я ваще не понимаю, как вы там живёте... (с)
Название: Влюбленный Maxim
Автор: Maxim
Бета: Martisha Adams.
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ээээ…(краснея)
Жанр: romance, юмор, ангст
Саммари: Немного насилия и крови (в начале), немного любви, стеба и суицидных мотивов. Все живы, если не здоровы…
Весь цикл тут
Возвращение к началу
Посвящение: Рыж, это для тебя
читать дальше
Но где она живёт, вечная любовь?
Уж я то к ней всегда готов.
Вечная любовь, чистая мечта,
Нетронутая тишина.
Агата Кристи
- «Весна, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», - с умным видом декламирую я, срывая бумагу с заклеенного на время холодов окна и выковыривая вату из щелей.
Зима закончилась, аллилуйя! И нафиг все ее мерзкие атрибуты. Будь моя воля, вообще оставил бы только новогодние праздники, а все прочее отменил.
- Во-первых, не «весна», а «зима», Максим. Что у тебя было в школе по литературе? – я подпрыгиваю от неожиданности, не заметив, как Пашка вошел на кухню. - А, во-вторых, объясни, пожалуйста, какого черта ты делаешь? – Интонация поражает стоическим спокойствием, но по лицу моего парня видно, что он в очередной раз готов усомниться в моем психическом здоровье. Ну и пусть сомневается, сколько душе угодно. Мне не жалко.
- Весна. Ты на календарь смотрел? Первое марта. Так ведь? Значит, самое время выбросить весь хлам и хорошенько все проветрить, - я изо всех сил стараюсь сдержать вредное хихиканье и нарочно не смотрю на Пашку, чтоб не начать уже ржать в голос.
- Логично. Даже слишком для тебя. Малыш, а ты не заметил, что на улице еще снег? Может, подождем, пока потеплеет? – в его голосе такая забота и участие, что я, уже не сдерживаясь, сгибаюсь пополам от смеха. Понимаю, что даю очень хороший повод отправить меня с песнями к психиатру, но прекратить уже не в силах.
- Паш, ну чего ждать? – отсмеявшись, поворачиваюсь, наконец, к нему. – Весна никогда не придет, если не начнем делать ее сами. – Набрасываю ему на шею бумажную ленту, которую только что путем героических усилий отодрал от оконной рамы и притягиваю к себе. – Кстати, раз я встал сегодня рано, то, как любая приличная пара, мы должны начать утро с… поцелуя.
Сказать я собирался, конечно, совершенно другое, но вовремя вспомнил, что Пашке через какой-то жалкий час на работу, и на полноценный секс времени ну никак не хватит. Хватит только на неполноценный, да еще при условии, что он останется без завтрака. А поступать так с людьми в первый день весны – это верх подлости, и на небесах точно аукнется. Об этом я размышляю, пока Пашка меня целует, чтоб отвлечься и не переходить к следующей фазе. Кстати, может, кто мне подскажет, что я забыл на этих небесах? Запускаю пальцы под ремень Пашкиных брюк, вытягивая на свободу рубашку. Он уже почти оделся для работы. Осталось только пиджак и галстук нацепить. Мысленно матюгаю каждую противную мелкую пуговицу, которая поддается с трудом, а рвать их нельзя.
- Макс… - Пашка ловит мои руки. Понимаю прекрасно, что он сейчас скажет «давай лучше вечером, а?», и из вредности прижимаюсь всем телом.
- Да, милый? – провожу языком по его нижней губе, чутко вслушиваюсь и не пропускаю момент, когда дыхание сбивается, и он невольно чуть сильнее сжимает пальцы на моих запястьях. Настоящая страсть рождается именно из таких нюансов, проверено многократно. Это та житейская мудрость, которой владею в совершенстве, но при этом я даже банального омлета на завтрак приготовить не в состоянии. Се ля ви. Впрочем, нужен сейчас кому-то этот омлет? Когда Пашка довольно болезненно вжимает меня в столешницу, понимаю, что вопрос был, скорее, риторическим.
Все-таки здорово, что мы еще вместе. И здорово, что по причине моего полнейшего кулинарного бессилия, наш кухонный стол вечно пустой и чистый… Но при этом кухня любимое место в доме, без шуток. Я слышу, как Пашка выдвигает верхний ящик стола и шарит в поисках тюбика со смазкой. Кажется, нормальные люди в этом месте хранят ножи и терки. От этой мысли меня снова пробирает на «ха-ха», но я героически сдерживаюсь, прикусывая для верности собственный палец. За смех во время секса вполне можно остаться без вышеуказанного секса. Насаживаюсь на его пальцы. Стон, полный желания. Хотя на самом деле мне просто больно. Все-таки не привык заниматься этим с утра, организм еще до конца не проснулся. Но второе золотое правило состоит в том, что партнеру об этом знать совсем необязательно. Такой вот «Домострой» по Максиму. Книга была такая умная в стародавние времена, учила правильно вести хозяйство. По-моему, самое время ее переписать… Тянусь к Пашкиным губам, проникаю языком глубоко в рот, и где-то в этот момент боль почти отступает, становится приятной. Подаюсь на его пальцы… и, словно по заказу темных сил, раздается звонок телефона. Понимая, чем это грозит, сцепляю пальцы замком на шее Пашки, тяну на себя, всем видом показывая, что трубку ему взять не суждено. Он напрягается на секунду, но возобновляет движения. Кусаю губы, стараясь сдержать вертящееся на языке предложение по возможности сократить прелюдию. Весна все-таки романтика и лю… Додумать не успеваю, услышав вожделенный вжик молнии. Дрожу от нетерпения. Оказывается, с утра все как-то особенно остро ощущается. И чего я вечно так подолгу сплю? Снова тянусь за поцелуем… В голове почему-то всплывает идиотское «жизнь – хорошая штука, как не крути». Повинуясь лозунгу, позволяю крутить себя по-всякому. Мыслей больше нет, есть только палитра цветных пятен перед глазами и ощущение холода столешницы, которую невольно скребу пальцами. На краске уже полно моих царапин… Подаюсь назад, прижимаясь плотнее к теплому телу, впуская в себя глубже. Мы на секунду замираем, по-садистски медленно целуя друг друга. Паша сдается первым. Его пальцы сплетаются с моими, удерживая, но я все равно въезжаю животом в угол стола, когда он начинает двигаться быстро. Плевать, боль только добавляет. Кажется, мои крики снова радуют соседей, но как-то не до них сейчас. Зажмурившись, кусаю свою ладонь. Черт, как же это все-таки… В глазах темнеет. Прокусываю кожу до крови. Соленый привкус на языке провоцирует разрядку, я выгибаюсь, тяжело дыша. Пашка целует меня в последний раз, сжав в кольце рук чуть ли не до хруста, и замирает, уткнувшись носом в мою шею. Чувствую, как по спине струится пот, и понимаю, что дышать я тоже как-то плохо обучен. И если он меня сейчас не отпустит, задохнусь. Но голоса, чтоб попросить, нету, и слова тоже вспоминаются с трудом.
