве? Я читаю ваши газеты, Андрэ, мне попадалось только одно упоминание. – Легкая задумчивость на лице. Напускная. Он твердо помнит все факты. – Мне показалось, что потом вышло опровержение. Я что-то путаю? – Под его взглядом хозяину становится неуютно. Мне тоже не очень. Не люблю, когда мой хозяин попадает впросак.
Мы оба начинаем сердиться. Нам не нравится больше немец. По крайней мере, мне он точно больше не нравится – слишком мудреный.
Хозяин резко встает и сухо, почти нелюбезно, бросает:
- Что ж, спасибо, что уделили мне время. Беседа вышла содержательной. – Он направляется к двери, я тоже поднимаюсь следом.
- Андрэ… - немец окликает хозяина совсем негромко. Он называл его по имени и раньше в процессе разговора, но тут мне безошибочно чувствуется что-то другое. Мягкость интонации, интимность на грани фамильярности. Хозяин замирает. Прямая напряженная спина. Мы в ожидании. – Андрэ, я думаю, вы понимаете, что сейчас я, к сожалению, занят и не смог уделить вам много времени. Я подумал…может, мы могли бы встретиться еще раз в менее официальной обстановке? – Мы с хозяином спиной чувствуем его улыбку. Оборачиваемся одновременно. Так и есть. Немец улыбается чуть смущенно, и я верю в его искренность, ощущая исходящие от него теплые волны. Ему нравится мой хозяин.
- Видите ли, я тут недавно, почти никого не знаю и сложно отказать себе в продолжении такого приятного знакомства… - Снова пошли ритуальные любезности: «Не сочтите за навязчивость» - «Ой, да что вы!» - Я уже не слушаю, купаясь во внезапно появившемся ощущении уюта. Они тем временем договариваются о встрече. Немец скоро станет нашим гостем. Хозяин выходит из конторы такой довольный, что я даже не против – пусть приходит. Я потерплю. Может, и вправду подружимся.
Когда мы возвращаемся в город, радостный хозяин вспоминает, что меня надо покормить, ура. Я уплетаю купленные мне мясные обрезки, с удовольствием колошматя газету, в которую они завернуты. Счастье есть. Хозяин сидит рядом на скамейке, довольно насвистывая. Мне передается его романтическое настроение. Я несолидно бегаю, гоняя наглых голубей и озираюсь по сторонам в поисках относительно приличной для меня дамы. Так начались наши хорошие времена.
Немец, теперь для меня уже Франц, пришел. И был нашим гостем еще ни раз. А потом перестал им быть, придя насовсем. Я помню, как он зашел бочком, почти пряча за спиной единственный небольшой чемодан и дико смущаясь. Помню, как блестели глаза хозяина, когда он просто стоял в прихожей и смотрел на это явление, ничего больше не говоря. А что тут скажешь? И так все ясно. Мы жили хорошо, очень хорошо. Больше не было бутылок и запаха алкоголя. Я спокойно засыпал по ночам под скрип кровати и приглушенные стоны. Ничтожный дискомфорт по сравнению с прежним буйством. Только чуть-чуть мешал запах секса, из-за которого мне тоже начинало хотеться любви. Но к весне и это перестало меня беспокоить. В конце концов, найти себе пару, когда действительно этого хочешь, оказывается не такая уж проблема.
Наша жизнь потекла очень мирно. Ссор не было вообще, немец постоянно меня баловал, мы стали друзьями. Я выучил много слов на языке Франца. Стал угадывать его настроение не как у хозяина, конечно, но почти.
Мне нравилось украдкой наблюдать, как он копается в своих чертежах, и как спустя время к нему тихо подходит хозяин, обнимает сзади за талию и что-то тихо шепчет, касаясь губами уха. Что-то про любовь, но на немецком.
Я уже и думать забыл, что всему хорошему свойственно заканчиваться и что жизнь не стоит на месте. Мы не сомневались во Франце, нет, он даже повода не давал.