- Паш… - наконец, выдыхаю из последних сил. Все. Finita. Мой словарный запас себя исчерпал.
К счастью, мой парень проявляет чудеса сообразительности и отодвигается сам, чтоб спустя минуту сграбастать мое почти бесчувственное тело и утащить в душ. Теплые струи воды быстро приводят меня в чувство, я тихо смеюсь, лукаво поглядывая на Пашку.
- Ну чего ты? – интересуется он лениво, такой расслабленно-умиротворенный, что, глядя на него возникает только одно желание – глупо улыбаться. Вовремя удерживаюсь от столь идиотского порыва.
- Просто я подумал, что снег весне не помеха, если ощущаешь ее влияние на собственной шкуре, - пока я говорю, по Пашкиному лицу расползается именно та улыбка, появления которой я боялся на своем. Счастливый идиот, картина маслом. И не могу сдержать заслуженной гордости, что это мой идиот, и счастливым сделал его я. Пусть, черт возьми, и на несколько часов.
В такие моменты я понимаю, почему он со мной все-таки остался. Минуты прозрения, которые хочется запомнить, сохранив внутри то, что делает их столь неповторимыми и правильными. А иногда, наоборот, накатывает, и мне кажется, что все дело только в хорошем сексе и ни в чем больше. Глупо, да. Но только почему-то от одной мысли об этом становится на редкость хреново. Умею сам себе испортить настроение, ничего не скажешь, но это расплата за все, что было. В прошлом я очень хорошо погулял. Настолько хорошо, что даже в добром и светлом мерещится грязь. Теперь уже бесполезно рвать на себе волосы и искать оправдания.
Пашка выключает воду и набрасывает мне на плечи полотенце, осторожно вытирает, будто я стеклянный. Расслабляюсь, чувствуя, как напряжение меня постепенно отпускает. Жизнь снова прекрасна и удивительна. Первый день весны, как же может быть иначе?
- Макс, слушай…- Пашкин голос кажется мне таким приятным, хочется довольно замурлыкать.
- М-м-м? – Вскидываю голову, стараясь заглянуть в его глаза. Это у меня минуту назад было плохое настроение? Чушь. Оно всегда замечательное. И жалеть мне не о чем.
- Макс, я тут подумал… - Пашка как-то подозрительно мнется, и у меня словно в животе все заворачивается узлом. Нервно сглатываю, ожидая продолжения. – Я подумал, раз весна, может, мы выбросим уже елку?
Я выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы. В первый день весны грешно лупить своего парня. Только ведь уже решено, что на небеса мне не надо.
- Да уймись ты, оставим елку! Хоть до следующего года, мне не жалко, - орет принявший боевую стойку Пашка, методично отражая мои удары и раззадоривая этим еще сильнее.
- Ну нет… За бедное дерево ты мне ответишь! – ору я. Кажется, за всю прошлую неделю не хохотал столько, как за это утро. Весна, черт возьми.
Мы снесли полку в ванной. Пашка опоздал на час на работу. На моем животе наверняка будут синяки треугольной формы, оставленные краем столешницы. И Пашку будут мучить угрызения совести, когда он их увидит. Я пью в одиночестве на кухне растворимый кофе, потому что нормальный мне сварить не успели. Щурюсь, как довольный кот, на первый лучик солнца. Он все-таки появился, а значит, надо одеть что-нибудь яркое, захватить плеер и выдвигаться гулять – встречать весну.
На улице воздух свеж и весьма морозен. Изо рта вырывается облачко пара. Я закуриваю, врубаю музыку и направляюсь в сторону остановки. Прохожие попадаются закутанные и озабоченные. Но пройдет еще пара-тройка недель и улицы заполнятся влюбленными парочками, кафешки опустеют, выпуская зимних пленников из мягких объятий своих диванчиков. Лед тронется, и жизнь снова забурлит.
- Максим… - меня окликают. Очень тихо. Сначала даже решаю, что показалось. Обвожу взглядом остановку. Улыбка сбегает с лица, как только я узнаю парня в коричневой зимней куртке. Он слегка сутулится, совсем чуть-чуть, так знакомо. И смотрит чуть исподлобья. Такой взгляд, что, кажется, будто то ли извиняется, то ли наоборот обвиняет. Я мог бы списать это на свою совесть, но прекрасно знаю, что он смотрит так почти всегда. Изучил за все годы, что были знакомы.
- Здравствуй, Саша, - я не знаю, что ему еще сказать, потому просто жду, что скажет он. Мы не виделись четыре года. Кажется, что целую жизнь, но он не изменился ни капли. Может, только чуть резче стали складочки в уголках поджатых губ. Каждую черточку лица помню. Вот блин.
- Здравствуй… - он мнется, будто решая, стоит ли произносить мое имя повторно. Почему-то я вдруг замечаю, как холодно на улице. – Как у тебя дела?
Он меня спрашивает. Ему и вправду интересно? Будь я на его месте, то страстно бы желал, чтоб испортивший мне жизнь гад, загнулся. Даже не просто загнулся, а в какой-нибудь дыре, где таким и место.
- Все хорошо. А у тебя? – слова кажутся какими-то совсем ненужными, почти инородными. Вспоминаются бездушные диалоги на уроках английского, когда шокированному мне учительница объясняла, что заграницей людям неинтересно, как у тебя дела, поэтому нужно всегда отвечать, что все в порядке. Тогда это казалось ужасным, а сейчас видится очень честным. Ох, не к добру я вспомнил школу…
- Все нормально. Живу помаленьку. Снова переехал в этот район. У мамы со здоровьем проблемы, вот и вернулся. Знаешь, она больше не преподает…
Стискиваю зубы почти до скрежета, чтобы не попросить его замолчать. Зачем он мне это рассказывает? Зачем? Мне ведь это не надо, я не хочу ничего знать. Как бритвой по старой ране, про которую уже и не помнишь.
- Понятно. Саш, слушай… Я рад тебя видеть и все такое… - чувствую себя последней сволочью, но все равно продолжаю. – Знаешь, я тороплюсь.
- Торопишься? – я почти ощущаю, как он вздрагивает, будто стряхивая с себя оцепенение. – Макс, послушай, я тут подумал… Столько лет не виделись. Может, мы… Как раньше. Ты, я, Олег и Мила соберемся вчетвером? Я слышал, что вы с Олегом снова общаетесь… - он замолкает и смотрит на меня. Взгляд робкий, просящий. Хочется встряхнуть, наорать. Он не должен со мной так. Да, прошло много лет, но сути дела это ничуть не меняет. Даже если все отгорело, забылось. Я не знаю, что ответить, потому говорю первое, что приходит в голову:
- А вы с Олегом тоже теперь общаетесь? – передо мной открывает двери подъехавший автобус, я открываю рот, чтоб попрощаться и закрываю, когда слышу в ответ короткую фразу, сказанную приглушенно, будто бы и не для меня:
- А мы и не прекращали.