Просто однажды он не вернулся. Хозяин прождал всю ночь и все утро. К обеду у нас был посетитель из редакции. Сухие слова, что-то про несчастный случай: «Техника безопасности» - где-то я уже слышал этот набор звуков.
И белые, как старый пепел, губы моего Андрэ. Я кинулся на помощь, но его подхватили. Привели врача. Я не находил себе места, но старался не мешать. Хозяину плохо, очень плохо, как никогда не было. И не помочь. Все, что могу, это терпеть вместе с ним навалившуюся тяжесть. Как камнем придавило – встать сложно. Я теперь знаю, что произошло. Приходили друзья, приносили алкоголь. Я пытался сказать, но никто не слушал. Меня выгнали на лестницу. Когда они ушли, хозяин заперся в ванной вместе с бутылкой. Я лаял, скулил, как щенок под дверью. А потом вспомнил, кто я есть, и вынес хлипкую преграду.
Хозяина я нашел на полу, среди ненавидимого мной битого стекла. Из руки текла кровь. Много крови. Я зализывал рану. Когда это не помогло, стал вылизывать его лицо. Ну же. Посмотри на меня.
И тогда он заплакал, обняв меня за шею. Я сел рядом с ним, раня лапы об осколки, мне было все равно. Он что-то шептал, но я не слушал. Я понял, что надо делать.
Я завыл. Так, по-моему, я не выл никогда в жизни. Этот звук был так кошмарен, что равнодушные и привычные почти к любому шуму соседи пришли. Снова позвали врача. Он пришел быстро. Хозяину очень повезло. Так сказали потом люди.
Я не отходил от кровати и ждал. Ждал, что хозяин снова выберет меня, потому что я важнее. Он пытался меня прогнать. Просил кого-то забрать на время. Но то ли люди не так уж глупы, как я о них думаю, то ли просто никому не нужен большой пес в уже солидном возрасте.
Через два дня хозяин встал, чтоб дать мне еду. Я победил снова. А иначе и быть не могло, ведь я умею бороться.
Необязательный эпилог:
Сижу, положив голову на колени к хозяину и смотрю, как он пишет. Я мог бы поставить точку в своем рассказе, но еще рано. Произошла ошибка. Его немец выжил каким-то чудом. А ведь мой хозяин мог бы так об этом и не узнать. Впрочем, нам это уже не так важно. Больного скоро долечат, и он вернется к нам. А потом, когда закончится строительство, он уедет в свою страну. И нам снова будет больно. Но мы переживем, потому что я снова буду бороться. И я важнее, сомнений больше нет. Смотрю, как хозяин морщит лоб, кусая кончик пера.
Не примут в редакции твою новую статью про железную дорогу. Это даже собака знает.
Глупый ты у меня, хозяин.
Задание от Ежик-сан:
Мои условия. Не юмор. Не современность. Не абстракция. Написанная не от человеческого лица. Без фантастических элементов. (кроме того, что повествование идет не от лица человека - прим. от Maxim). Не джен.
Стихотворение:
читать дальшеРад показать!
Слушай, мой милый: труды роковые
Кончены - немец уж рельсы кладет.
Мертвые в землю зарыты; больные
Скрыты в землянках; рабочий народ
Тесной гурьбой у конторы собрался...
Крепко затылки чесали они:
Каждый подрядчику должен остался,
Стали в копейку прогульные дни!
Всё заносили десятники в книжку -
Брал ли на баню, лежал ли больной:
"Может, и есть тут теперича лишку,
Да вот, поди ты!.." Махнули рукой...
В синем кафтане - почтенный лабазник,
Толстый, присадистый, красный, как медь,
Едет подрядчик по линии в праздник,
Едет работы свои посмотреть.
Праздный народ расступается чинно...
Пот отирает купчина с лица
И говорит, подбоченясь картинно:
"Ладно... нешто... молодца!.. молодца!..
С богом, теперь по домам,- проздравляю!
(Шапки долой - коли я говорю!)
Бочку рабочим вина выставляю
И - недоимку дарю!.."