Двери закрываются, я выворачиваю шею, глядя в заднее стекло на удаляющуюся остановку, где стоит Саша и смотрит на меня. Кажется, что даже когда я скроюсь из вида, он будет еще долго так стоять и смотреть.
- Молодой человек, оплачиваем проезд, - возникший из-за спины кондуктор обращается ко мне, похоже, уже во второй раз. Я сую ему первую попавшуюся купюру. Прижимаюсь лбом к холодному поручню, слушая стук крови в висках. Черт. Ну вот почему так, а? Я ведь мог выйти из дома на пятнадцать минут позже. Я вообще почти никогда не гуляю по утрам. В глазах щипет. Ругаю последними словами свои линзы, хотя они тут совсем не при чем.
- Вам плохо? – меня кто-то треплет за плечо, пытаясь усадить. Отрицательно качаю головой. Почти вываливаюсь из автобуса на следующей остановке. Слышу в след чье-то «развелось наркоманов», сказанное с тихой усталой ненавистью ко всем, кто моложе и не застал ни одной из войн.
Включаю музыку погромче и бреду, куда глаза глядят. Под ботинками хрустит снег, радио в попавшемся на пути ларьке обещает оттепель. Я покупаю себе пиво и ищу место, где можно хорошенько померзнуть в компании бутылки и сигареты, пока не сотрется из памяти фигура на остановке.
Мила говорила мне, что он уехал два года назад. Лгала, глядя на меня своими участливыми ангельскими глазами. Дурочка. Хочется позвонить и наорать. Она не знала, что ли, что этот город бывает тесным, как коммуналка тридцатых годов?
Забредаю в первый же попавшийся «колодец». Тесное, почти идеально круглое пространство, окруженное грязно-желтыми стенами и темными глазницами окон. Знаменитые питерские дворы, про которые писал Достоевский. Если долго смотреть вверх, начнет кружиться голова. Я усаживаюсь на спинку обледеневшей лавочки, искромсанной вдоль и поперек самыми вечными в этом мире надписями: «Цой – жив», «Саша+Даша = ха-ха-ха», «а Ритка (зачеркнуто) – сука» и, конечно же, «Зенит – чемпион». Одобрительно киваю на каждую и прикладываюсь к бутылке, сжав ее покрепче в уже порядком замерзших пальцах.
Что ж, давно это было. Дачный домик на берегу Финского залива, улица Ручейная. Мой велосипед «Орленок» - самое быстроходное транспортное средство в мире. Троица неразлучных друзей: Олег, Максим и Саша. И бегающая за ними мелкая девчонка Милка, которую, то принимали в игры, то прогоняли всю в слезах. Я прогонял. Я ревновал ее к Олегу. А он мне никогда не мешал. В нашей троице он формально был лидером и самым старшим, но играли мы почему-то всегда в то, во что хотел играть я. Сашка был у нас третьим, не лишним, нет, но абсолютно точно запасным. Мы играли в супер-героев, гоняли с гоготом по тихим улочкам под неодобрительный шепоток соседей и тайком глушили джин-тоник. Потом наш «лимонад» сменило пиво.
Исподволь, совсем ненавязчиво, я ввел Милу в нашу компанию окончательно. Зачем? Чтоб свести с Олегом. Расчет был простым, холодным и удачным. За очередной учебный год, который мы не виделись, томясь в ожидании дачного сезона и наших летних похождений, все очень сильно изменились. Олег заматерел, Милка похорошела, а Сашка… изменился. У него появилась девушка, про которую он нам рассказывал с легким превосходством в голосе. На меня он больше не смотрел влюбленными глазами и потому казался безумно крутым. Я злился, кусал ногти. Я тогда уже все знал про себя, но думал, что мне нужен Олег. Осознав свою ошибку, я начал действовать.
Ночные пьянки с портвейном у костра, ранние песни Агаты Кристи под гитару. Смущающаяся Мила на коленях у Олега и мои шуточки в их адрес. Очень быстро хмелеющий Сашка. Взгляды исподтишка и пресловутые походы влюбленной парочки «в кусты», под которыми утром шокированные пенсионерки с детишками находили использованные презервативы. Я считал это второсортным. Наш первый поцелуй с Сашкой был у костра под шум волн, когда все разбрелись. Опасность быть застуканными пьянила похлеще портвейна. Помню, как дрожали его пальцы, когда он впервые неумело касался моей кожи, исследуя чувствительные места. Мой пьяный и довольный смех после нашего первого раза.
- Саш, а говорил, что у тебя был кто-то. Не похоже.
Его спокойный взгляд в ответ и слова, сказанные тихо, но очень четко:
- Я врал.
После той ночи я чувствовал себя обманутым, но при этом свято верил, что это только доказательство правильности выбора. Кому интересен человек, которым можно вертеть, как игрушкой? Я зауважал Сашку и уверился в предсказуемости Олега. Конечно, последний оставался моим лучшим другом, но большей частью потому, что так было удобно. Он был большим, сильным. Он всегда мог пойти разобраться, если что. А с моим бедовым языком «если что» случалось регулярно. Мы теперь встречались не только летом, а регулярно собирались в центре города после школы, чтоб пойти гулять. Не помню, кто первый предложил так делать, и почему мы никогда не просили в детстве родителей, чтоб сводили нас вместе погулять, а ждали лета. Да, мы жили в разных концах города, Мила вообще где-то в пригороде, но дело было даже не в этом. Просто таков был наш ритуал. У лета была своя магия.
Теперь мы гуляли вместе, пили пиво, я и Сашка иногда знакомились с девчонками чисто для вида. Какую-то я даже раз привел домой, чтоб успокоить родителей.
Когда Сашка об этом узнал, произошла наша первая крупная ссора. Он кричал, что нам нечего стыдиться, и что он все скажет своим. Я только смотрел на него с ироничным прищуром, думая про себя, как он хорош, когда злится. Жаль, что такое случалось редко. И, конечно, я был с ним не согласен.
- А Олегу кто скажет, м-м-м? Помнишь, что он по пьяни нес про педиков?
- А он тут вообще причем? – Сашка сердито глянул на меня, но как-то сразу сник. Олега он боялся. И немудрено.
- А притом. Я не хочу быть изгоем, - от моих слов Сашка дернулся, как от удара, и я поспешил его обнять. – Я люблю тебя, Саш, ты знаешь, но давай подождем?
- Чего подождем? – голос был приглушен, и он избегал смотреть мне в глаза.
- Когда закончим школу. Недолго осталось, - я покрывал поцелуями его шею, спускаясь ниже, чтоб уже закрыть поскорее скользкую тему. – Это наша жизнь, и мы будем делать, что захотим. Просто сейчас еще не время.
Он мне верил, обнимая в ответ. А я думал о том, как уютно у него дома и как хорошо, что его родители вечно пропадают на работе допоздна. Но так не могло продолжаться вечно. Отзвонил последний звонок, закончились вступительные экзамены, которые я успешно провалил, и вопрос снова встал ребром. Я не любил чувствовать себя трусом и, пожалуй, только поэтому решился.
Я просто пришел как-то к себе домой и сказал, что люблю Сашку. Мы ушли вместе, взявшись за руки, как пионеры. Я не оглядывался, потому что чувствовал себя правым. Сашка же очень переживал. Мосты были сожжены. Ни родители, ни брат знать его больше не желали. Он для них умер. А я стал олицетворением адской скверны. Ну и бог с ними. Зато перед нами долгожданная свобода.
Мы с головой окунулись во взрослую жизнь. Череда съемных комнат в коммуналках, работа допоздна. Вечные пельмени в холодильнике и не притупляющееся чувство голода.
Это не казалось мне чем-то ужасным. Зато был наш первый совместный поход в гей-клуб, посиделки допоздна с новыми друзьями. Интересные знакомства, красивые лица. Сашка мерк на их фоне. Я, возможно, тоже, но мое самомнение не позволяло этого признать. Я снова стал читать много книжек, готовился поступать в вуз. Сашка же пахал за двоих, соглашаясь, что это важно и нужно. Нужно для нас обоих.
И вот, самое тяжелое позади. Я помню, как стоял на крыльце главного корпуса университета, смотрел, щурясь, на солнце, а перед глазами были списки. С моей фамилией. Это был самый радостный день в моей жизни. С плеч будто свалилась тяжесть. Будем жить.
Летом мы с Сашкой подрабатывали вожатыми в летнем лагере, а осенью я уже с головой окунулся в студенческую жизнь. Мой круг общения расширился невероятно. Местная общага манила своими тайными ночными сборищами. Сашке в этом не находилось места. Я честно пытался ввести его в нашу компанию, но он чувствовал себя там не в своей тарелке. Слишком простой, слишком зажатый. И все, как назло, постоянно спрашивали, где он учится. И многозначительно приподнимали брови, когда он честно отвечал, что работает на складе. Я на него очень злился за это. Что, соврать так сложно? Он в ответ только пожимал плечами и в итоге просто перестал со мной ходить. Но всегда ждал дома, близкий и надежный. Любимый по определению, потому что мы так договорились.
Так прошел еще один год. Мы с группой собрались в общаге праздновать сданную сессию и начало летних каникул. Сашка не пришел. Я был очень обижен, ведь мог же он по такому случаю забыть про свое ослиное упрямство. В итоге, я пил больше обычного и в основном молчал, слушая, как играет на гитаре балагур Димка со старшего курса. К нему липли все девчонки. Я же, просто, чтоб развлечься, мерил его оценивающим взглядом из своего угла. Незаметно, как я думал.
В итоге, мы досидели до утра. И ушел он под конец со мной. До сих пор помню наш первый трах. Сказать, что мы занимались с ним любовью, значило соврать, но меня это не волновало, потому что за такой трах можно было променять любую любовь. После той ночи во мне проснулся вкус к сексу. А я-то считал, что давно стал взрослым.
Вечером следующего дня я вернулся домой. Сашка сидел на кухне и ел жареную картошку с луком. Да, я помню сейчас даже цвет клеенки на столе. Мой любимый, зеленый. Я сказал ему, что мне дают комнату в общаге, и что я ухожу. Он смотрел на меня молча минут пять. Я ушел собирать свои вещи, а он меня даже не останавливал. Только уже на пороге задал мне всего один вопрос:
- Почему?
И я сорвался. Можно было бы сейчас задним числом оправдать все, но не мои ужасные слова, пусть и сказанные в истерике. Я сказал ему, как он меня достал своей серостью и скучностью, как жалко смотрится его нежелание что-то менять в своей жизни и что мне противно на него даже смотреть. Я в подробностях рассказал ему про Димку. Я сказал еще кучу других гадостей, даже половина из которых не соответствовала истине. Почему я так поступил? Тогда я винил во всем его, потому что нет ничего хуже, чем чувствовать себя виноватым.
Я ушел, хлопнув дверью. И больше его с тех пор не видел. Жизнь после этого сразу не пошла по наклонной, нет, она стала сплошным фейерверком. Череда ночных пати, красивая жизнь, парни на модных тачках… Наркотики, угроза отчисления. Ночевка зимой на улице. И случайный секс с парнем, которого встретил на дне рождении, где я был незваным гостем. Я уцепился за него, как утопающий хватается за соломинку, хотя прекрасно знал, что у него есть парень. Да, была искра, которая пробежала между нами сразу, но, сколько же во всем этом было расчета. Я привязывал его к себе, как можно сильнее и наверняка. Я знал, что не имею права на ошибку, и в итоге отбил окончательно, заставив забыть про свою первую любовь. Да, «любовь» у него была еще та, только, положа руку не сердце, замена не спроста повергла в ужас всех его друзей. И я могу хоть сто раз повторить, что изменился. Только правда ли это? Разве что повзрослел.
Я делаю последний глоток из бутылки как раз в тот момент, когда раздается трель моего мобильного. Пока я придавался воспоминаниям, уже стемнело, и Пашка звонит узнать, где я. На секунду все, что меня сейчас окружает, показалось ненастоящим, как сон. А настоящее словно было там и тогда. Стряхиваю с себя наваждение.
- Паш, я скоро буду. Нет, я не в клубе, просто гуляю. Один. Да. Нет. Послушай, мне сейчас не до этого. Целую крепко, - нажимаю отбой и понимаю, что по инерции чуть не сказал «люблю». Полузабытое слово.
Когда я выхожу из дворика, в наушниках играет Агата Кристи:
Только не вернуть вечную любовь,
Слепое знамя дураков,
Вечная любовь, чистая мечта,
Нетронутая…
Нажимаю на паузу. Прошлое тем и хорошо, что его не вернуть. А любовь тем и притягательна, что не вечна.
В окнах горят огни, я иду домой. Как я и хотел, мыслей больше не осталось. Только тишина. И почему-то от этого сразу становится легко.
Автор: Maxim
Бета: Martisha Adams.
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ээээ…(краснея)
Жанр: romance, юмор, ангст
Саммари: Немного насилия и крови (в начале), немного любви, стеба и суицидных мотивов. Все живы, если не здоровы…
Весь цикл тут
Возвращение к началу
Посвящение: Рыж, это для тебя
читать дальше
Но где она живёт, вечная любовь?