Кто-то "ура" закричал. Подхватили
Громче, дружнее, протяжнее... Глядь:
С песней десятники бочку катили...
Тут и ленивый не мог устоять!
Выпряг народ лошадей - и купчину
С криком "ура!" по дороге помчал...
Кажется, трудно отрадней картину
Нарисовать, генерал?..
(с) "Железная Дорога" Некрасова
Результат:
От автора: я закончил только что. Вычитать не успел ни разу. Простите.
читать дальшеУтро подкрадывается незаметно. Если учесть, во сколько нам вчера пришлось лечь спать, то это не самая лучшая новость. Я предпочел не радоваться первым солнечным лучам, а благоразумно повернуться на другой бок, чтоб не светило в глаза. Впрочем, это пустой труд, хозяин уже заворочался, что-то пробормотал во сне – скоро проснется. Зеваю во всю пасть и смотрю на него - спит пока. Перевожу взгляд на шеренгу пустых бутылок, втягиваю воздух, чуть морща нос. За ночь удушливый запах алкоголя почти выветрился – жить можно. Другой вопрос, а нормально ли так жить?
Я не стремлюсь осуждать, нет. Может, дело молодое, перебесится, пройдет. Сам когда-то был не лучше: гулял напропалую, менял дам, как перчатки. Да, было дело. А сейчас я уже в почтенном возрасте, да и аристократическое происхождение дает о себе знать. Приосаниваюсь, преисполнившись собственной важности. Еще раз зеваю. Настенные часы бьют шесть раз. Пора. Снова кладу голову на лапы и пристально слежу за шевелениями хозяина.
Его зовут Андрэ, и мы знакомы еще с тех пор, когда он только заканчивал школу. Я те времена плохо помню – мал был. Знаю только, что тогда, давным-давно, его звали Андрюша. Был он кудряв, сероглаз, розовощек и улыбчив. Смена имени не пошла ему на пользу. Или сказался переезд в столицу.
Мы приехали поступать в университет, и, к моей большой гордости, справились с этим без проблем. Потом шесть лет учились на журналиста. За это время мой хозяин успел похудеть, приобрести нездоровую «интересную бледность» и обзавестись с легкой подачи новых друзей звучным именем. Андрэ – теперь оно ему подходит идеально, тут даже я не спорю. Единственно, не нравились мне его товарищи, ну, просто очень. Они часто собирались у нас большой компанией, пили, иногда портили мебель и беспокоили соседей. Но меня выводило из себя даже больше не это, а их разговоры. Большей частью я не понимал, о чем речь, но от нагнетаемого ими напряжения хотелось выть в голос. Острая, удушливая аура недовольства. От нее у меня начиналась резь в глазах. Хотелось уже встать и закричать – хватит трепаться, сколько можно переливать из пустого в порожнее?! Пойдите уже и сделайте! Идите на ваши «баррикады», отстаивайте там эти ваши… «убеждения», хотя я не понимаю, что это и зачем оно надо. Но, раз вы столько об этом говорите, значит, оно важно, правда? В итоге я не выдерживаю. Сказать не получается, люди слышат только «лай». И за это в меня летит бутылка. Я породистый дог, аристократ, это я знаю точно. У меня отличная родословная. Но ведь не объяснишь, что я выступаю не от дурного воспитания, а потому, что в отличие от них, я могу сказать громко, когда что-то не по мне. На моем счету много драк с себе подобными, я не неженка.
Понимаю, что дрожу. Переволновался. Нахожу языком маленький шрамик на боку от осколка бутылки. Почти незаметный. Зализываю, чуть рыча сквозь стиснутые зубы. Язык шершавый, прикосновение приятное, оно успокаивает. За мою довольно долгую и отнюдь не безмятежную жизнь у меня было много ранений, но это самое обидное. Задело по касательной, а запало прямо в сердце. Я долго после этого отказывался принимать пищу и общаться с хозяином. Он переживал, вызывал врачей. Потом сдался. Человека, который это сделал, в нашем доме больше никогда не было. А ведь они были близкие друзья…очень близкие. Но, видимо, я оказался дороже. И за это хозяину можно простить очень многое. Например, то, что он сейчас пнул меня, проходя мимо, почему-то считая, что именно так положено будить уважающую себя собаку.
Судя по тому, как неспешно он собирается и как тщательно приводит себя в порядок – мы сейчас не пойдем в редакцию, а поедем на «натуру». Про эту самую натуру мой хозяин пишет «статью». Статья – это хорошо. У хозяина талант. Так все говорят. Он выводит свои статьи на бумаге заточенным большим пером. Видимо, из хвоста приличной по размерам птицы. С легким стыдом вспоминаю, что в детстве я любил охотиться за этой диковиной и трепать. За неприличное поведение мне очень доставалось. Теперь я стал умнее и, когда хозяин пишет, тихо подхожу, стараясь не шуметь, и кладу голову к нему на колени. Мне нравится наблюдать за ним. Он становится очень красивым, когда сосредоточенно морщит лоб, чуть кусая нижнюю губу. Сочиняет. В такие моменты можно полностью расслабиться, впитывая исходящие от него покой и умиротворение. Впрочем, изредка у хозяина не получается ничего написать. Тогда он начинает курить, ходить по комнате. Но мне нравится даже это.
- Граф, пойдем. – Хозяин зовет меня. Он уже готов и нетерпеливо вертит в руках трость. Опять забыл меня покормить, непутевый. Но я не ропщу. Найдем чего-нибудь, где наша не пропадала.
Выходим на улицу. На секунду я притормаживаю, переваривая обрушившуюся на меня волну запахов и звуков. Хозяин тянет дальше. Торопится. В месте, где пересекается много улиц и насыщенность запахов особенно сильна, мы ловим ящик на колесах. Вернее, он сам останавливается, и мы в него запрыгиваем. Тянет ящик парочка смирных крупных животных с резким запахом, от которого хочется рычать. Но я солидный пес, а не какая-то дворовая шавка, которая только и может, что бегать и брехать. Да и жалко этих животных. Они такие смирные, покорные и все равно их иногда бьют. У хозяина, который правит ящиком на колесах, есть кнут. Это и так унизительно, когда на тебе ездят, я бы никогда не смог так жить. Я бы взбунтовался. А они терпят. И за это их бьют.
Засыпая под мерную тряску ящика, я представляю себе их грустные и безразличные глаза. Там, куда мы едем, есть люди с такими глазами. Все-таки мне повезло, что я собака.
Едем мы долго. Я успеваю досмотреть пропущенные утренние сны. Конечно, голодному псу снится еда, поэтому пробуждение опять особой радости не несет. Зеваю, встряхиваюсь. Понимаю, что лапы затекли, поэтому долго собираю их в кучу, чтоб встать. Хозяин называет меня стариком и треплет по голове. Обидно.
Хотя мы тут уже не впервые, шерсть на холке встает дыбом, когда выбираюсь наружу. Первый порыв – бежать вон и без оглядки, но я не даром породистый пес. Терплю, чинно выступая рядом с хозяином. Его я в таком месте никогда одного не оставлю, хотя мог бы остаться подождать у ящика.
Жуткий шум бьет по ушам так, что сдавливает голову. Его иногда перекрывают резкие выкрики. Кругом грязь, мусор, об который можно поранить лапы. Я стараюсь внимательно смотреть, куда ставлю лапу.
Повсюду нагромождения непонятных предметов и много людей, которые перетаскивают эти предметы с места на место и что-то делают. Из-за этого получается шум. Но самое худшее для меня – это запахи. Нормальный естественный запах человеческого пота и деревянных опилок смешивается с чем-то искусственным, смертоносным. Пыль забивается в ноздри. И здесь очень сыро. Сгорбленные фигурки, с торчащими ребрами копошатся в воде по колено. Ежусь, глядя на них, ведь холодно. Они плохо одеты, но, судя по запаху, с них сходит «десять потов», как говорит хозяин. Даже он чувствует запах. Я понимаю это по тому, как морщится его нос.