Уж я то к ней всегда готов.
Вечная любовь, чистая мечта,
Нетронутая тишина.
Агата Кристи
- «Весна, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», - с умным видом декламирую я, срывая бумагу с заклеенного на время холодов окна и выковыривая вату из щелей.
Зима закончилась, аллилуйя! И нафиг все ее мерзкие атрибуты. Будь моя воля, вообще оставил бы только новогодние праздники, а все прочее отменил.
- Во-первых, не «весна», а «зима», Максим. Что у тебя было в школе по литературе? – я подпрыгиваю от неожиданности, не заметив, как Пашка вошел на кухню. - А, во-вторых, объясни, пожалуйста, какого черта ты делаешь? – Интонация поражает стоическим спокойствием, но по лицу моего парня видно, что он в очередной раз готов усомниться в моем психическом здоровье. Ну и пусть сомневается, сколько душе угодно. Мне не жалко.
- Весна. Ты на календарь смотрел? Первое марта. Так ведь? Значит, самое время выбросить весь хлам и хорошенько все проветрить, - я изо всех сил стараюсь сдержать вредное хихиканье и нарочно не смотрю на Пашку, чтоб не начать уже ржать в голос.
- Логично. Даже слишком для тебя. Малыш, а ты не заметил, что на улице еще снег? Может, подождем, пока потеплеет? – в его голосе такая забота и участие, что я, уже не сдерживаясь, сгибаюсь пополам от смеха. Понимаю, что даю очень хороший повод отправить меня с песнями к психиатру, но прекратить уже не в силах.
- Паш, ну чего ждать? – отсмеявшись, поворачиваюсь, наконец, к нему. – Весна никогда не придет, если не начнем делать ее сами. – Набрасываю ему на шею бумажную ленту, которую только что путем героических усилий отодрал от оконной рамы и притягиваю к себе. – Кстати, раз я встал сегодня рано, то, как любая приличная пара, мы должны начать утро с… поцелуя.
Сказать я собирался, конечно, совершенно другое, но вовремя вспомнил, что Пашке через какой-то жалкий час на работу, и на полноценный секс времени ну никак не хватит. Хватит только на неполноценный, да еще при условии, что он останется без завтрака. А поступать так с людьми в первый день весны – это верх подлости, и на небесах точно аукнется. Об этом я размышляю, пока Пашка меня целует, чтоб отвлечься и не переходить к следующей фазе. Кстати, может, кто мне подскажет, что я забыл на этих небесах? Запускаю пальцы под ремень Пашкиных брюк, вытягивая на свободу рубашку. Он уже почти оделся для работы. Осталось только пиджак и галстук нацепить. Мысленно матюгаю каждую противную мелкую пуговицу, которая поддается с трудом, а рвать их нельзя.
- Макс… - Пашка ловит мои руки. Понимаю прекрасно, что он сейчас скажет «давай лучше вечером, а?», и из вредности прижимаюсь всем телом.
- Да, милый? – провожу языком по его нижней губе, чутко вслушиваюсь и не пропускаю момент, когда дыхание сбивается, и он невольно чуть сильнее сжимает пальцы на моих запястьях. Настоящая страсть рождается именно из таких нюансов, проверено многократно. Это та житейская мудрость, которой владею в совершенстве, но при этом я даже банального омлета на завтрак приготовить не в состоянии. Се ля ви. Впрочем, нужен сейчас кому-то этот омлет? Когда Пашка довольно болезненно вжимает меня в столешницу, понимаю, что вопрос был, скорее, риторическим.
Все-таки здорово, что мы еще вместе. И здорово, что по причине моего полнейшего кулинарного бессилия, наш кухонный стол вечно пустой и чистый… Но при этом кухня любимое место в доме, без шуток. Я слышу, как Пашка выдвигает верхний ящик стола и шарит в поисках тюбика со смазкой. Кажется, нормальные люди в этом месте хранят ножи и терки. От этой мысли меня снова пробирает на «ха-ха», но я героически сдерживаюсь, прикусывая для верности собственный палец. За смех во время секса вполне можно остаться без вышеуказанного секса. Насаживаюсь на его пальцы. Стон, полный желания. Хотя на самом деле мне просто больно. Все-таки не привык заниматься этим с утра, организм еще до конца не проснулся. Но второе золотое правило состоит в том, что партнеру об этом знать совсем необязательно. Такой вот «Домострой» по Максиму. Книга была такая умная в стародавние времена, учила правильно вести хозяйство. По-моему, самое время ее переписать… Тянусь к Пашкиным губам, проникаю языком глубоко в рот, и где-то в этот момент боль почти отступает, становится приятной. Подаюсь на его пальцы… и, словно по заказу темных сил, раздается звонок телефона. Понимая, чем это грозит, сцепляю пальцы замком на шее Пашки, тяну на себя, всем видом показывая, что трубку ему взять не суждено. Он напрягается на секунду, но возобновляет движения. Кусаю губы, стараясь сдержать вертящееся на языке предложение по возможности сократить прелюдию. Весна все-таки романтика и лю… Додумать не успеваю, услышав вожделенный вжик молнии. Дрожу от нетерпения. Оказывается, с утра все как-то особенно остро ощущается. И чего я вечно так подолгу сплю? Снова тянусь за поцелуем… В голове почему-то всплывает идиотское «жизнь – хорошая штука, как не крути». Повинуясь лозунгу, позволяю крутить себя по-всякому. Мыслей больше нет, есть только палитра цветных пятен перед глазами и ощущение холода столешницы, которую невольно скребу пальцами. На краске уже полно моих царапин… Подаюсь назад, прижимаясь плотнее к теплому телу, впуская в себя глубже. Мы на секунду замираем, по-садистски медленно целуя друг друга. Паша сдается первым. Его пальцы сплетаются с моими, удерживая, но я все равно въезжаю животом в угол стола, когда он начинает двигаться быстро. Плевать, боль только добавляет. Кажется, мои крики снова радуют соседей, но как-то не до них сейчас. Зажмурившись, кусаю свою ладонь. Черт, как же это все-таки… В глазах темнеет. Прокусываю кожу до крови. Соленый привкус на языке провоцирует разрядку, я выгибаюсь, тяжело дыша. Пашка целует меня в последний раз, сжав в кольце рук чуть ли не до хруста, и замирает, уткнувшись носом в мою шею. Чувствую, как по спине струится пот, и понимаю, что дышать я тоже как-то плохо обучен. И если он меня сейчас не отпустит, задохнусь. Но голоса, чтоб попросить, нету, и слова тоже вспоминаются с трудом.
- Паш… - наконец, выдыхаю из последних сил. Все. Finita. Мой словарный запас себя исчерпал.
К счастью, мой парень проявляет чудеса сообразительности и отодвигается сам, чтоб спустя минуту сграбастать мое почти бесчувственное тело и утащить в душ. Теплые струи воды быстро приводят меня в чувство, я тихо смеюсь, лукаво поглядывая на Пашку.
- Ну чего ты? – интересуется он лениво, такой расслабленно-умиротворенный, что, глядя на него возникает только одно желание – глупо улыбаться. Вовремя удерживаюсь от столь идиотского порыва.
- Просто я подумал, что снег весне не помеха, если ощущаешь ее влияние на собственной шкуре, - пока я говорю, по Пашкиному лицу расползается именно та улыбка, появления которой я боялся на своем. Счастливый идиот, картина маслом. И не могу сдержать заслуженной гордости, что это мой идиот, и счастливым сделал его я. Пусть, черт возьми, и на несколько часов.
В такие моменты я понимаю, почему он со мной все-таки остался. Минуты прозрения, которые хочется запомнить, сохранив внутри то, что делает их столь неповторимыми и правильными. А иногда, наоборот, накатывает, и мне кажется, что все дело только в хорошем сексе и ни в чем больше. Глупо, да. Но только почему-то от одной мысли об этом становится на редкость хреново. Умею сам себе испортить настроение, ничего не скажешь, но это расплата за все, что было. В прошлом я очень хорошо погулял. Настолько хорошо, что даже в добром и светлом мерещится грязь. Теперь уже бесполезно рвать на себе волосы и искать оправдания.
Пашка выключает воду и набрасывает мне на плечи полотенце, осторожно вытирает, будто я стеклянный. Расслабляюсь, чувствуя, как напряжение меня постепенно отпускает. Жизнь снова прекрасна и удивительна. Первый день весны, как же может быть иначе?
- Макс, слушай…- Пашкин голос кажется мне таким приятным, хочется довольно замурлыкать.
- М-м-м? – Вскидываю голову, стараясь заглянуть в его глаза. Это у меня минуту назад было плохое настроение? Чушь. Оно всегда замечательное. И жалеть мне не о чем.
- Макс, я тут подумал… - Пашка как-то подозрительно мнется, и у меня словно в животе все заворачивается узлом. Нервно сглатываю, ожидая продолжения. – Я подумал, раз весна, может, мы выбросим уже елку?
Я выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы. В первый день весны грешно лупить своего парня. Только ведь уже решено, что на небеса мне не надо.
- Да уймись ты, оставим елку! Хоть до следующего года, мне не жалко, - орет принявший боевую стойку Пашка, методично отражая мои удары и раззадоривая этим еще сильнее.
- Ну нет… За бедное дерево ты мне ответишь! – ору я. Кажется, за всю прошлую неделю не хохотал столько, как за это утро. Весна, черт возьми.
Мы снесли полку в ванной. Пашка опоздал на час на работу. На моем животе наверняка будут синяки треугольной формы, оставленные краем столешницы. И Пашку будут мучить угрызения совести, когда он их увидит. Я пью в одиночестве на кухне растворимый кофе, потому что нормальный мне сварить не успели. Щурюсь, как довольный кот, на первый лучик солнца. Он все-таки появился, а значит, надо одеть что-нибудь яркое, захватить плеер и выдвигаться гулять – встречать весну.
На улице воздух свеж и весьма морозен. Изо рта вырывается облачко пара. Я закуриваю, врубаю музыку и направляюсь в сторону остановки. Прохожие попадаются закутанные и озабоченные. Но пройдет еще пара-тройка недель и улицы заполнятся влюбленными парочками, кафешки опустеют, выпуская зимних пленников из мягких объятий своих диванчиков. Лед тронется, и жизнь снова забурлит.
- Максим… - меня окликают. Очень тихо. Сначала даже решаю, что показалось. Обвожу взглядом остановку. Улыбка сбегает с лица, как только я узнаю парня в коричневой зимней куртке. Он слегка сутулится, совсем чуть-чуть, так знакомо. И смотрит чуть исподлобья. Такой взгляд, что, кажется, будто то ли извиняется, то ли наоборот обвиняет. Я мог бы списать это на свою совесть, но прекрасно знаю, что он смотрит так почти всегда. Изучил за все годы, что были знакомы.
- Здравствуй, Саша, - я не знаю, что ему еще сказать, потому просто жду, что скажет он. Мы не виделись четыре года. Кажется, что целую жизнь, но он не изменился ни капли. Может, только чуть резче стали складочки в уголках поджатых губ. Каждую черточку лица помню. Вот блин.
- Здравствуй… - он мнется, будто решая, стоит ли произносить мое имя повторно. Почему-то я вдруг замечаю, как холодно на улице. – Как у тебя дела?
Он меня спрашивает. Ему и вправду интересно? Будь я на его месте, то страстно бы желал, чтоб испортивший мне жизнь гад, загнулся. Даже не просто загнулся, а в какой-нибудь дыре, где таким и место.
- Все хорошо. А у тебя? – слова кажутся какими-то совсем ненужными, почти инородными. Вспоминаются бездушные диалоги на уроках английского, когда шокированному мне учительница объясняла, что заграницей людям неинтересно, как у тебя дела, поэтому нужно всегда отвечать, что все в порядке. Тогда это казалось ужасным, а сейчас видится очень честным. Ох, не к добру я вспомнил школу…
- Все нормально. Живу помаленьку. Снова переехал в этот район. У мамы со здоровьем проблемы, вот и вернулся. Знаешь, она больше не преподает…
Стискиваю зубы почти до скрежета, чтобы не попросить его замолчать. Зачем он мне это рассказывает? Зачем? Мне ведь это не надо, я не хочу ничего знать. Как бритвой по старой ране, про которую уже и не помнишь.
- Понятно. Саш, слушай… Я рад тебя видеть и все такое… - чувствую себя последней сволочью, но все равно продолжаю. – Знаешь, я тороплюсь.
- Торопишься? – я почти ощущаю, как он вздрагивает, будто стряхивая с себя оцепенение. – Макс, послушай, я тут подумал… Столько лет не виделись. Может, мы… Как раньше. Ты, я, Олег и Мила соберемся вчетвером? Я слышал, что вы с Олегом снова общаетесь… - он замолкает и смотрит на меня. Взгляд робкий, просящий. Хочется встряхнуть, наорать. Он не должен со мной так. Да, прошло много лет, но сути дела это ничуть не меняет. Даже если все отгорело, забылось. Я не знаю, что ответить, потому говорю первое, что приходит в голову:
- А вы с Олегом тоже теперь общаетесь? – передо мной открывает двери подъехавший автобус, я открываю рот, чтоб попрощаться и закрываю, когда слышу в ответ короткую фразу, сказанную приглушенно, будто бы и не для меня:
- А мы и не прекращали.