Спустя пять минут ожидания в полнейшем хаосе, к нам подходит человек. Мне он не нравится сразу. Тучный, краснолицый, в шубе. Плохой человек, это я понимаю сразу. Хочется вцепиться и сжать зубы. Сдерживаюсь. А еще, от него разит спиртным и этим, как его, луком. Моему хозяину человек тоже не нравится, я понимаю это даже, не оборачиваясь на него.
- Журналист, да? – Голос сиплый, слова выкатываюсь с отдышкой, будто это уже тяжкий труд. – Много вас сюда повадилось ходить…
Хозяин перебивает сразу:
- Да, вас обо мне предупреждали. И мне нужен кто-то, с кем можно поговорить, – меряет толстяка небрежным взглядом и добавляет, делая ударение на последних словах. – С кем-то, кто в курсе.
Какое-то время краснолицый пыхтит и шлепает губами, затем уходит вразвалочку, пробурчав что-то недовольное. Судя по тому, как напрягся мой хозяин, и не вполне пристойное. Но не по чину обращать внимание на шавок. Мы стоим и ждем.
И ожидание оказывается вознаграждено. Подошедший к нам человек оказался как раз тем, кем нужно. Похоже, его запах понравился не только мне, ибо хозяин заволновался. Его возбуждение отозвалось во мне теплом, оно почти осязаемо, как одеяло из шерсти. И как наш собеседник не чувствует?
Хозяин находит его очень привлекательным. И не без оснований. Человек высок ростом, светловолос и от него приятно пахнет. Он иностранец, немец. Я знаю, что это значит – как и мы, не местный. Но совсем-совсем издалека. И говорит странно, я плохо понимаю.
В процессе обмена любезностями, мы узнаем, что его зовут Франц фон как-то там. Мне не запомнить, длинно слишком. Он треплет меня по голове, и я терплю. Эти их «любезности», как у нас обнюхивание – если состоялось, значит, хозяин признает его равным. Потому дружелюбно тыкаюсь носом в руку человека, запоминая запах. Тех, кого признает хозяин, приличный пес должен уважать.
После окончания всех положенных ритуалов нас приглашают в «контору». Там чисто, не так шумно и пахнет, как в комнате моего хозяина – бумагой и чернилами. Мне нравится. Устраиваюсь под столом, положив голову на лапы, но искоса наблюдаю за обоими. Мне отсюда не только ноги видать.
- Итак, я к вашим услугам. – Немец Франц и мой хозяин устраиваются в креслах у камина, и начинается самое интересное – разговор.
- Я хотел бы узнать, как идет строительство, какие прогнозы по окончанию, трудности. Также читателям будет интересно ваше мнение о России. Вы ведь приехали недавно? – Хозяин уже успокоился. Он внешне расслаблен и безупречно любезен. Начинает, как всегда, издалека. Самые «горячие» вопросы оставляет на потом.
Немец внимательно его слушает, приветливо улыбаясь. Я изучаю его внимательней. Отмечаю, что у него приятная улыбка и глаза цвета неба. Выражение лица невинно-удивленное и на редкость безмятежное, видимо, так у всех иностранцев. В нем сразу чувствуется чужой.
- Россия замечательная страна, широких возможностей. И эта дорога, соединяющая два ваших самых крупных города очень важна. У вас очень приветливые и открытые люди. Я счастлив работать здесь.
Хозяин слушает его, откинувшись на спинку кресла. Он само спокойствие и доброжелательность, только чуть приподнятые брови отражают недоверчивое «неужели?» да насмешливые искорки в серых глазах разгораются чуть ярче. Мне тоже становится весело, раз так надо. Хозяин довольно долго позволяет собеседнику говорить, не перебивая. Меня уже начинает клонить в сон от размеренной, приятной слуху речи с резковатым акцентом, из-за которого мне сложно ее разбирать. Навостряю уши только тогда, когда хозяин, похвалив отличное произношение, интересуется, откуда немец так хорошо говорит по-русски. Разбираю из потока слов, что мать родом отсюда. Ясно.