Двери закрываются, я выворачиваю шею, глядя в заднее стекло на удаляющуюся остановку, где стоит Саша и смотрит на меня. Кажется, что даже когда я скроюсь из вида, он будет еще долго так стоять и смотреть.
- Молодой человек, оплачиваем проезд, - возникший из-за спины кондуктор обращается ко мне, похоже, уже во второй раз. Я сую ему первую попавшуюся купюру. Прижимаюсь лбом к холодному поручню, слушая стук крови в висках. Черт. Ну вот почему так, а? Я ведь мог выйти из дома на пятнадцать минут позже. Я вообще почти никогда не гуляю по утрам. В глазах щипет. Ругаю последними словами свои линзы, хотя они тут совсем не при чем.
- Вам плохо? – меня кто-то треплет за плечо, пытаясь усадить. Отрицательно качаю головой. Почти вываливаюсь из автобуса на следующей остановке. Слышу в след чье-то «развелось наркоманов», сказанное с тихой усталой ненавистью ко всем, кто моложе и не застал ни одной из войн.
Включаю музыку погромче и бреду, куда глаза глядят. Под ботинками хрустит снег, радио в попавшемся на пути ларьке обещает оттепель. Я покупаю себе пиво и ищу место, где можно хорошенько померзнуть в компании бутылки и сигареты, пока не сотрется из памяти фигура на остановке.
Мила говорила мне, что он уехал два года назад. Лгала, глядя на меня своими участливыми ангельскими глазами. Дурочка. Хочется позвонить и наорать. Она не знала, что ли, что этот город бывает тесным, как коммуналка тридцатых годов?
Забредаю в первый же попавшийся «колодец». Тесное, почти идеально круглое пространство, окруженное грязно-желтыми стенами и темными глазницами окон. Знаменитые питерские дворы, про которые писал Достоевский. Если долго смотреть вверх, начнет кружиться голова. Я усаживаюсь на спинку обледеневшей лавочки, искромсанной вдоль и поперек самыми вечными в этом мире надписями: «Цой – жив», «Саша+Даша = ха-ха-ха», «а Ритка (зачеркнуто) – сука» и, конечно же, «Зенит – чемпион». Одобрительно киваю на каждую и прикладываюсь к бутылке, сжав ее покрепче в уже порядком замерзших пальцах.
Что ж, давно это было. Дачный домик на берегу Финского залива, улица Ручейная. Мой велосипед «Орленок» - самое быстроходное транспортное средство в мире. Троица неразлучных друзей: Олег, Максим и Саша. И бегающая за ними мелкая девчонка Милка, которую, то принимали в игры, то прогоняли всю в слезах. Я прогонял. Я ревновал ее к Олегу. А он мне никогда не мешал. В нашей троице он формально был лидером и самым старшим, но играли мы почему-то всегда в то, во что хотел играть я. Сашка был у нас третьим, не лишним, нет, но абсолютно точно запасным. Мы играли в супер-героев, гоняли с гоготом по тихим улочкам под неодобрительный шепоток соседей и тайком глушили джин-тоник. Потом наш «лимонад» сменило пиво.
Исподволь, совсем ненавязчиво, я ввел Милу в нашу компанию окончательно. Зачем? Чтоб свести с Олегом. Расчет был простым, холодным и удачным. За очередной учебный год, который мы не виделись, томясь в ожидании дачного сезона и наших летних похождений, все очень сильно изменились. Олег заматерел, Милка похорошела, а Сашка… изменился. У него появилась девушка, про которую он нам рассказывал с легким превосходством в голосе. На меня он больше не смотрел влюбленными глазами и потому казался безумно крутым. Я злился, кусал ногти. Я тогда уже все знал про себя, но думал, что мне нужен Олег. Осознав свою ошибку, я начал действовать.
Ночные пьянки с портвейном у костра, ранние песни Агаты Кристи под гитару. Смущающаяся Мила на коленях у Олега и мои шуточки в их адрес. Очень быстро хмелеющий Сашка. Взгляды исподтишка и пресловутые походы влюбленной парочки «в кусты», под которыми утром шокированные пенсионерки с детишками находили использованные презервативы. Я считал это второсортным. Наш первый поцелуй с Сашкой был у костра под шум волн, когда все разбрелись. Опасность быть застуканными пьянила похлеще портвейна. Помню, как дрожали его пальцы, когда он впервые неумело касался моей кожи, исследуя чувствительные места. Мой пьяный и довольный смех после нашего первого раза.
- Саш, а говорил, что у тебя был кто-то. Не похоже.
Его спокойный взгляд в ответ и слова, сказанные тихо, но очень четко:
- Я врал.
После той ночи я чувствовал себя обманутым, но при этом свято верил, что это только доказательство правильности выбора. Кому интересен человек, которым можно вертеть, как игрушкой? Я зауважал Сашку и уверился в предсказуемости Олега. Конечно, последний оставался моим лучшим другом, но большей частью потому, что так было удобно. Он был большим, сильным. Он всегда мог пойти разобраться, если что. А с моим бедовым языком «если что» случалось регулярно. Мы теперь встречались не только летом, а регулярно собирались в центре города после школы, чтоб пойти гулять. Не помню, кто первый предложил так делать, и почему мы никогда не просили в детстве родителей, чтоб сводили нас вместе погулять, а ждали лета. Да, мы жили в разных концах города, Мила вообще где-то в пригороде, но дело было даже не в этом. Просто таков был наш ритуал. У лета была своя магия.
Теперь мы гуляли вместе, пили пиво, я и Сашка иногда знакомились с девчонками чисто для вида. Какую-то я даже раз привел домой, чтоб успокоить родителей.
Когда Сашка об этом узнал, произошла наша первая крупная ссора. Он кричал, что нам нечего стыдиться, и что он все скажет своим. Я только смотрел на него с ироничным прищуром, думая про себя, как он хорош, когда злится. Жаль, что такое случалось редко. И, конечно, я был с ним не согласен.
- А Олегу кто скажет, м-м-м? Помнишь, что он по пьяни нес про педиков?
- А он тут вообще причем? – Сашка сердито глянул на меня, но как-то сразу сник. Олега он боялся. И немудрено.
- А притом. Я не хочу быть изгоем, - от моих слов Сашка дернулся, как от удара, и я поспешил его обнять. – Я люблю тебя, Саш, ты знаешь, но давай подождем?
- Чего подождем? – голос был приглушен, и он избегал смотреть мне в глаза.
- Когда закончим школу. Недолго осталось, - я покрывал поцелуями его шею, спускаясь ниже, чтоб уже закрыть поскорее скользкую тему. – Это наша жизнь, и мы будем делать, что захотим. Просто сейчас еще не время.
Он мне верил, обнимая в ответ. А я думал о том, как уютно у него дома и как хорошо, что его родители вечно пропадают на работе допоздна. Но так не могло продолжаться вечно. Отзвонил последний звонок, закончились вступительные экзамены, которые я успешно провалил, и вопрос снова встал ребром. Я не любил чувствовать себя трусом и, пожалуй, только поэтому решился.
Я просто пришел как-то к себе домой и сказал, что люблю Сашку. Мы ушли вместе, взявшись за руки, как пионеры. Я не оглядывался, потому что чувствовал себя правым. Сашка же очень переживал. Мосты были сожжены. Ни родители, ни брат знать его больше не желали. Он для них умер. А я стал олицетворением адской скверны. Ну и бог с ними. Зато перед нами долгожданная свобода.
Мы с головой окунулись во взрослую жизнь. Череда съемных комнат в коммуналках, работа допоздна. Вечные пельмени в холодильнике и не притупляющееся чувство голода.
Это не казалось мне чем-то ужасным. Зато был наш первый совместный поход в гей-клуб, посиделки допоздна с новыми друзьями. Интересные знакомства, красивые лица. Сашка мерк на их фоне. Я, возможно, тоже, но мое самомнение не позволяло этого признать. Я снова стал читать много книжек, готовился поступать в вуз. Сашка же пахал за двоих, соглашаясь, что это важно и нужно. Нужно для нас обоих.
И вот, самое тяжелое позади. Я помню, как стоял на крыльце главного корпуса университета, смотрел, щурясь, на солнце, а перед глазами были списки. С моей фамилией. Это был самый радостный день в моей жизни. С плеч будто свалилась тяжесть. Будем жить.
Летом мы с Сашкой подрабатывали вожатыми в летнем лагере, а осенью я уже с головой окунулся в студенческую жизнь. Мой круг общения расширился невероятно. Местная общага манила своими тайными ночными сборищами. Сашке в этом не находилось места. Я честно пытался ввести его в нашу компанию, но он чувствовал себя там не в своей тарелке. Слишком простой, слишком зажатый. И все, как назло, постоянно спрашивали, где он учится. И многозначительно приподнимали брови, когда он честно отвечал, что работает на складе. Я на него очень злился за это. Что, соврать так сложно? Он в ответ только пожимал плечами и в итоге просто перестал со мной ходить. Но всегда ждал дома, близкий и надежный. Любимый по определению, потому что мы так договорились.
Так прошел еще один год. Мы с группой собрались в общаге праздновать сданную сессию и начало летних каникул. Сашка не пришел. Я был очень обижен, ведь мог же он по такому случаю забыть про свое ослиное упрямство. В итоге, я пил больше обычного и в основном молчал, слушая, как играет на гитаре балагур Димка со старшего курса. К нему липли все девчонки. Я же, просто, чтоб развлечься, мерил его оценивающим взглядом из своего угла. Незаметно, как я думал.
В итоге, мы досидели до утра. И ушел он под конец со мной. До сих пор помню наш первый трах. Сказать, что мы занимались с ним любовью, значило соврать, но меня это не волновало, потому что за такой трах можно было променять любую любовь. После той ночи во мне проснулся вкус к сексу. А я-то считал, что давно стал взрослым.
Вечером следующего дня я вернулся домой. Сашка сидел на кухне и ел жареную картошку с луком. Да, я помню сейчас даже цвет клеенки на столе. Мой любимый, зеленый. Я сказал ему, что мне дают комнату в общаге, и что я ухожу. Он смотрел на меня молча минут пять. Я ушел собирать свои вещи, а он меня даже не останавливал. Только уже на пороге задал мне всего один вопрос:
- Почему?
И я сорвался. Можно было бы сейчас задним числом оправдать все, но не мои ужасные слова, пусть и сказанные в истерике. Я сказал ему, как он меня достал своей серостью и скучностью, как жалко смотрится его нежелание что-то менять в своей жизни и что мне противно на него даже смотреть. Я в подробностях рассказал ему про Димку. Я сказал еще кучу других гадостей, даже половина из которых не соответствовала истине. Почему я так поступил? Тогда я винил во всем его, потому что нет ничего хуже, чем чувствовать себя виноватым.
Я ушел, хлопнув дверью. И больше его с тех пор не видел. Жизнь после этого сразу не пошла по наклонной, нет, она стала сплошным фейерверком. Череда ночных пати, красивая жизнь, парни на модных тачках… Наркотики, угроза отчисления. Ночевка зимой на улице. И случайный секс с парнем, которого встретил на дне рождении, где я был незваным гостем. Я уцепился за него, как утопающий хватается за соломинку, хотя прекрасно знал, что у него есть парень. Да, была искра, которая пробежала между нами сразу, но, сколько же во всем этом было расчета. Я привязывал его к себе, как можно сильнее и наверняка. Я знал, что не имею права на ошибку, и в итоге отбил окончательно, заставив забыть про свою первую любовь. Да, «любовь» у него была еще та, только, положа руку не сердце, замена не спроста повергла в ужас всех его друзей. И я могу хоть сто раз повторить, что изменился. Только правда ли это? Разве что повзрослел.
Я делаю последний глоток из бутылки как раз в тот момент, когда раздается трель моего мобильного. Пока я придавался воспоминаниям, уже стемнело, и Пашка звонит узнать, где я. На секунду все, что меня сейчас окружает, показалось ненастоящим, как сон. А настоящее словно было там и тогда. Стряхиваю с себя наваждение.
- Паш, я скоро буду. Нет, я не в клубе, просто гуляю. Один. Да. Нет. Послушай, мне сейчас не до этого. Целую крепко, - нажимаю отбой и понимаю, что по инерции чуть не сказал «люблю». Полузабытое слово.
Когда я выхожу из дворика, в наушниках играет Агата Кристи:
Только не вернуть вечную любовь,
Слепое знамя дураков,
Вечная любовь, чистая мечта,
Нетронутая…
Нажимаю на паузу. Прошлое тем и хорошо, что его не вернуть. А любовь тем и притягательна, что не вечна.
В окнах горят огни, я иду домой. Как я и хотел, мыслей больше не осталось. Только тишина. И почему-то от этого сразу становится легко.
@музыка: Агата Кристи "Вечная любовь"
@настроение: легкий ангст
@темы: Библиотека моего притона, Влюбленный Максим, подарок кому-то замечательному, ориджи от Maxim
-
-
10.10.2009 в 17:30-
-
10.10.2009 в 17:38-
-
26.05.2010 в 01:53С этого момента поверила, что автор и вправду "выучил русский язык" в совершенстве. Фразы "не в бровь, а в глаз" говорят о тонком ощущении реальности (чего, кстати, я не увидела в "Капитане") и умении создавать четко выверенный психологический образ персонажа. На сей раз даже ошибок не нашла... зачиталась, видимо.)))
Хотя восхищенные отзывы опасны, создается впечатление, что расти-то больше и некуда ("а не сменить ли нам поле деятельности?").
-
-
26.05.2010 в 02:02