- А как вы оцениваете условия труда для рабочих? – вопрос задается небрежно, без изменения интонации, позы и выражения лица, но по пробежавшему по коже напряжению понимаю, что вот оно.
Обстановка резко меняется. Немец также приветлив и улыбчив, но и я, и хозяин успеваем заметить промелькнувшее на его лице выражение. Он не попался на крючок. Снова любезная улыбка и дежурные фразы:
- Мы стараемся, чтоб техника безопасности соблюдалась так строго, как это возможно…- речь снова течет плавно, создается ощущения, что он знает правильный ответ, еще не услышав вопроса. - Нет, значительных происшествий за последний месяц не наблюдалось… На продовольствие никто не жалуется, но лично это не моя компетенция.
- А что вы скажете про эпидемии, о которых пишут во всех газетах? – Хозяин говорит уже резко, он понимает, что от нас вежливо отмахнулись и что этот немец совсем не так прост, как показался в начале.
Так и есть. Искреннее удивление во взгляде и безмятежная улыбка:
- Разве? Я читаю ваши газеты, Андрэ, мне попадалось только одно упоминание. – Легкая задумчивость на лице. Напускная. Он твердо помнит все факты. – Мне показалось, что потом вышло опровержение. Я что-то путаю? – Под его взглядом хозяину становится неуютно. Мне тоже не очень. Не люблю, когда мой хозяин попадает впросак.
Мы оба начинаем сердиться. Нам не нравится больше немец. По крайней мере, мне он точно больше не нравится – слишком мудреный.
Хозяин резко встает и сухо, почти нелюбезно, бросает:
- Что ж, спасибо, что уделили мне время. Беседа вышла содержательной. – Он направляется к двери, я тоже поднимаюсь следом.
- Андрэ… - немец окликает хозяина совсем негромко. Он называл его по имени и раньше в процессе разговора, но тут мне безошибочно чувствуется что-то другое. Мягкость интонации, интимность на грани фамильярности. Хозяин замирает. Прямая напряженная спина. Мы в ожидании. – Андрэ, я думаю, вы понимаете, что сейчас я, к сожалению, занят и не смог уделить вам много времени. Я подумал…может, мы могли бы встретиться еще раз в менее официальной обстановке? – Мы с хозяином спиной чувствуем его улыбку. Оборачиваемся одновременно. Так и есть. Немец улыбается чуть смущенно, и я верю в его искренность, ощущая исходящие от него теплые волны. Ему нравится мой хозяин.
- Видите ли, я тут недавно, почти никого не знаю и сложно отказать себе в продолжении такого приятного знакомства… - Снова пошли ритуальные любезности: «Не сочтите за навязчивость» - «Ой, да что вы!» - Я уже не слушаю, купаясь во внезапно появившемся ощущении уюта. Они тем временем договариваются о встрече. Немец скоро станет нашим гостем. Хозяин выходит из конторы такой довольный, что я даже не против – пусть приходит. Я потерплю. Может, и вправду подружимся.
Когда мы возвращаемся в город, радостный хозяин вспоминает, что меня надо покормить, ура. Я уплетаю купленные мне мясные обрезки, с удовольствием колошматя газету, в которую они завернуты. Счастье есть. Хозяин сидит рядом на скамейке, довольно насвистывая. Мне передается его романтическое настроение. Я несолидно бегаю, гоняя наглых голубей и озираюсь по сторонам в поисках относительно приличной для меня дамы. Так начались наши хорошие времена.
Немец, теперь для меня уже Франц, пришел. И был нашим гостем еще ни раз. А потом перестал им быть, придя насовсем. Я помню, как он зашел бочком, почти пряча за спиной единственный небольшой чемодан и дико смущаясь. Помню, как блестели глаза хозяина, когда он просто стоял в прихожей и смотрел на это явление, ничего больше не говоря. А что тут скажешь? И так все ясно. Мы жили хорошо, очень хорошо. Больше не было бутылок и запаха алкоголя. Я спокойно засыпал по ночам под скрип кровати и приглушенные стоны. Ничтожный дискомфорт по сравнению с прежним буйством. Только чуть-чуть мешал запах секса, из-за которого мне тоже начинало хотеться любви. Но к весне и это перестало меня беспокоить. В конце концов, найти себе пару, когда действительно этого хочешь, оказывается не такая уж проблема.
Наша жизнь потекла очень мирно. Ссор не было вообще, немец постоянно меня баловал, мы стали друзьями. Я выучил много слов на языке Франца. Стал угадывать его настроение не как у хозяина, конечно, но почти.
Мне нравилось украдкой наблюдать, как он копается в своих чертежах, и как спустя время к нему тихо подходит хозяин, обнимает сзади за талию и что-то тихо шепчет, касаясь губами уха. Что-то про любовь, но на немецком.
Я уже и думать забыл, что всему хорошему свойственно заканчиваться и что жизнь не стоит на месте. Мы не сомневались во Франце, нет, он даже повода не давал.
Просто однажды он не вернулся. Хозяин прождал всю ночь и все утро. К обеду у нас был посетитель из редакции. Сухие слова, что-то про несчастный случай: «Техника безопасности» - где-то я уже слышал этот набор звуков.
И белые, как старый пепел, губы моего Андрэ. Я кинулся на помощь, но его подхватили. Привели врача. Я не находил себе места, но старался не мешать. Хозяину плохо, очень плохо, как никогда не было. И не помочь. Все, что могу, это терпеть вместе с ним навалившуюся тяжесть. Как камнем придавило – встать сложно. Я теперь знаю, что произошло. Приходили друзья, приносили алкоголь. Я пытался сказать, но никто не слушал. Меня выгнали на лестницу. Когда они ушли, хозяин заперся в ванной вместе с бутылкой. Я лаял, скулил, как щенок под дверью. А потом вспомнил, кто я есть, и вынес хлипкую преграду.
Хозяина я нашел на полу, среди ненавидимого мной битого стекла. Из руки текла кровь. Много крови. Я зализывал рану. Когда это не помогло, стал вылизывать его лицо. Ну же. Посмотри на меня.
И тогда он заплакал, обняв меня за шею. Я сел рядом с ним, раня лапы об осколки, мне было все равно. Он что-то шептал, но я не слушал. Я понял, что надо делать.
Я завыл. Так, по-моему, я не выл никогда в жизни. Этот звук был так кошмарен, что равнодушные и привычные почти к любому шуму соседи пришли. Снова позвали врача. Он пришел быстро. Хозяину очень повезло. Так сказали потом люди.
Я не отходил от кровати и ждал. Ждал, что хозяин снова выберет меня, потому что я важнее. Он пытался меня прогнать. Просил кого-то забрать на время. Но то ли люди не так уж глупы, как я о них думаю, то ли просто никому не нужен большой пес в уже солидном возрасте.
Через два дня хозяин встал, чтоб дать мне еду. Я победил снова. А иначе и быть не могло, ведь я умею бороться.
Необязательный эпилог:
Сижу, положив голову на колени к хозяину и смотрю, как он пишет. Я мог бы поставить точку в своем рассказе, но еще рано. Произошла ошибка. Его немец выжил каким-то чудом. А ведь мой хозяин мог бы так об этом и не узнать. Впрочем, нам это уже не так важно. Больного скоро долечат, и он вернется к нам. А потом, когда закончится строительство, он уедет в свою страну. И нам снова будет больно. Но мы переживем, потому что я снова буду бороться. И я важнее, сомнений больше нет. Смотрю, как хозяин морщит лоб, кусая кончик пера.
Не примут в редакции твою новую статью про железную дорогу. Это даже собака знает.
Глупый ты у меня, хозяин.
-
-
05.04.2009 в 02:14гхм...
1. Соблюдение условий. На мой взгляд, условия выполнены. ассоциативные связи с текстом исходника - да, есть. по крайней мере я связь почувствовала. Здесь все, чисто, Макс)
2. Качество.
Текст. Эмоционально, хорошо написано. В основном мелочи - повторы и т.д.Это все оставлем без внимания, т.к. легко чистится.
Матчасть
Однако, учитывая, что не на историческую тему написать было сложно (хотя... ) и делая скидку на то, что времени было мало, чтобы копаться...
и на то, что я лично, когда увидела это задание, впала в ахер...считаю, что задание выполнено
-
-
05.04.2009 в 02:41во-первых, такое большое-большое спасибо Ёжику за Некрасова (
Это к чему.. А, точно! это я уже к ПРЯНИКАМ для Максима))) а самый большой и ароматный пряник (наверное, даже с повидлом!) за то, что "темы, поднятые поэтом" опущены не были
И вообще, меня посетила совсем уж безумная мысль, что эта поэма вполне может быть статьёй, которую пишет герой и которую Не примут в редакции
Это даже собака знает.
Умный, хороший пёс Граф
Maxim in love, упс.. немного переборщила с серьёзностью, да?))) не знаю, какой-то патриотический ангст внутри разразился) это всё Некрасов, честно-честно
И вообще, как заключение - намного выше ожидаемого
-
-
05.04.2009 в 02:51И тебе, Макс, как победителю. Рассказывай, чего свою душенька желает.
читать дальше
-
-
05.04.2009 в 02:58-
-
05.04.2009 в 03:16-
-
05.04.2009 в 03:18-
-
05.04.2009 в 03:39Все я могу идти спать с успокоенным любопытством. Споки ноки.
-
-
05.04.2009 в 03:48-
-
05.04.2009 в 05:16осилил. пусти и в 5 утра и в жутком настрое. Перечитаю завтра выскажусь более расплывчато и простративно.
-
-
05.04.2009 в 11:41Только грустно
-
-
05.04.2009 в 12:38-
-
05.04.2009 в 12:39-
-
05.04.2009 в 20:31ишчо думаюПро Днюху запомнил, может, что-то такое и раньше сбацаю)) Я порадуюсь
"без юмора", я боялся, что его все равно найдут Да, когда я это написала я знала, что сделала тебе большую каку
во-первых, такое большое-большое спасибо Ёжику за Некрасова ( ), Да не за что, мне его никому отдать не жалко
-
-
06.04.2009 в 00:34Да, когда я это написала я знала, что сделала тебе большую каку Это был почти беспроигрышный ход
Да не за что, мне его никому отдать не жалко *гладит по головке Некрасова* не обращай внимания на сердитого Ежика-сана, он вообще добрый.
Я порадуюсь Я тоже
-
-
06.04.2009 в 01:20Я тоже Ха, кинк один из моих самых любимых
-
-
06.04.2009 в 01:22-
-
06.04.2009 в 02:12-
-
06.04.2009 в 02:17-
-
06.04.2009 в 10:12Добро должно быть с кулаками
читать дальше
-
-
06.04.2009 в 13:17Ежик-сан, пожалуй, самое харизматичное добро из встречавшихся)
-
-
06.04.2009 в 13:39act_naturally пожалуй, самое харизматичное добро из встречавшихся) ППКС!
-
-
06.04.2009 в 14:25act_naturally пожалуй, самое харизматичное добро из встречавшихся) *надувшись от гордости* Да, я такая
-
-
06.04.2009 в 14:33-
-
06.04.2009 в 14:43клевое) А я других не держу
-
-
06.04.2009 в 15:22-
-
21.09.2009 в 00:21Человека, который это сделал, в нашем доме больше никогда не было.
Я завыл. Так, по-моему, я не выл никогда в жизни. Этот звук был так кошмарен, что равнодушные и привычные почти к любому шуму соседи пришли.
Жуткие совпадения...
А вот это добило окончательно. Настолько серьезно...
Это и так унизительно, когда на тебе ездят, я бы никогда не смог так жить. Я бы взбунтовался. А они терпят. И за это их бьют.
-
-
21.09.2009 в 00:27